Страница 12 из 20
– Нат, – я останавливаюсь у тяжелой подъездной двери, – а тебе разводиться не страшно было?
– Страшно, – пожимает плечами Наташка, – только терпеть закидоны Ермакова и дальше я была не согласна. Я у себя одна. И у Аленки тоже. А ты чего спрашиваешь-то, Насть?
Я сбегаю от этого вопроса, притворившись, что нырнула в подъезд раньше, чем расслышала.
Место для студии Дэна когда-то нашла я. Я же уломала хозяина той квартиры сдать её именно нам, у него были и более спокойные варианты квартирантов, чем какие-то там "видеоблоггеры". И место для студии было самым подходящим – не так далеко от центра, очень удобно для приглашения каких-нибудь гостей эфиров. Да и места в шикарной четырехкомнатной квартире нашлось буквально для всего. Просторная кухня, естественно, отдана во властвование Дэну, это его царство, в котором без него и вилку подвинуть нельзя.
В соседствующей с кухней комнате, с убранной для удобства съемок стеной, устроены оператор, монтажер и звуковик со всем их огромным количеством оборудования. Остальные комнаты распределены "по потребностям", среднюю – отдали бухгалтерии в лице приходящей Людочки и Олечки, занимающейся какими-то ежедневными мелочами, еще одну поменьше выделили под гримерную, и самую маленькую и дальнюю по расположению от входной двери – пожертвовали секретарю. То есть мне.
Дверь в бухгалтерию закрыта, и оттуда доносится хихиканье – Людочка сегодня на месте и явно рассказывает своей подружке что-то интересное. Очень интересно – что именно? Когда я прохожу мимо – меня снова начинает тошнить. Если бы я не дорожила памятью о вкусных коричных булочках Эмиля Бруха – я бы поддалась этому порыву. Но вот еще, расставаться с этой вкуснятиной из-за какой-то гадюки!
Я слышу шум и ругань в гримерной, Назаров готовится к эфиру, и треплет нервы своими бесконечными придирками гримерщице Маше. Терпит она его только из-за того, что он хорошо платит. Ну, что ж, его внимание занято, поэтому я могу без особых трепетаний пройти мимо раскрытой двери гримерки.
Увы, не все так проходит, как мне хочется.
– Настя! – голос Дэна настигает меня уже у самой двери. Приходится остановиться. Нацепить на губы самую стеклянную из моих улыбок. Развернуться.
Ради меня его величество даже вышел из гримерки. Белый фартук на голом торсе – по понедельникам у нас эфиры топлесс. Фартук сидит отлично. Плечи – тоже, что надо, спасибо антифитнесу, кроссфиту, и всему остальному, чем Дэн занимается, чтобы оставаться в форме. Жаль, что я не могу спустить кожу с этого мерзавца.
Господи, как же больно…
Я даже не понимаю, как мне сейчас дышать.
– Ты опоздала, – прохладно и невозмутимо сообщает мне Дэн. Будто бы это он на меня сердится и дает мне повод одуматься. И маленькая виноватая девочка, живущая в моей груди, начинает тихонько хныкать. Только черта с два я на это еще поведусь. В этот раз ему не удастся сделать вид, что у нас все хорошо, это я сама себе проблемы придумала.
– Я подавала на развод, Денис Викторович, – я скрещиваю руки на груди, игнорируя его тон, – а в метро не слышала звонка. Можете меня оштрафовать за опоздание.
Я почти по-армейски четко разворачиваюсь и ухожу в свой кабинет. Опускаюсь на свой стул, включаю компьютер, прикрывая глаза.
Заявление. Нужно написать заявление на увольнение и выбить себе право уйти сейчас.
– Где ты ночевала? С кем? – дверь за моей спиной сердито стукается об косяк второй раз.
И развернувшись, я наблюдаю его светлость Дениса Викторовича багровым от гнева.
– У тебя сейчас тоналка потечет, – холодно замечаю я и отворачиваюсь к прогружающемуся ноутбуку.
И пусть в том, что я ночевала у Алинки и даже договорилась с ней на временное использование её жилплощади как своей – нет ничего криминального, отчитываться Назарову я точно сейчас не буду.
– Где! Ты! Ночевала? – Назаров резко дергает мой стул за подлокотник, заставляя его развернуться вместе со мной. – Ты моя жена, Настя, не забыла?
