Страница 6 из 18
Еще один перепуганный взгляд:
– Вопросы? Моему мужу?!
Предложи я ей сжечь храм, и то она поверила бы быстрее.
– Да, Асами, – произнес я как можно мягче. – Вопросы твоему мужу Мэмору. Он сам пришел в нашу службу, сам захотел, чтобы мы провели дознание. Не бойся, я подскажу, о чем спрашивать.
– Да, господин. Как скажете, господин.
Она все равно боялась. Тут я ничего не мог поделать.
– Твой муж сейчас в доме?
Я прекрасно знал, где находится Мэмору. Я просто надеялся, что безобидный вопрос успокоит женщину.
– Да, господин. Он ест.
Уже лучше. Хоть пару слов от себя добавила.
– Пусть ест, это ничего. И пусть никуда не уходит. Ты тоже будь здесь. Занимайся домашними делами, как обычно. А я схожу за свидетелями – и приступим. Ваши соседи хорошо знают Мэмору?
– Да, господин.
– Они знали его мать?
– Мать Мэмору? Она умерла, господин!
– Мне известно, что она умерла. Ваши соседи хорошо ее знали?
Пауза. Растерянность. Сомнение. Мне не требовалось видеть лица Асами, чтобы все это уловить.
– Не знаю, господин. Наверное, господин.
– Продолжай, не бойся.
– Эйта ее хорошо знал. Мы у него тофу на продажу берем.
Не дожидаясь следующего, вполне очевидного вопроса, Асами указала рукой в сторону соседнего дома. Ну, уже что-то. Для начала хватит.
– Жди меня. Оба ждите: ты и твой муж. Я вернусь со свидетелями.
– Заявление о фуккацу? Свидетелем? А что, могу и свидетелем!
Эйта – румяный старичок-колобок – был живым воплощение бога Дарумы, подателя счастья и радости. Обнажен по пояс, являя взорам внушительный живот, Эйта степенно оглаживал то свое впечатляющее вместилище счастья, то седенькую бородку. Когда он радостно улыбался, а он это делал постоянно, от глаз разбегались веселые лучики морщинок. При этом Эйта не забывал помешивать кашицу из перетертых соевых бобов – варево бродило в огромном котле, под которым едва теплился огонь очага.
– Сейчас, оденусь только…
И завопил во все горло:
– Айна! Айна! Иди сюда, пригляди за котлом.
Кисловатый запах, что шел от котла с будущим тофу, был не слишком аппетитным. Тем не менее, голод мой разгорелся с новой силой. Что за напасть такая сегодня?! Отвернувшись, я сглотнул наполнившую рот слюну. Из дома вприпрыжку выбежала совсем еще юная девушка в нарядном кимоно цвета весенней листвы. Дочь? Вряд ли. Внучка, не иначе. Зарделась, увидев меня, низко поклонилась – и, с привычной ловкостью подвязав рукава, сменила деда у котла. Плоской деревянной мешалкой она орудовала не хуже Эйта, при этом успевая коситься на меня и улыбаться украдкой.
Вот ведь! Настоящий дом радости. Сам не заметил, как настроение поднялось. С немалым трудом я стер с губ ответную улыбку. Я при исполнении! Некогда нам девчонкам глазки строить.
– Как оденетесь, идите во двор Мэмору. Ждите там.
4
Кушай, бабушка!
Пока Асами бегала в дом за циновками и подушкой (циновки – всем присутствующим, подушка – лично господину дознавателю), пока расстилала циновки во дворе, то и дело прерываясь на досмотр коптильни – не пригорает ли тофу… Подготовка к началу дознания затягивалась, ускорить ее вряд ли было возможно, и я от нечего делать бродил по двору – сколько там того двора? – а позже свернул за дом. Узкий проход между забором и западной стеной жилища вывел меня в скромный сад. Три абрикоса, одна сакура – и буйные заросли бурьяна, где с легкостью укрылась бы небольшая армия хитоцумэ-кодзо: одноглазых мальчишек-призраков, тех еще пакостников, если верить рассказчикам страшных историй.
Бурьян шевельнулся.
– Кушай, – произнес детский голос. – Ну кушай же!
Кажется, в этом доме все помешались на еде.
Я сунулся в бурьян и обнаружил мальчика лет пяти. Нет, не призрак: оба глаза на месте, просто красные, заплаканные. Малец был голым по пояс, в широченных штанах цвета мокрой земли. Ну да, сосед Мэмору тоже встретил меня с обнаженным торсом. Принято у них так в квартале, что ли? Увы, комплекцией ребенок ничуть не напоминал жизнерадостного толстяка – даже в миниатюре. Ребра сквозь кожу пересчитать можно.
