Страница 2 из 14
Очевидно, бог был прав, создав вавилонский лингвохаос. Меньше контактов – меньше конфликтов. На пляже народ со всего мира, языково разобщен. И слава богу, ибо всем ясно, что совпадение симпатий, языка и ситуации если и желательно, то мало реально.
Шустрые азиаты играют на банках с водой. Факиры лопают огонь и плюются серой.
Дома барселонских богачей – в мозаике, резьбе, скульптурах и инкрустациях, с балкончиками и щедрой позолотой. Много узорных решеток, скульптур, мраморных вставок, врезок, колонн, перемычек. Странные, удивительные строения, поражают силой камня. На площади – статуя Командора, открывшего секрет земного шара. Он указывает вечным пальцем: «Двигаясь на запад, попадешь на восток. Двигаясь на восток, попадешь на запад». Под его чугунной рукой продают попугаев, черепах, варанов, канареек. Художники вырезают профили, пишут анфасы. Кто-то плетет африканские косы. Танцуют фламенко, бьют чечетку, вертятся колесом.
Одна пожилая женщина в плаще-болонье наяривает на аккордеоне «Катюшу». Лицо родное, советское. Между песнями спросил у болоньи:
– Откуда, родная?
– Из Воронежа.
– Каким ветром?
– Дочка замужем была, да муж выгнал. Вот и побираемся. – Она честно посмотрела на меня.
Дал ей денег:
– «Сулико» можешь сыграть?
Понимающе хмыкнув, она поправила баян и громко объявила, удивляя посетителей кафе:
– Посвящается Иосифу Виссарионовичу Сталину!
Любимая песня вождя мирового пролетариата и грозы империалистов, чтоб им всем пусто было! – добавила она тише и потом долго и неумело играла «Сулико», перемежая ее «Подмосковными вечерами» – очевидно, вождь их тоже любил.
Вечером над пансионатом низкие, крученые облака. Деловито куда-то ползут. Хоть бы ночью небесный сторож не забыл поставить на вахту беспечный ветер. Тогда облака уйдут прочь и откроют желтую улыбку солнца. А пока – сидеть на балконе, пить виски и смотреть на море.
Внизу играют интеллигентные западные дети. Никто не орет, не пищит, не визжит, не плачет и не дерется. Все чинно-благородно роются в песочке или за столиками вместе со взрослыми тянут через соломинку кока-колу, глазеют по сторонам, постигают с детства этикет этики. Это им потом в жизни очень пригодится.
А после долгого прослушивания испанских песен стало ясным: если надо чисто и аккуратно убить человека, то лучше всего привязать его к динамику и заставить слушать громкое и заунывное, без начала и конца, испанское пение под загробный стук кастаньет, будто скелеты танцуют ламбаду.
Наутро, на похмелье, лучше всего опять пить виски, предварительно зарыв его в песок и нагрев до +42°. Грамм 70 – и тут же солененьким запить: божий рассол тут же плещется. Постоять на солнце, подождать. Выкурить сигарету – и повторить. Всего три раза, с перерывом в десять минут. А потом – лечь где-нибудь поспать в ложбинке… А во сне увидеть, как у палитры мурлычет Мурильо. И Хуан Миро пишет перо и пьет с Лоркой вино с хлоркой. А кто там в пыли?.. Сальвадор Дали?.. На веранде ему постели!.. Эль-Греко отгрыз себе веко. Гойя лишился покоя. И наконец, Торквемады громада плывет, как армада…
На пляже никто никому на нервы не действует. Никто никого не клеит и не шьет. Все заняты общением с солнцем. Очевидно, бог был прав, создав вавилонский лингвохаос. Меньше контактов – меньше конфликтов. На пляже народ со всего мира, языково разобщен. И слава богу, ибо всем ясно, что совпадение симпатий, языка и ситуации если и желательно, то мало реально. Поэтому никто не спешит, все больше прислушиваются и присматриваются.
Все спокойно на священном берегу Медитерании. И если есть немного свободных денег, то лучше всего купить тут отель, пансионат или доходный дом. Никакой Черномырдин его не приватизирует. И трижды безрукий Геращенко не похитит. И ненавистный народам Чубайс на ваучеры не пустит. И никакой другой вор-государственник или народный шут, под шумок грабящий свою смеющуюся публику, этот дом не отнимет, если документы в порядке. Тут другие законы, хоть и испанские. А солнце людям всегда нужно. Оно, хоть и бесплатное и общее, но дорого стоит, если за ним с севера приезжать.