А ты, ты не забыл? Видимо, Людочку трахал, чтобы память прояснить?
– Твоя жена я не до конца жизни, – парирую я, снова скрещивая руки на груди. От злости Дэна хочется защититься хоть чем-то. Он натурально кажется мне неадекватным.
Пальцы Назарова стискивают мой подбородок. Он буквально заставляет меня встретить его взгляд напрямую.
– Я спрашиваю в последний раз, – тихо рычит он, – где?
Угрожающе. Аж мороз по коже идет.
Нет, он не поднимал на меня руку, ни разу за пять лет нашей совместной жизни. Но…
Я могу припомнить несколько случаев, когда до этого почти доходило. Не доходило, потому что я отступала, и он спохватывался. Извинений я не дожидалась в этом случае, разумеется. Потому что предполагалось, что я виновата и сама его до такого довела.
– Спрашивай с Людмилы, – устало отрезаю я, выдерживая яростный взгляд Дэна, – ведь именно с ней тебе приятней исполнять супружеский долг, не так ли?
Вот он – тот самый момент, когда колет в кончиках пальцев, когда ощущаешь, что до самого паршивого исхода остается совсем немного, всего лишь какая-то паршивая горстка секунд.
Только сегодня я отступать не хочу. И если он только поднимет на меня руку – прокатится до ментовки, возьмет себе отпуск суток на четырнадцать. Вот его подписчицы-то опечалятся.
Пальцы Назарова разжимаются, я буквально слышу, как он поскрипывает зубами, заталкивая свой гнев поглубже.
– Извини, – хрипловато и даже с попыткой звучать виновато выдает Дэн, – ты так резко вчера убежала. Выключила телефон. Пропала.
– Только не ври, что ты волновался, – я снова поворачиваюсь к компу, касаюсь мышки и ощущаю, как на самом деле у меня вспотели ладони. Я терпеть не могу, когда Назаров вот так расходится, даже без последствий – он выглядит всегда жутковато в такие минуты, – неужели Людмиле не понравилось, что вы вскрыли карты? Или уже не так остренько без ощущения, что вас вот-вот застукают?
– Насть, ну прекрати, – Назаров выбирает другую стратегию, на этот раз пытается казаться милым и даже подлизывающимся, – у нас с ней ничего серьезного.
– Ну, точно, ничего серьезного кроме секса, – киваю я меланхолично, – Денис Викторович, вы мешаете мне работать. У вас, между прочим, эфир через полчаса, а грим теперь надо править. Опаздываете сегодня?
Опаздывать Дэн терпеть не может, это я прекрасно знаю.
– Мы еще поговорим, после эфира, – клятвенно обещает мне он, и это снова смахивает на угрозу, – только зря ты даже думаешь о разводе. Я его тебе не дам.
У меня внутри что-то боязливо подрагивает. А вдруг и вправду не даст?
Да нет, бред это все. Двадцать первый век на дворе, и для развода согласие мужа не обязательно.
Только вот, кажется, зря я даже рассчитываю на то, что мне удастся уйти с этой работы раньше оговоренного срока.
С ума сойти, сколько у нас, оказывается, персонала. Нет, я и до этого знала, разумеется, но за две недели моего отпуска я как-то отвыкла от этого постоянного зудежа, хлопков дверей, шепотков за спиной.
Да-да, за спиной.
Весь день отсиживаться у себя – идея не очень, особенно когда на тебе висит масса мелких организаторских задач, я хожу и до гримерки, и до студии, все по рабочим вопросам, хотя – если честно, от любопытных взглядов с удовольствием бы спряталась в самый дальний уголок.
Это я оставила напоследок – после обеда засяду за общение с подписчиками и обновление блога на сайте Дэна. Хоть так спрячусь.
Не знаю, что они знают, сколько успела растрепать Людочка, но такое ощущение, что знают все. И всем, мать его, интересно!
Действительно, это ж такое зрелище – Настя, у которой в груди вырубили дыру. Настя, которая понятия не имеет, как шагает по земле, потому что глаза вперед вообще не смотрят. Настя, которая с большим удовольствием сейчас вышла бы вон, хлопнув дверью так, чтобы точно запороть Назарову всю звуковую дорожку.
Где ж еще такое увидишь, не так ли?
О прибытии «того самого гостя» я узнаю по участившимся хлопкам дверей, и воплям звуковика, которому мешают чистить зуковую дорожку видео.