Вираж бытия

С чем положил на стол увесистую пачку скрепленных по несколько штук машинописных листов.

– Разбирайте.

– Что это? – поинтересовался Брусилов.

– Статистика по практике применения индивидуального стрелкового оружия в Империалистическую и Гражданскую войны. К сожалению в полном ее объеме обработать не удалось. Слишком велик объем сведений. Однако даже этого объема достаточно для получения экстраполяции на вооруженные силы в целом. Перплексия будет вполне приемлемой. Рабочей.

Фрунзе специально сказал достаточно мудрено.

Статистика, экстраполяция, перплексия. Большинство из присутствующих даже слов-то таких не знали. Ну хорошо – слышали о том, что есть такая наука – статистика и кажется там чего-то считают зачем-то. Может быть несколько человек из старых военспецов еще слышали о слове экстраполяция, и вероятно кто-то из них мог даже знать его смысл. Про перплексию знало еще меньше людей.

Вон как у них лица напряглись.

После того, как нарком открыто заявил с трибуны съезда партии что его подчиненные в основе своей неучи, им стало как-то неловко это подтверждать. Поэтому все промолчали.

– А что же вы не спрашиваете, что я вам только что сказал? – поинтересовался Фрунзе, усевшись на свое место. – Или всем все понятно?

Присутствующие вновь промолчали, обозначив кивок – дескать, да, понятно. Разве что Брусилов ехидно улыбнулся, раскусив замысел.

– Павел Ефимович, – обратился Фрунзе к Дыбенко. – Как начальник Артиллерийского управления снабжений РККА помогите товарищам. Вы же видите – стесняются. Объясните им сложные и непривычные слова.

В сухопутной армии артиллерия, равно как и инженерно-саперные войска являлись сосредоточением наиболее образованных офицеров. Так получилось. Специфика использования. И в 1925 году это правило еще вполне себе работало. Одна беда – Дыбенко совсем не годился на эту должность. От слова вообще. В силу образовательного уровня.

Да, на фоне того же Ворошилова, он смотрелся выигрышно. Сначала он окончил два класса земской школы. Потом – три класса начального городского училища. Читать-писать-считать он определенно умел. И даже какие-то основы физики знал, да иных предметов. Для простого крестьянина из бедной, многодетной семьи – очень неплохо. Даже хорошо.

А вот дальше начиналось чудо-чудное.

С сентября 1920 по май 1921 года он учился на младшем курсе Военной академии РККА. А с октября 1921 по июнь 1922 – на старшем. По итогам окончания которого Павлу Ефимовичу засчитали окончание этой академии.

На первый взгляд – неплохо. Вон какой скачок! Талант!

Но на деле – чистой воды фикция. Потому что Дыбенко, равно как и прочие подобные слушатели, были технически не готовы к освоению программы бывшей Академии Генерального штаба. Она требовала за плечами базиса из курса военного училища. Как минимум. Из-за чего вся эта история с его образованием напоминала знаменитую фразу из кинофильма «Джентльмены удачи»: «Вот у меня один знакомый, тоже ученый, у него три класса образования…» Ибо, если проводить параллели, то этот рывок примерно соответствовал поступлению в ВУЗ после освоения программы 5-ого – 6-ого класса школы.

Ясное дело – чего-то Дыбенко в академии нахватался. Но по верхам, бессистемно и скорее всего даже не понимая сути вопроса. Как несложно догадаться – этого было ничтожно мало для полноценного выполнения обязанностей на столь высоком и сложном посту. Он попросту не понимал, что делал.

На бедного Павла Ефимовича было больно смотреть.

Он покраснел.

Он запыхтел, силясь найти в своей памяти хоть что-то подходящее.

А его глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит.

Наконец Брусилов едко улыбнулся, глядя на невозмутимое лицо Фрунзе, и произнес:

– В кабинете душно. Павел Ефимович, верно, хотел нам сказать, что… – и дальше он кратко, буквально в нескольких фразах объяснил смысл искомых слов. Уж кто-кто, а он прекрасно себе представлял, что такое статистика и как ей пользоваться на войне. И владел ее терминологией. Во всяком случае – на базовом уровне.

