Кричи громче

– Ненавижу, когда ты меня так называешь! Сейчас лицо тебе расцарапаю.

– А я ненавижу, когда ты шипишь, как перекись водорода.

– Я сказала, отвали, Градский, – на серьезных щах в грудь меня лупит.

– Ну, все-е-е, – протягиваю с утробным гулом, как делал в детстве, желая ее по-настоящему испугать. – Мое терпение закончилось, святоша, – Машка визжит и дергается, а я, разрываясь от смеха, пытаюсь и дальше выглядеть злым Бармалеем. – Сюда иди, на хрен… – скручиваю ее и прижимаю к себе спиной.

Вырваться-то у нее не получится. Я это знаю. Она это знает.

Прижимаю крепче и, на мгновение прикрывая глаза, медленно выдыхаю. Это просто танец такой… Под «Хава Нагила», ага.

Пиздец…

На самом деле, конечно, бессовестно лапаю. Не знаю, зачем… Почему мне так хочется именно ее… Где там папа Тит? Лучше ему этого не видеть.

Я стараюсь не думать о Машке Титовой. Я действительно стараюсь, понятно вам? Но… Коротко, чтобы вы понимали, если мне приходится дрочить, представляю всегда Машку. Хотя голой ее никогда не видел. Почему-то в голову постоянно она лезет. Если порно включаю, ищу похожую. И под конец машинально глаза закрываю. Кончаю с ней. Даже когда другую трахаю, кончаю с ней.

Чертовщина какая-то… Помешательство.

Я помню Машку сопливой, с разбитыми коленками, с уродскими бантами в первом классе, в крапинку ржачную во время ветрянки… Но я помню и то, как у нее выросли сиськи и знатно округлилась задница. Помню, как сам превратился в агрессивного придурка, готового разбить рожу каждому, кто так же, как и я, посмеет это заметить.

Святоша идет к своей великой мечте – стать президентом страны. Да-да, я правильно выразился, а вы правильно прочитали. Именно поэтому она, класса с пятого, рьяно следит за своей репутацией. Я сам от этой информации хренею! Но… Это Маруся Титова. Да, именно такая она. Амбициозная, манерная, правильная, с задатками стервы.

Моя добрая высокоморальная мама часто повторяет: «Ты к Маше должен относиться как к сестре».

Эге-гей, ебаный Гондурас… Вы все, где вообще?

Мне это ни в какое ухо не влетает. Ну что, я виноват, если мой член яростно сопротивляется против этого заявления?

Однако мне, безусловно, на хрен не сдались проблемы. А они обеспечены, если я трону единственную и ненаглядную доченьку Титовых.

– Ярик, прекрати уже… Ярик…

Разжимая ладони, позволяю Машке развернуться. Повторяю попытку обнять нормально, как положено в танце.

– Стой уже. Ничего я тебе не сделаю, – смотрю в широко распахнутые, настороженные глазища.

– Еще бы ты попытался мне что-то сделать!

– Ай-яй-яй… Ты. Меня. Провоцируешь. Святоша.

– Вот это видел? – средний палец мне тычет.

Ну, это мы уже сто раз проходили. Хотя обидно, конечно. Ко всему прочему, увиденное долбаным ором комментирует какая-то расфуфыренная мадам, и гогочет ее пьяный мужик.

Повторить бы Машкин жест в их сторону… Но я же у мамы типа воспитанный. Ах, один хрен, завтра эта пьянь ни черта не вспомнит. Склеив убийственную рожу, повторяю.

– Ярик!

Понимая, что танца у нас никакого не получится, дергаю девчонку за руку и уволакиваю в сторону.

– Поедем, покатаемся, Маруся.

– Меня сейчас папа искать кинется, – придумывает на ходу.

Но я все ее фишки давно просек:

– Не будет он тебя искать. Я предупредил, что ты со мной.

– Предусмотрительный, мерзавец! Не понимаю, почему он тебе так доверяет… – продолжает бубнить Машка, пока я веду ее сквозь толпу к выходу на террасу.

– Может, потому, что видит во мне то, чего не замечаешь ты?

Танцпол разрывает очередная быстрая композиция, и нам приходится изловчиться, чтобы просочиться сквозь гарцующих гостей. Смеясь, прокручиваю Машку и снова, якобы с целью протолкнуться в узкий зазор между гостями, жмусь к ее заднице.

– Как ты меня бесишь, Ярик… – пищит и зажмуривается точно так же, как в тот раз, когда я обманом протащил ее на американские горки.

– Взаимно, святоша, – рвано выдыхаю ей в ухо.

