Моя чужая жизнь

– Лика, ты меня слышишь? – спрашивал незнакомый мужской голос. – Можешь открыть глаза? Ничего пока не говори.

«Смешной человек, – Лика немного успокоилась. Вокруг люди, она их слышит, значит, живет. – Я ничего и не могу сказать. О, боже! Я парализована?»

Девушка попыталась открыть глаза, но сколько ни прилагала усилий, ни одна ресничка не шелохнулась. Ей казалось, что ее здоровое сознание находится в чужом теле и не может управлять им.

– Лика вы меня слышите? Попробуйте открыть глаза, – продолжал твердить доктор.

Девушка понимала, что он пытается привести ее в себя, и очень старалась, но… Она слышала только этот голос. Через минуту силы иссякли, и она прекратила попытки.

– Бесполезно. Видимо, еще не пришло время, – сказал кому-то доктор.

– Александр Петрович, вы тогда сами побеседуйте с ее безумным папашей. Я его боюсь.

– Наташа, ты должна уже привыкнуть к любым пациентам и их расстроенным родственникам, – упрекнул женщину доктор.

– Но не к этому. Вы бы видели, как он здесь появился! Пьяный мужик в грязной футболке и трусах, в ботинках на босу ногу орал на всю больницу: «Отдайте мою дочь!» Волосы всклокочены, глаза красные, от самого разит, как из бутылки водки, а права качает. «Да, это мой папка!» – неожиданно с гордостью подумала Лика. – «Если ему что-то надо, он всегда требует свое сразу и очень громко».

– Правда, а сейчас выглядит вполне прилично.

– Ну, это он за последние дни немного пообтесался. Постригся, переоделся, и взгляд стал осмысленным, а сначала, ух! Его просто перестали в таком виде пропускать к дочери, вот он затих. Не понимаю я жизнь! – эту фразу Лика уже едва расслышала, будто она доносилась издалека. – Как может быть у изящной и хорошенькой девушки такой папаша!

Хлопнула дверь, и наступила тишина.

«Да, я хорошенькая!» – покрасовалась про себя Лика. Нет, она не считала себя красавицей, просто некогда было особенно собой любоваться. Но от мамы ей досталась субтильная внешность: рост, про который говорят «метр с кепкой», вес сорок девять килограммов (подружки завидовали: парни на руках ее носить будут), и лучистые зеленые глаза. Густые светлые волосы она убирала в привычный хвост на затылке, а когда ходила на дискотеки и в клубы, распускала по плечам. Длинные не отращивала: возни и ухода за ними много.

Лика вообще не очень пока обращала внимания на свою внешность. Макияж, маникюр, дорогие салоны, наряды от кутюр – все это было настолько далеко от ее жизни, что она даже не задумывалась по этому поводу. Она жила одним днем: работа, отец, вечером по выходным дискотека, реже клуб. Вот и вся жизнь молоденькой девушки.

В голове зазвенело. Что там говорила женщина? О каких последних днях? Получается, она в больнице уже не один день? А сколько?

Ответа не было, а от напряжения заболела голова. Появился шум в ушах. Лика уже не слышала голосов из коридора, но зато где-то внутри ее мозга родился тоненький детский плач. Он звенел и вибрировал, вгрызался в сознание и скоро заполнил его целиком. «Господи! Неужели так трудно успокоить ребенка!» – застонала мысленно она, но сразу вспомнила семейную фотографию с приклеенной зеленой бумажкой на животе мамы и ужаснулась: «Это мое наказание за тот детский поступок».

Плач не умолкал. Он пропитал всю комнату, где находилась Лика, а потом оттолкнулся от стен и вылетел в окно. Скоро Вселенная заполнилась детским голосами, которые звали маму. Девушка отключилась.

Когда она во второй раз очнулась, малыш хныкал прямо над ее ухом.

– Егорушка, мама болеет, – кто-то рядом уговаривал ребенка. – Пойдем, мой мальчик, я тебе новую машинку купила.

– Я к маме хочу. Пусти! Ты плохая, ты домомучительница! – Лика услышала звонкий хлопок, будто кого-то ударили по руке.

– Егор, так нельзя себя вести.

– А почему? – это уже голос девочки.

– Все в порядке, – неожиданно произнесла Лика и приоткрыла глаза, – пусть дети останутся.

