Страница 5 из 38
Благодаря Нечволодову и прочим военным и гражданским начальникам, в годы войны среди других российских городов Дальнего Востока именно Владивосток стал своего рода «рекордсменом» по части утечки «закрытой» информации – планы фортов этой крепости и ее батарей, а также общую карту города с указанием фортификационных сооружений в разгар войны секретный агент Павлова купил в Японии за 10 тыс. иен50. Другие секретные документы (планы крепости, схемы ее ночного освещения, окопов и мест расположения войск) почти открыто продавались в восточных кварталах самого Владивостока. Позднее, в январе 1906 г., перед отъездом из Шанхая на родину британский коммерческий атташе Швабе (Schwabe), «будучи в несколько веселом состоянии», хвастал соотечественникам, как ловко он обогащался в свою бытность во Владивостоке: «Перед началом войны, осенью 1903 г., Швабе вошел в сношение с кем-то из служащих в штабе Владивостокской крепости (фамилии не было сказано) и купил у него план владивостокской обороны за 5000 рублей, но когда он получил план, он заплатил лишь 1200 рублей. Затем этот план Швабе продал японцам за сумму около 15 000 иен и, таким образом, нажил»51. Борьба с японским шпионажем была поставлена во Владивостоке из рук вон плохо, а гарнизон к 1905 г. разложился.
В общем, утверждение некоторых современных отечественных специалистов по истории военной разведки, что через их ведомство прошел «цвет российской нации»52, на дальневосточный регион в интересующие нас годы не распространяется. Как отметил в начале войны один из руководителей российской военной разведки на Дальнем Востоке генерал-лейтенант В.А. Косаговский, «то, что у наших врагов давным-давно создано, нам еще только предстоит создать с нуля»53. «Этого, впрочем, и надо было ожидать, – продолжает мысль Косаговского офицер управления генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии Д.П. Парский, – так как трудно предположить, что, не позаботившись об организации тайной разведки ранее, до войны, ее могли бы наладить чуть ли не в минуту необходимости люди, только что прибывшие на театр военных действий, не знавшие страны и населения и не владевшие местным языком»54. Зато их японский коллега, генерал Я. Фукусима, хотя выразился с меньшей долей самокритики, имел-таки основания утверждать, что он и его подчиненные «знали царскую Россию в военно-мобилизационном отношении лучше, чем сами русские»55. В мае 1904 г. токийская “Japan Times” с удовольствием процитировала русского генерала, посетовавшего на огромное количество японских шпионов, переодетых китайцами, «которые слоняются в расположениях войск», причем «невозможно этому воспрепятствовать»56.
Как ни странно, все эти обстоятельства ничуть не отразились на последующей карьере ни российских военных контрразведчиков, ни большинства перечисленных военных дипломатов – в урочный час многие из них, включая Ванновского, Янжула, Самойлова и Нечволодова, благополучно вступили в «превосходительные» чины. Совсем по-иному сложилась судьба тех невоенных разведчиков, которым уже в ходе самой войны выпало ликвидировать провалы, просчеты и недоработки своих военных коллег. При этом нередко они были вынуждены действительно начинать «с нуля» и почти всегда работать в чрезвычайно сложных условиях.
С 1903 г. и на протяжении всей войны главные силы российской военной разведки и контрразведки концентрировались на Дальнем Востоке, в то время как основным полем деятельности прочих учреждений была Европа. Российские военные агенты в Китае Генерального штаба генерал-майор К.Н. Дессино и полковник Ф.Е. Огородников и их помощники капитаны А.Е. Едрихин, С.В. Афанасьев, помощник старшего адъютанта полевого штаба наместника на Дальнем Востоке штабс-капитан барон С.В. фон-дер-Ховен обслуживали в разведывательном и контрразведывательном отношениях главным образом действующую армию и получали инструкции из штаба царского наместника на Дальнем Востоке, а после его упразднения – в штабе главнокомандующего. Это же в значительной степени характерно и в отношении представителей других российских ведомств, находившихся в годы войны в Китае: МИД (посланник П.М. Лессар, консулы К.В. Клейменов, Х.П. Кристи, Н.В. Лаптев, П.Г. Тидеман, выполнявший специальную миссию в Шанхае бывший посланник в Корее А.И. Павлов и др.) и Министерства финансов (член правления Русско-Китайского банка статский советник Л.Ф. Давыдов и коллежский советник Н.А. Распопов). В целом секретные операции проводились и на территории самой Российской империи, и в областях, примыкавших или близких к театру военных действий (Япония, Китай, Корея, Гонконг, Сингапур, Индокитай, Индонезия, Индия), во многих странах Западной Европы, на Балканах, в Малой Азии и на севере Африки.
