Стилист

Я выбежала на улицу, старалась угомониться. До дома было не близко, не пройти пешком быстро. Спускаться в метро, да еще и вниз по эскалатору настроения было крайне затруднительно, в порыве чувств поймала такси. Донеслась. Мой подъезд. Лестница. Примите меня, мои милые обшарпанные стены. Звонок в дверь. Кристина в солнечных очках ходит по дому.

– Ты куда-то собралась? – поинтересовалась я.

– Да-да, дела-дела – мурлыкала Криста. – Вот, посмотри, красные запонки, хочу сделать подарок. Как, кстати говоря, все прошло?

– Oh, it was perfectly wonderful! – я произносила эти слова, как будто пело популярную песню радио. – Все было быстро и странно. Но в целом здорово! – Я выдохнула этот подъем. Вдруг задумалась, то ли она имела в виду, на что я ответила. Настроение плавно стекало в грусть. Тут заиграл телефон. Меня вызывал Глеб. Очень это было вовремя:

– Здравствуй.

– Хм, привет, – слышу в трубке. У меня от этого мурашки по коже и хочется как бы выплеснуть эмоцию. – Я сейчас сижу фотографии обрабатываю, и хотел спросить кое-что по твоей части для предпоследней съемки… – он сказал про ряд фактов. Вопросы заставили меня сконцентрироваться, внутри все сжалось, я ответила и умолкла. После некоторой паузы он спросил:

– Ты как?

– Ой, ты знаешь, такая тоска накатывает порой. Я не могу делать тогда, что нужно. А что нужно делать? За что взяться? Одно становиться бессмысленным, а другое важным. И как-то ноет, ноет струна, и краски оттого теряют свой блеск.

– Откуда же тоска, все же хорошо, посмотри какая хорошая погода сегодня.

Я посмотрела на Кристину, которая не снимала очки. Действительно, было солнце. Она ушла, я осталась одна. Села в кресло и стала рисовать беспорядок в комнате. Предприняла попытку убраться, немного преуспела, но потом поняла, что это бессмысленно, и продолжила украшать листы блокнота. Каждую деталь мусора старалась сделать как можно красивее, рисовала голос Глеба. Приди, пожалуйста, покой. Будь со мной.

Перед сном мы с Кристиной как обычно долго болтали. Я сделала педикюр и покрывала ногти лаком. Это будет заметно, когда буду носить босоножки. Яркие пятна будут выделяться среди всех полутонов. Ум варил образную конечность. Я перестала слушать Кристину и погрузилась в свои грезы. Что значит для меня мое тело? Я стремлюсь украсить его, но что было бы красиво, а что нет? Мне нужно это понять раз я хочу делать хорошие съемки. Это и сугубо профессионально, и сугубо лично. Допустим, кто-то смотрит на меня, представим взгляд со стороны. Понравится ли ему цвет лака и то, как он подходит к босоножкам, к платью? Думаю, меня как законодателя стиля это не должно волновать. Я же творец. Так выходит. Если я говорю фиолетовый – значит фиолетовый. У меня нет страха перед Богом за свой выбор, как у средневекового человека. Но что же заставляет думать об этом? Цвета равнозначны, что-то хрупкое должно быть в таковом устройстве мира. Нет для меня источника идей, нет и уверенности в принимаемых решениях. В мире разных цветов я превращаюсь в игральные кости, рулетку. Я могу лишь использовать готовые цвета и образы, но мне хотелось бы придумывать и самой. Я повторила вслух:

– Мне хотелось бы делать что-то самой, – закрыла глаза и уснула. Мне приснился кошмар.

Я брожу по лесу, девственному, ничем не обремененному. Меня не волнуют вопросы о том, кто я и куда я иду. Я прохожу мимо коряг, срываю лесные ягоды. Царапаюсь, плачу, но ранка очень быстро заживает, становится незаметной, и я забываю. Я наслаждаюсь чистым воздухом, цветами веточек, елей. Кое-где встречаю пух, он виден в лучах пробивающегося солнца. Обнимаю синие стволы древних дубов. Слышу отзвуки насекомых и уже не знаю о чем они. Оставляю на камнях каракули. Меня завораживает водопад. Так долго я могу смотреть на него, и так медленно при этом все происходит. Я осознаю свою чистоту в его водах.

