Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 14

– Отбиваешь или загребаешь? – зажимая уголком рта сигарету, склоняю голову на бок, чтобы увернуться от ползущей струйки дыма, и подкидываю Ридеру еще одну «десятку».

– Сука, вот на х*я? – с психом собирает тот карты.

Я ржу и машинально ищу глазами Машку. Она неподалеку танцует, в компании своих подружек-подпевал. Они поглядывают в мою сторону, а вот святоша явно ищет глазами кого-то другого.

Пофиг. Я просто присматриваю за ней по поручению папы Тита. Ничего более.

Какое-то время сам в непогрешимость этой отмазки верю.

Пока к Марусе не подходит чувак из параллельного. И у меня одномоментно внутри огненная волна поднимается. Они разговаривают, а я себя уговариваю не встревать. Не бить ему рожу.

Насчет последнего у нас уже был разговор, Машка не хочет, чтобы я разгонял этих мудаков. Держусь. Просто наблюдаю. Глаз практически не отвожу.

Игра мимо идет. Теперь я загребаю.

Да какие, на хрен, карты?

Сердце о ребра разбивается. В голове шумом затягивает. Глаза кровью наливаются.

Но я держусь.

А потом вижу, как этот зализанный пидор Масюков наклоняется и прижимается своим слюнявым ртом ко рту моей святоши.

И все.

Я так резко вскакиваю на ноги, что стол опрокидываю.

Конечно, бью ему морду. В мясо. У самого по кисти кровь течет, но остановиться не могу. Пока Ридер не оттягивает.

Машка кричит. Долго кричит. Домой пешком идем, потому что я весь в крови, а она – в слезах. Голосит, как ненормальная.

– Я не думала, что он меня поцелует… Не ожидала… Ярик…

Пытаюсь оторваться, но она упорно волочится, за руку хватает и тарахтит. Тарахтит без остановки.

Видеть ее не хочу. Не готов. Голову склоняю и отворачиваюсь.

– Давай, входи! Скройся с глаз, – ору перед домом.

– Зачем ты так?

Потому что мне, мать твою, больно. И я к этому оказался охренеть как не готов.

Обхватываю руками голову. Не заботясь о том, что, вероятно, размазываю кровь, прочесываю пятерней волосы.

– Входи, чтобы я видел. Пошла, бл*дь, в дом. Сейчас же!

– Ну и пойду! Достал ты меня… Достал! Звонить тебе не буду! Никогда! Ненормальный…

Эти воспоминания затягивают, словно воронка. В губительную черноту. В добавку к нынешнему настроению – убийственная комбинация.

– Мне он даже не нравился, – слышу, как Титова оправдывается. – Так получилось. Я не ожидала, что поцелует.

– Ну да, глазки строить и крутить хвостом – это ты всегда пожалуйста… А как к делу – не ожидала!

Сам не верю, что это говорю. Ненавижу ее обижать. А сейчас, получается, делаю это намеренно.

– Считаешь, я его спровоцировала? – уточняет святоша, пыхтя от негодования.

– Считаю, да, – резко выталкиваю.

– Это очень обидно! Если ты не извинишься, мы поссоримся так же сильно, как и тогда… В то утро…

– Мои извинения ничего не изменят, Маруся, – зажимая между пальцами сигарету, сотрясаю руками воздух. – Когда до тебя уже дойдет, что извинения ни хрена не лечат?

– Так, значит? Ты у нас самый умный? Сам извиняться не умеешь и обесцениваешь, когда это делают другие? Ну-ну… – вскакивает на ноги. Светит фонариком мне в глаза. – Я ухожу!

– Давно пора! Проваливай скорее, – ладонью ослепляющий луч отражаю. – Не я тебя за собой притащил.

– Не ты, – соглашается тем же высоким и возмущенным тоном. – Знаешь что… Мне страшно, но терпеть, когда ты такой, я не собираюсь.

– Прекрасно. Молодец. Одобряю.

– Кретин! Полный кретин.

– Ага.

Как ни удивительно, она действительно уходит. Растолкав потоками воздух, вылетает из ванной. Слышу, как в коридоре темп сбавляет, но не возвращается.

Я дыхание задерживаю, прислушиваясь.

Тишина. Лишь сердце по-прежнему в ребра долбит.

Знаю, что Машка дрожит там, в комнате… Но не могу туда войти. Не могу к ней приблизиться. Эмоциями размазало. Злоба дикая, на нее в том числе. Но больше на себя, конечно.





И желание это бешеное, дурное, отчаянное… Чтобы моей была. Только моей.