– Кушай, бабушка!
Грубо вырезанная кукла – деревяшка с паклей вместо волос – была наряжена в жалкое подобие женского кимоно. В дырку, изображавшую широко разверстый рот куклы, мальчик совал какие-то крошки. Крошки вываливались, падали в густую траву, терялись в ней. Но мальчик был настойчив:
– Кушай, бабушка! Пожалуйста!
– Не хочет? – посочувствовал я.
– Не хочет, – кивнул малец с убийственной серьезностью.
Поднял на меня взгляд:
– Вы кто?
– Торюмон Рэйден. А ты?
– А я Арэта. Вы к папе в гости пришли?
– Ты сын Мэмору?
– Ага. И мамин.
– Да, я пришел к твоему отцу. Но не в гости, а по делу.
– У меня тоже дело есть! – вздохнул Арэта. – Я бабушку кормлю. Только вы папе не говорите, хорошо?
– Почему? Разве ты делаешь что-то плохое?
– Папа заругается.
– Думаешь?
– Ага. Стукнуть может. Больно!
По спине пробежали зябкие мурашки, словно из гущи бурьяна вдруг пахнуло холодом. Такой себе привет из недавнего прошлого.
– Это твоя бабушка? – я указал на куклу.
Мальчишка опять кивнул:
– Да. Я ее сам сделал.
В памяти хищной рыбкой всплыла кукла-талисман Каори, моей приемной сестры. История с неукротимым духом ее брата Иоши, самонадеянным монахом-двоедушцем… С тех пор я на любую куклу поглядывал с подозрением. Кажется, я знаю, почему разносчику Мэмору не нравится безобидное занятие сына. Мне оно тоже не нравится. Папа заругается, может стукнуть? На месте папы я бы пресекал такие штучки в самом начале.
Что за чушь в голову лезет?! Отец Арэты и есть сейчас бабушка Арэты. Если не врет, конечно. Ее дух – в его теле, а не в этой дурацкой деревяшке. В руках у мальца – обычная кукла, это не опасная сарубобо. О да, в результате двух последних дел я стал истинным знатоком талисманов.
А насчет того, врет Мэмору или не врет – при дознании выясним.
– Хорошо, я не скажу твоему отцу. Но, боюсь, бабушка не станет есть. Ты ведь знаешь, что она умерла?
Зря я так. Если мальчишке неизвестно о смерти бабушки, ему следовало бы услышать это от родных, а не от чужого самурая.
– Угу, – по-взрослому кивнул Арэта. – Знаю. Она и сейчас не ест, и раньше не ела. Холодная лежала. Есть не хочет, не может. Я ей: «Кушай, бабушка!» А она молчит. Не кушает. И сейчас тоже. Жалко. Голодная…
Он склонился над куклой:
– Кушай, бабушка. Пожалуйста!
Знал, выходит. Каори тоже долго не верила в смерть брата, услужливо подсказала память. Девочка была отчасти права, и Арэта тоже в чем-то прав: его бабушка умерла, но для внука она жива. Если так, почему бы не предложить ей еды? В конце концов, все мы во время праздника Обон угощаем духов предков, явившихся к семейному алтарю.
Все, пора за дело!
Я тихо попятился из зарослей. Думаю, Арэта не заметил моего ухода, всецело занят попытками накормить упрямую бабушку.
Бабушка во плоти (пусть и в чужой) объявилась во дворе, лишь когда я рявкнул на всю улицу:
– Мэмору, бездельник! А ну быстро сюда!
И добавил с нескрываемой злостью:
– Мне тебя до ночи дожидаться?!
Разносчик возник в дверях, что-то дожевывая на ходу. Я нахмурился так, что мне и небесный покровитель-громовик позавидовал бы.
– Прошу прощения! – обжора сыпал поклонами. – Я уже туточки!
Я указал Мэмору на циновку. Все заняли свои места – и тут сбоку, на краю поля зрения, что-то шевельнулось. Не что-то, а кто-то. Широно! Совсем про него забыл. Похоже, слуга так и простоял все время у забора без движения, прикинувшись деревом. Судя по тому, как ахнула Асами, она тоже заметила верзилу только сейчас. Понятное дело, циновку для этого длинномерного невидимки никто не принес.
Непорядок! Какой ни есть, а Широно мой слуга. Ему сидеть на голой земле – господина позорить. Жестом я отправил Асами в дом за циновкой. Дождавшись хозяйки, каонай со всеми удобствами расположился подле меня, но так, чтобы не слишком мозолить людям глаза. Это у него получалось лучше лучшего, хоть в клан ниндзя записывай.