Шагаю дальше и вижу поле, выхожу, и рыжее солнце заставляет щуриться. Мне постоянно мерещится что-то в кустах, как будто я хочу что-то найти. Подхожу к колодцу, смотрюсь в воду. Мне очень хочется узнать как можно больше о себе, воде, обо всем вокруг. Я дотрагиваюсь до воды, плескаюсь, брызги стремительно разлетаются в разные стороны. Срываю травы, некоторые растения источают едкий сок. Я бегу по тропам, разгоняюсь, чувствую, как ускоряется кровь в моих жилах, но я не думаю об этом.

Передо мной ворота. Вероятно, это часть какого-то села. Я захожу внутрь и вижу скотный двор. Никогда раньше не видела такое количество разных зверей и птиц. Есть там и серый похожий на деревянную статую осел, и боевые петухи, и розовые жирные свиньи. На дереве сидит обезьяна, которую я дергаю за хвост. Я топаю, и звери разбегаются, птицы разлетаются. Захожу в сад и утоляю голод вишнями и яблоками. Малина такая душистая, стараюсь о ней заботиться. Съедаю сливу, но косточку не выбрасываю, а сажаю дерево. Вилами расчесываю волосы.

Вдруг слышу детский смех, и действительно, неподалеку в песочнице играют ребята. Они все грязные, лепечут что-то. Очень приятно на них смотреть, некоторые в веснушках. Кажется, они из-за чего-то поссорились и расходятся. Я сажусь за деревянный стол, рисую и пишу сначала то, что само приходит в голову, потом стараюсь наделять надписи смыслом, начинаю изображать существующее в природе, думаю о человеке. Изо дня в день мне все больше хочется постичь истину. Я наблюдаю и запоминаю, дерево – отличный материал для размышлений. Через некоторое время оно превращается в труху, ошибки оказываются забытыми и неважными. С неба обрушивается ливень, по земле текут ручьи, мне становится свежо, затем прохладно. Я укрылась в беседке, пью розовый чай. В меня проникает какая-то решительность, хочется больше тепла.

Я сажусь в колесницу и еду в город. Извозчик ругается, когда начинает сильно трясти на кочках. Мы проезжаем пашни, лесные угодья. Люди копают землю, орошают почву. Крутят свои жернова мельницы, они высоки, дотрагиваются до облаков. Однажды в окно увидела войну. Щит, меч и человек, железо и живая кровь стали главными действующими лицами. Один убивает другого, его затем убивает кто-то третий. Разрушение, захват, добыча, разлука матери и детей указывают нам на наши ценности и нравы. Алчность, жажда иметь все блага становятся достойным продолжением добродетели и гармонии одного дома. Стрела попадает в сердце, и я представляю, как сильно могут люди любить друг друга. На воинов дуют ветра, изредка они подсказывают дорогу и оказываются забытыми во время битвы. Яростные глаза видят мясо, разруху, вставленный в петлицу цветок по возвращении домой. Сила человека служит идеалам смелости, доблести, за предков и для потомков.

Городские стены заставляют меня собраться духом и всерьез отнестись к людям, которых я встречаю. Я решаю идти по улице пешком, ноги непривычно себя чувствуют на мостовой. Может быть, река, которая здесь протекает, берет свое начало где-то там, в лесу, у водопада, который вспоминаю. Подхожу к торговым рядам, вижу толстые смуглые лица продавцов всякой всячины. Спрашиваю у них про цены и как пройти в центр. Они все отвечают какую-то тарабарщину. Тем не менее, я примерно понимаю, какое из направлений нужное. На рыночной площади собирается все больше и больше народа, мы невольно задеваем друг друга плечами, что кажется мне слишком неудобным. На одежду оседает пыль и мне хочется поскорее уйти отсюда. Вдруг я вижу, как молодой человек крадет с прилавка несколько предметов. Его замечают, схватывают и наказывают болью тут же. Мне тяжело на это смотреть, я стремлюсь отвлечься архитектурой зданий.