Значительная часть работы по контролю за деятельностью японских разведчиков как внутри России, так и за ее пределами была возложена на Департамент полиции МВД и его важнейшую и наиболее секретную часть, его «мозг» и «сердце» – Особый отдел. В рамках последнего в зависимости от обстоятельств, негласно, т.е. без официального учреждения, создавались временные оперативные подразделения, или группы, выполнявшие специальные функции или задания: IV (секретное) отделение, которое в указанные годы возглавляли В.С. Зыбин и А.М. Гартинг, Отделение по розыску о международном шпионстве (И.Ф. Манасевич-Мануйлов), «агентуры» жандармского подполковника В.В. Тржецяка, коллежского советника А.М. Гартинга, капитана 2-го ранга М. Луара, жандармского ротмистра (впоследствии генерал-лейтенанта) М.С. Комиссарова, того же Мануйлова. Каждое из них имело собственный немалый бюджет, свою наблюдательную и «внутреннюю» секретную агентуру и работало под непосредственным руководством директора Департамента и заведующего Особым отделом. За рубежом все эти «агентуры» тесно взаимодействовали с российскими дипломатическими представительствами, а в некоторых случаях – с полицейскими властями и спецслужбами государств пребывания. Высшие полицейские чиновники России активно обменивались секретной информацией, добытой их подчиненными, с руководителями военных ведомств и министерств иностранных дел и финансов и наоборот.
Несколько особняком среди прочих секретных служб Департамента полиции стояла Заграничная агентура – его центральный орган по наблюдению за деятельностью российских революционеров за рубежом. «В 1881 году, – сообщает исследователь этой Агентуры, – в Париже было положено начало созданию за границей целой самостоятельной организации русской политической полиции с обширным штатом служащих и с еще более значительным количеством находящихся в ее ведении секретных агентов. Постепенно этому парижскому центру была подчинена вся деятельность русской политической полиции вне границ империи царя. В последние перед войной годы ее нити из Парижа тянулись в Германию, Англию, Швейцарию, Австро-Венгрию, Испанию, во все скандинавские и балканские страны, в Соединенные Штаты Америки, в Канаду и т.д. То была мощная организация, которая ставила своей задачей быть предельно полно осведомленной обо всем, что относится к жизни и деятельности русской политической эмиграции»57. С момента основания и до упразднения в марте 1917 г. это подразделение базировалось в Париже, в здании российского посольства на улице Гренель, 79. Строго говоря, контршпионаж в компетенцию Агентуры не входил. Однако в силу ее центрального положения среди прочих заграничных полицейских «установлений» России, а также особенностей деятельности японских разведчиков на территории западноевропейских государств, в годы русско-японской войны ее роль как органа контрразведки объективно возрастала. Ее своеобразными филиалами являлись «агентуры» на Балканах, в Галиции и Берлине, созданные, соответственно, в 1889, 1894 и 1900 гг. (балканская под руководством жандармов Будзиловича и Тржецяка работала до 1903 г., а берлинская Гартинга – до 1904-го).
50
Там же. С. 26. В доме здешнего японского торгового представителя Каваками Тосицунэ (1861—1935), который с началом войны покинул город, российские контрразведчики обнаружили своего рода шпионский «прайс-лист» на английском языке: новые форты – 12 тыс. рублей, минные заграждения – 8 тыс. рублей, дислокация владивостокского гарнизона – 3 тыс. рублей и т.д., всего на сумму 69 тыс. рублей. Здешний жандармский офицер Михайлов полагал, что этот прейскурант японцу передал англичанин Э.С. Швабе, директор-распорядитель акционерного Уссурийского горнопромышленного общества, в расчете на будущую «негоцию». Характерно, что в числе пайщиков этого общества состояли комендант Владивостокской крепости генерал-лейтенант Д.Н. Воронец, агент Добровольного флота отставной вице-адмирал В.А. Терентьев, а также оба директора здешнего отделения Русско-Китайского банка – А.А. Масленников и С.Л. Эпштейн.
51
Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 846 (Военно-ученый архив (ВУА)). Оп. 16. Д. 29083. Л. 3—3 об. (Рапорт военного агента в Китае генерал-майора К.Н. Дессино начальнику штаба главнокомандующего, Шанхай, 18 (31) января 1906 г. № 91).
52
Бабаянц Ю. [К читателю] // Алексеев М. Военная разведка России: от Рюрика до Николая II. Кн. 1. М., 1998. С. 3.
53
Цит. по: Кравцев И.Н. Указ. соч. С. 58.
54
Парский Д. Воспоминания и мысли о последней войне (1904—1905 гг.). СПб., 1906. С. 22.
55
Цит. по: Вотинов А.[П.]. Указ. соч. С. 23. Сам Фукусима считался в японской армии крупнейшим экспертом по лингвистике, поскольку владел не только русским языком, но и несколькими сибирскими диалектами.
56
The Japan Times. 1904. May 20 (No. 2169). P. 4.
57
Библиотека Slavic-Eurasian Research Center (Hokkaido University). Коллекция Б.И. Николаевского. Series 132. Box 203. 203:21 (Русская охранка в Париже (по неизданным документам)).