Отпускаю, только когда в дверь просовываемся. Сбегая вниз по мощеным ступеням, веду Машку к морю. Она в своих лаковых туфельках в песок проваливается и едва поспевает. Показываю, чтобы снимала. Тут она благоразумно слушается.

Жара, несмотря на вечер, стоит непереносимая. Свежий морской ветерок никак ее не послабляет. У меня в этих брючках со стрелками уже яйца вспотели. За Марусей обувь скидываю, стягиваю носки, и подкатываю штанины практически до колен. Все это добро на песке оставляем и двигаемся ближе к воде.

Музыка постепенно стихает. Остается за нашими спинами лишь приглушенными басами. Наконец можно нормально разговаривать.

– Пару лет назад ты грозился меня утопить.

– Шесть лет прошло, – уточняю. – Мы повзрослели.

– Повзрослела я. Ты такой же придурок. На прошлой неделе обещал свернуть мне шею.

– Я шутил, ты же знаешь.

Вырывает ладонь. Я, незаметно вздыхая, отпускаю. И за ней иду. Я всегда за ней иду. Да, даже когда мне хочется свернуть ее долбаную изящную шею.

У пенной морской кромки так же позволяю ей шагать чуть впереди. Сам, закладывая руки в карманы, следом двигаюсь. Жадным взглядом ползу вверх по ее ногам. Она оборачивается и ловит момент, когда задницу ее рассматриваю.

– Ярик… Сильно ругали? – спрашивает Машка, меняя тон.

– За что?

– За то, что подрался перед самой свадьбой. Красиво же ты со своей побитой рожей в ЗАГСе смотрелся. Как преступник. Костюм не спасал. Дяде Сереже перед «органами», наверное, очень стыдно было.

– Да не смеши! – и вовсю ржу. – Пару царапин. Все решили, что это после тренировок. Я – чемпион, помнишь?

– Да уж! Когда это тебя там так метелили?

– Маруся… Меня, в принципе, нельзя отметелить. Нигде, – с чрезмерной снисходительностью поясняю ей. – Вот это все – ерунда.

Вставляю между губ сигарету. Подкуривая, морщусь от саднящей боли в губе.

– Бл*дь… – ерунда, ага.

– Сильно болит? – выдыхает Машка с претензией на волнение.

Черт… Упустил момент, когда она приблизилась. Замираем в клубах дыма, пока ветер не подхватывает его, чтобы унести в темноту.

– Ты поцелуешь, если скажу, что да? – голос отчего-то сильно садится.

Это и меня, и Титову смущает.

– Дурак, – но привычной силы в этом обзывательстве нет.

Вероятно, потому, что она его практически шепотом выдыхает. Слегка наклоняясь, удерживаю ее взгляд и с потрясением отмечаю, как мощно может накручивать банальный визуальный контакт. Горит и грохочет в груди. Наваливает, будь здоров!

Твою мать…

– Все. Поехали, святоша, – поднимая руку, гремлю перед ее лицом ключами от машины. – Крутое место покажу, – докуриваю уже на ходу.

– Правда, крутое? – ведется «сеструля».

Слышу, что идет за мной, и ухмыляюсь.

– Ага. Тебе понравится.

– Очень сомневаюсь… Просто не хочу, чтобы ты куда-то встрял.

– Если не хочешь, поехали.

Ах, Одесса… Город спекулянтов. Я, Ярослав-Божище-Градский, спекулирую чувствами девчонок. Иногда это и с Машкой срабатывает. Я – всемогущий!

– Стой, – машинально оборачиваюсь на этот окрик. – Обними меня. Я фотку сделаю, – опускаю руку поверх ее плеч и неосознанно глубже вдыхаю. Черт, зачем она так пахнет? – Улыбаемся… – вместо этого я на вспышке сильно хмурюсь. Зато Маруся вовсю лыбится. Зашкаливает. – Все!

Прочищаю горло, когда она ускользает.

– Все?

– Теперь поехали, – сама мне в ладонь руку вкладывает.

Ну, поехали, святоша…

Веселье начинается.

Глава 2

У меня в жизни все расписано. Я люблю порядок. Как в мыслях, так и в душе. Ярослав Градский во все привносит хаос. С ним никакие постулаты не срабатывают. Он играет без правил. Он любому способен вскружить голову. Имя свое забудешь, не то что какие-то там принципы.

Ярик – это тот самый парень в компании, на которого все смотрят, разинув рот. Если вы войдете в помещение, заполненное толпой людей, он станет первым, на кого вы обратите внимание. И, скорее всего, неизбежно продолжите наблюдать за ним, пока будет оставаться такая возможность.