Она смотрела на три лица, наклонившиеся над ней, и пыталась вспомнить, где она их видела. Сознание возвращалась медленно. А, это семья, которая живет в большом доме. Лика облегченно вздохнула: не совсем память отшибло, когда она ударилась об асфальт. Слева кольнуло – Лика замерла, прислушиваясь к себе – отпустило. А почему она ударилась? Но завершить цепочку воспоминаний не дали малыши.

– Мамочка!

К ней с двух сторон кинулись дети. Они кувыркались на кровати, целовали ее в щеки, щекотали волосами лицо, обнимали.

– Вероника Сергеевна, как вы нас напугали!

– Мамочка, ты чуть на землю не упала! – кареглазая девочка с восхищением смотрела на нее. – А чашки все полетели со стола и разбились. Представляешь! Ни одной не осталось!

– Правда? – Лика посмотрела на женщину, кажется, ее зовут Мария Владимировна.

– Да бог с ними, с чашками! Купим новую посуду, – домработница улыбалась во весь рот и выглядела абсолютно счастливой.

– Мамочка, у меня бо-бо, смотри, – к носу Лики приблизилась пухлая ручка со смешной мордашкой детского лейкопластыря.

– Ага! Это кусочек чашки прямо в Егорку попал. Так интересно! – девочка потрясла кудряшками и развела руки. – А он, плакса, все плакал и плакал. – глаза малышки блестели от переполняемого ее восторга.

– Мне больно было! Ты ничего не понимаешь, Настя! – Егор размахнулся и ударил сестру по плечу.

– Бе-бе-бе! Мама, он дерется!

Мария Владимировна схватила их за руки и развела в разные стороны.

– Дети, быстро идите вниз! – приказала она. – К вам Юля пришла, заниматься пора. Уже пятнадцать минут ждет.

Малыши, тут же забыв о конфликте, наперегонки выбежали из комнаты. Еще какое-то время звучали их звонкие голоса, потом наступила относительная тишина. Лика попыталась сесть, и у нее это неплохо получилось. «Странно, совсем недавно я даже не могла пошевелиться. Ах, да, это же не мое тело! Ничего не понимаю. Это больница мне приснилась, или, наоборот, я в данный момент сон вижу?»

Она посмотрела на Марию Владимировну, потом взяла ее за руку. Ладонь как ладонь. Живая, мягкая. Теплая и сухая. Лика поднесла ее к лицу и принюхалась: пахнет ванилью. Потом посмотрела на домработницу и поймала удивленный взгляд серых глаз, слегка подведенных бирюзовым карандашом. Обе женщины смутились. Лика отпустила руку, а Мария Владимировна спрятала ее за спину.

– Я могу встать?

– Конечно. Скоро Кирилл Андреевич с доктором приедет. Он тоже перепугался. Давно у вас обмороков не было.

– А раньше часто я так падала? – осторожно поинтересовалась девушка: надо же как-то выяснить, что с ее телом происходит. Может, тогда она будет с ним обращаться осторожнее.

– А вы не помните? – Лика опять поймала странный взгляд. «Нет, с вопросами надо повременить», – решила она и осторожно встала.

Тело ее прекрасно слушалось. Она дышала полной грудью, боль исчезла. Лика оглядела мятое платье.

– А кто меня сюда принес? Вы?

– Ну, что вы, – засмеялась Мария Владимировна, – я не настолько сильна. У нас охрана есть для таких случаев. В ее кармане завибрировал телефон. домработница взяла его в руку. Посмотрела и заторопилась. – Кирилл Андреевич приехал. Слава богу!

Лика сразу напряглась: пережить общение с незнакомыми детьми и женщиной было возможно, если немного под них подстроиться. Но мужчина! Это уже совсем другое. Как ей себя вести? Что делать?

В груди застучало сердце. Лика уже поняла, что волноваться нельзя, иначе можно запросто опять оказаться в обмороке. А как тут не волноваться? Она осторожно вздохнула и прислушалась к себе: вроде бы все в порядке.

– Я хочу переодеться, – сказала она домработнице, и та засуетилась, побежала к гардеробной комнате. – Я сама хочу выбрать платье, Мария Владимировна.

Женщина остановилась, посмотрела на нее внимательно и пошла к выходу. Наконец Лика осталась одна. Она подошла к вешалкам с одеждой, прикидывая, что могло бы понравиться тому прекрасному мужчине, которого она видела раньше. Она уже поняла, что ее спортивный стиль здесь не подойдет, да и ни одной подобной вещи в этом роскошном гардеробе не было.