Страница 4 из 27
А затем случилось страшное.
Меня вызвали к директору и сообщили, что мои родители мертвы, за обучение платить некому. Так что я должен собрать вещи и покинуть гимназиум.
Мертвы?
Я не поверил собственным ушам.
Мы жили по разным полисам и постоянно держали связь. В мире утраченных технологий никто не помнил о смартфонах и мобильниках. Бумажная почта доходила медленно, и лишь немногие аристо могли пользоваться проводными телефонами и телеграфом. Визоры, разумеется, наблюдали за далекими землями без помощи каких-либо устройств. В общем, я отправился на переговорный пункт, заплатил пять медных монет и заказал разговор с родительской усадьбой. Телефонистка не смогла нас соединить - никто не отвечал.
Дальше события закрутились с сумасшедшей скоростью.
В гимназиуме меня ждал дед, о котором я прежде не слышал. Дед, игнорируя замки и ключи, влез в мою комнату. Я открыл дверь и обнаружил старика с мечом и рюкзаком. Дед заявил, что мне угрожает опасность, и надо уходить из полиса как можно скорее.
Мой род оказался втянутым в клановую войну.
Это всё, что я знаю.
Родители, братья и сестры, все, кого я знал, - мертвы. В полис Визбург нельзя возвращаться. Как и в Умгард. Кроме того, по моему следу пустили убийц, так что мы вынуждены держаться подальше от крупных поселков и торговых трактов. Я больше нигде не учусь. Мой удел - Пустошь.
Судя по воспоминаниям Платона, я сморозил какую-то глупость. Решил в одиночку прогуляться по лесу к заброшенному городку. Чудом не нарвался на мародеров, а вот уйти от небольшого стада зомби не смог. Даже не стада, а группировки. Счастье, что дед почуял неладное и последовал за мной. До этого мы три недели провели в лесной хижине без света, газа и электричества. Питались грибами и ягодами, расставляли силки на птиц. Удили рыбу в небольшой речушке. Я учился работать с мачете и боевым ножом. Не очень успешно. Старик всё время ворчит. Мол, век у него недолог, а я толком не умею за себя постоять. Это правда. Платон Верский - позор своего рода. Рожденный силовиком, не умеющий накапливать пси-энергию, не освоивший фамильные боевые техники. Никто и ничто.
- Какой у нас план? - спрашиваю я.
За прошедшие два года я понял, что единственный способ переключить старика на позитивный лад - обсуждение конкретных вопросов.
- Ищем новое убежище, - нехотя ответил дед.
- А старое чем не годится?
- Ты видел наших соседей, - дед ткнул большим пальцем за спину. - Они тебе понравились?
- Не очень.
- Мне тоже.
Сейчас разгар лета и путешествовать удобно. Если не идет дождь. А дожди в этих местах, по словам деда, начинаются в июле. Осень и зиму мы стараемся проводить в заброшенных коттеджных поселках. Выбираем добротные дома - каменные или печатные. Автономные. С дровяной печью, теплыми стенами, не протекающей крышей. Отыскать нечто подобное - большая удача. Человеческое жилье, если за ним не присматривать, постепенно разрушается.
Путешествуем пешком.
В мире почти не осталось бензина, так что автомобилями пользуются единицы. Кочевники переходят на лошадей и собачьи упряжки. За два года нам повезло лишь однажды - на какой-то богом забытой даче мы напоролись на два композитных велосипеда. Такие штуки не ржавеют, но колеса приходится подкачивать. Мы проездили на этих великах до самой зимы, а после выпадения снега их пришлось бросить. И встать на самодельные лыжи, которые дед выпилил из листов, напоминающих фанеру.
Вот такая у меня теперь жизнь.
Чем-то напоминает "Дорогу".
Или "Безумного Макса".
Хотя нет, о чем это я. Тут же бензина почти не осталось. Когда зомби наводнили мир, накрылась медным тазом вся промышленность. Химическая, в том числе. Планета медленно, но упорно скатывается в пасторальное средневековье. Кланы поддерживают в полисах некое подобие цивилизации, но за пределами укрепленных городов начинается дичь.
Тропинка вывела нас к железнодорожным путям.
Редкий образец сохранившегося полотна.
По лицу деда вижу - недоволен. Еще бы. Новые шпалы, гравийная насыпь. Рельсы не ржавые. О чем это говорит? Правильно. Веткой пользуются. Тут могут проезжать дрезины мародеров, охотников за хабаром, либо водородные поезда западных кланов. На открытой местности мы превращаемся в легкую добычу.
- Тормозни, - говорит дед.
И лезет в боковой карман рюкзака за картой.
Я принадлежу к вырезанному роду Верских. Как и мой дед, если принять его слова за правду. Вот только фамилию свою этот странствующий самурай никому не называет, а себя предпочитает именовать не иначе как Хидео. И да, вы же помните, что этот чувак похож на бурята? А я на него совсем не похож. Руки чешутся раздобыть какое-нибудь зеркало и увидеть там свое отражение, вот только зеркало мне в походе явно не светит. Разве что гладь лесного озера на рассвете. Память подсказывает, что лицо у меня славянское. Так что старик Хидео - вообще не пойми кто.
Как вы понимаете, я уже задавал ходячей мясорубке скользкие вопросики. На что получил уклончивые ответы. Дескать, были у нас в роду выходцы из Забайкалья. А как так вышло, что всех перебили, а дед остался? А не был он, видите ли, в родовом поместье. Путешествовал, созерцал, выполнял всякие-разные задачи.
Выглядит всё это дерьмо притянутым за уши.
И я бы, наверное, не дернулся в Пустошь из защищенного полиса с неизвестным хрычом, если бы не одно "но". Сразу после того, как Хидео объявился в городе, на меня напали. Впрочем, это отдельная история.