– Благодарю, – вежливо и обходительно ответил Фрунзе. – Налейте уже Павлу Ефимовичу воды. Не видите, человеку душно!

Ворошилов, бледный как полотно, метнулся к графину и выполнил эту просьбу. Очень уж он опасался, что первые выпады пойдут против него…

Вся эта суета с водой и мнимой духотой несколько сняла напряжение. Но нервозное состояние начальствующего состава никуда не дела. Фрунзе же, задав нужный настрой, перешел к делу.

– В предложенных вам справках написано много. Выжимка же там проста – открытие огня из винтовок в обе упомянутые войны начиналось не далее пятисот, край шестисот метров. Это стало – естественной реакцией бойцов на низкую эффективность стрельбы из индивидуального оружия на большее расстояния.

– Не соглашусь, – произнес Брусилов, который, кстати, справку так и не открывал. – Боюсь, Михаил Васильевич, вас кто-то ввел в заблуждение.

– В чем же это заблуждение заключается?

Алексей Алексеевич мягко улыбнулся и достаточно вежливо стал рассказывать о том, что статистические выводы не верны. И что дореволюционные наставления не просто так составляли. По сути все достаточно велеречивое выступление Брусилова сводилось к тому, что стрельба из винтовок – прекрасный инструмент для организации огня на подавление. Например, в наступлении. Когда этот прием позволяет минимизировать потери. Ведь неприятель заляжет и будет опасаться высовываться.

– И, достигнув противника, пехота вступает в штыковой бой. Я правильно вас понимаю?

– Отчего же сразу штыковой?

– А чем она стрелять станет? Какой у нас уставной боекомплект для трехлинейки? На сколько минут огня на подавления его хватит? Обычно его начинают с полутора – двух километров. Быстрый шаг – это около двух метров в секунду. Километр так можно преодолеть за восемь-десять минут. Когда боец подойдет к последней стрелковой позиции, то у него и не останется ничего. Если, конечно, патроны не экономить и по уставу вести огонь на подавление.

– Можно выдавать удвоенный боекомплект.

– Не только можно, но и нужно. У нас ведь стрелковые дивизии, а не копейные. – криво усмехнулся Фрунзе. – Но вы и сами видите – это не решение. Огонь на подавление, без всякого сомнения, нужен. Но, как показала практика, он должен осуществляться не из индивидуального стрелкового оружия.

– А из чего?

– Пулеметы, включая ручные. Артиллерия, включая легкие ее виды, включенные в штаты роты, батальона и полка.

– Допустим, – нехотя кивнул Брусилов. – Но ведь применяли же огонь на подавление? И успешно применяли. Равно как и залповый огонь по групповым целям.

– Успешно? – усмехнулся Фрунзе. – А какова его успешность?

– Это общеизвестно. Все авторитетные военные теоретики Европы пришли к единому знаменателю. Вы хотите с ними спорить?

– Когда-то давно Аристотель заявил, что у мухи восемь ног. Уважаемый, авторитетный ученый. Две тысячи лет никто не подвергал сомнению его слова. Пока в конце XVIII века Карл Линей не решил в конце концов эти самые ноги пересчитать. Его, правда, подняли на смех. Как это так? Неужели великий Аристотель мог ошибиться? Но он настаивал. И тогда, смеха ради, его научные оппоненты также пересчитали ноги у мухи. Их оказалось шесть. Подумали, что это какая-то бракованная муха. Травмированная. Поймали еще. И у нее тоже их оказалось шесть. И у следующей. И так далее.

– И к чему вы мне это говорите?

– Практика, как известно, единственный критерий истины. И этот вопрос легко можно проверить. Прямо сейчас. Тем более, что речь идет не об Аристотеле, а о военных теоретиках, которые сожгли в горниле Империалистической войны многие миллионы жизней. Без значимых успехов. Посему любой разумный человек относился бы к их утверждениям настороженно. По формуле: Доверяй, но проверяй.

С этими словами Фрунзе встал. Поднял все совещание. И отправился на стрелковый полигон. А так как он готовился заранее, то во дворе начальствующий состав ждали машины и никаких проволочек не произошло.