Ночью бог, вместо того чтобы убирать пляжи и солить моря, занимался разбоем и грабежом – полыхал молниями, бил громом, корчевал деревья и дебоширил в гавани, переворачивая невинные корабли, ломая хребты мачтам и срывая покровы парусов. Хватит, бог, успокойся, отдохни! Корабли ни в чем не виноваты! Они – только покорное дерево, глупое железо и простодушная ткань. А главные бунтовщики, которые рыскают по твоим владениям и разнюхивают твои секреты, – это люди, не корабли. С них и спрашивай. Их и карай, если надо. Но оставь жить! Даже генерал Франко не шурует спозаранку. И Лойола не пакует людишек в три слоя.
На пальмовой аллее познакомился с инженером из Москвы. Он, как и я, уже много лет работает в Германии по контракту, а раньше часто бывал по служебным делам в моем родном городе, о чем он с ходу стал вспоминать:
– Господи, как было хорошо в Тбилиси! Сказка! Помню, поехали мы контракт подписывать. После официальной части повели нас в ресторан на фуникулере, на горе Святого Давида. Сидим на веранде. Май, божественная погода. Весь город в дымке. Лежит, как на блюдечке. Справа, помню, замок на обрыве стоял и дома к скале прилеплены…
– Ортачала, – подсказал я.
– Вот-вот. Кто-то играет в зале на рояле. Ветер раздувает занавески. Стихи, тосты, глаза красавиц… Пение. Ощущение братства, покоя, гордости и правоты… Стол, конечно, ломится. Я выпил уже достаточно. Вдруг вижу: два повара выкатывают на веранду тележку с ящиком сливочного масла, примусом, котелком и горой сырых цыплят. Думаю – что такое? Дверью ошиблись? Ничего подобного! К нам пришли! Повара поприветствовали нас, выпили по рогу, разожгли примус, поставили на него котелок, развернули брикеты, покидали масло в котелок, растопили. Дождались, чтобы закипело – и начали окунать в это желтое варево цыплят! Берут за кончик крылышка, окунают на пару минут – и готово: шипит на тарелке!.. Такой вкуснятины я в жизни не ел, хотя и поездил по миру… Эх, да что говорить! Мне хотелось прямо с этой веранды взлететь в небо! Я не шучу!
Я знал, что он не шутит. Я даже был уверен в этом. Потому что вырос возле этой Святой горы. И знаю, как пахнет май. И как хорошо виден с фуникулера город, дом и двор. И какими обольстительно-тайными могут быть глаза гордых красавиц.
Поговорив о том о сем, сошлись на том, что людей сердечнее, дружественнее, талантливее и гостеприимнее, чем в свое время в Тбилиси, нам уже нигде не встретить. Однако обрывки цепей, разорванных при ломке советского мира, сейчас больно бьют по обществу, и жить одинаково тяжело как в Тбилиси, так и в Москве. И нет желания прозябать в рабстве, нищете и произволе. Да и после стольких лет в Европе вряд ли уже возможна дорога назад, в недостройку. Одной рукой за два места не ухватишься, надо выбирать.
Помолчали. Выпили «Столичной», произведенной в Мадриде. Инженер рассказал, что оформляет сейчас бумаги на развод: женился на немке, а жить не может – разные менталитеты. Жена по имени Армгильда живет своей жизнью, вопроса «где была и что делала» задавать не позволяет, ездит куда вздумает и ходит по кафе и ресторанам.
– А я в гробу видел эти немецкие рестораны! Чего туда ходить? Только деньги тратить! Немецкий ресторан – это же морг, где вокруг белых столов сидят мумии и молча жуют человечину! Когда я ем, я глух и нем! Спасибо за такое угощение! В столовой крематория обедать веселее!
Потом он недобро вспомнил, что недавно был по работе в Индии и познакомился там с интересным решением супружеских проблем. Если какая-нибудь из жен надоедает, стареет или болеет, то индус идет на угол, покупает банку бензина, обливает им жену и поджигает ее. А потом стремглав бежит в полицию и сообщает, что произошло несчастье – жена на себя керосинку перевернула и сгорела дотла. На кухне, особенно в Индии, чего не бывает!.. Полиция понимает (сами мужчины). Семьдесят процентов смертей – от керосинки, всем известно. Пара рупий снимает ступор. Жену – в хижину-морг, а для индуса – новый торг: жену искать и приданое считать. Следующую жену тоже ждет огненное перевоплощение. И так – сколько бензина хватит.