Зачем?

Понимаю же, что с Титовой нельзя просто поиграть. Так чего добиваюсь? У меня что, яйца лишние?

Упорно хочу ее. Хочу больше всего на этом проклятом свете! Вот уж дичь несусветная…

Вернувшись в комнату, слышу, что все еще не спит. Вертится. Учащенно дышит. Громко сопит.

И все же не делаю попыток помириться.

Впервые оставляю ее спать в одиночку.

Глава 12

Напряжение нарастает. И я не знаю, что с этим делать. Хочу быть ближе к Яру. А он, напротив, как будто все дальше и дальше отстраняется. Даже, когда шутит, выдерживает какую-то незримую дистанцию между нами.

От этого так больно.

Если бы мы были на свободе, я бы страдала. Здесь же и подавно. Ни одной близкой души рядом нет. Хочу его обнять, тянусь всей душой, а он только ворчит и бесконечно грубит.

– Я приготовила суп, – заглядываю в ванную, где Ярик целыми днями дымит сигаретой.

Как промышленный завод, блин.

– Страшно представить.

Снова намеренно обижает.

– Почему ты такой?

– Какой?

– Кажется, что ты умышленно меня отталкиваешь.

Отводит взгляд. Крепко затягивается. А у меня возникает желание: вырвать у него из руки эту сигарету. Все в унитаз смыть!

– Нет, не отталкиваю. С чего бы? – от этого равнодушного тона мне еще больнее становится. – Не обращай внимания. Просто я придурок, помни об этом.

– Помню. А в бункере ты решил напоминать мне об этом каждую минуту?

– Нет… – вновь взгляд отводит, а когда смотрит, какие-то такие эмоции выдает, все внутри переворачивается. Не знаю, что это значит, но меня очень сильно волнует. По коже озноб ползет. – Так получается. Держись подальше.

– Не могу держаться подальше. Ты обещал, что мы справимся вместе. И… Я без тебя не могу, правда. Яр, мне так тяжело… – чувствую, что вот-вот расплачусь. – Когда у тебя уже закончится это обострение?

Градский качает головой и глаза прикрывает, окончательно от меня открещиваясь.

– Когда выйдем. Я просто… Не думал, что мы проторчим здесь две недели. Уже четырнадцать дней! Сколько еще? Неизвестно, сука.

Заламывая руки, отчаянно ищу, чем еще его выманить на контакт.

– Ты говорил, мы будем развлекаться… Давай. Я готова. Пожалуйста, Ярик… – ненавижу то, как дрожит голос, но ничего с этим не поделаешь.

Я психологически измотана.

Град тихо смеется, прежде чем открыть глаза и взглянуть на меня.

– Нет, не готова.

– Яр… Пожалуйста… Давай, хоть что-нибудь поделаем…

– Я сказал, не хочу, – выталкивает жестко.

Затягивается, а я с изумлением отмечаю, что у него дрожат руки.

– Давай… Хоть что-нибудь придумаем. Давай, вместе… Я скучаю по тебе.

На эти унизительные упрашивания он реагирует хохотом. Натужным и горьким.

– Я целыми днями рядом. Все как обычно.

– Да что за бред?! Ты рядом, но не со мной! Давай, поговорим… Ты переживаешь? Тебе сложно? Ты же знаешь, что со мной не нужно быть суперменом. О страхах и проблемах тоже можно говорить. Я выслушаю. Правда, Яр…

– Да оставь ты меня, на хрен, в покое, – рявкает так, что на шаг отскакиваю. Потом тише, с трудом выговаривает: – Пожалуйста, Машка… Уходи.

Киваю, глотая обиду. Долго стою, настолько трудно заставить себя двигаться. А когда ухожу, дверью с такой силой трескаю, если бы окна были, точно бы вылетели.

Выплакав все слезы, давлюсь своим супом в одиночестве. Убираю грязную посуду и, снимая с зарядки телефон, подключаю к нему гарнитуру. Сажусь на табурет у стены и жму на кнопку включения.

Сети по-прежнему нет, но можно хотя бы просматривать фото мамы с папой, прослушивать их голосовые сообщения. По сто двадцатому кругу.

«Привет, цветочек! Я тут заскочила в ТЦ, увидела одно платье… В общем, купила тебе. Вроде как не слишком розовое и не слишком кукольное, – мама смеется. – Ладно, шутки в сторону. Оно черное и с крутыми камнями на лифе. Тебе понравится! Дуй скорее домой. Хочу, чтобы ты примерила».