Домик №16

Движение бедром. Кружево, облепившее ягодицы покачнулось, открывая и тут же пряча желанную ложбинку, и скрылось под тёмной тканью строгой юбки, мелькнули светлые волосы в дверях, и Михаил уставился в пустоту.

Что это было? Что. Это. Было?

“Догнать!” – мелькнула мысль. Альбина не могла убежать далеко, коридор офисного центра длинный, только в самом торце лифты. Строения городского центра не предназначены для клеток современных офисов, тысячи клерков не вписываются в стилистику, и в атмосферу старого города, в планы зданий, но мегаполис берёт своё, навязывает свой ритм и планировку.

Михаил вылетел из кабинета, на ходу хватая пуховик, устремился к выходу, игнорируя поднятые брови Ольги Алексеевны. В приступе хорошего настроения, после обеда, Михаил пригласил её на ужин. Секретарь согласилась, для вида немного ломаясь, благо сын-подросток давал матери свободу действий, не нужно было спешить в садик или делать уроки до ночи.

Как пригласил, так и отменил. Прямо сейчас Михаил хотел женщину, вполне определённую, и на замену был не согласен. Он не терпел замен, суррогатов, подделок, какими бы качественными они не были. Ольга не тянула на копию Альбины, при всей ухоженности, податливости и наигранной благодарности, она не смогла бы заменить сейчас Альбину, как в своё время не заменила Михаилу Софу.

Ольга была хорошей женщиной: одинокой, стремящейся к постоянству, знающей себе цену, при этом нервно прислушивающейся к биологическим часам. Тридцать шесть лет, неудачное замужество, одиночество.

Сейчас же Михаилу требовался сгусток сумасбродства, искры страсти, вспышки безумства, он, как вампир, жаждущий крови, хотел напитаться сумасшедшей энергией безумной танцовщицы Хаку. Потом… Потом она выведет его из себя, скорей всего, ещё до того, как стихнут последние спазмы оргазма, и он уйдёт, также стремительно, как сейчас бежал по узкому, окрашенному в благородный зелёный цвет, коридору. Или уйдёт она, оставив его смеяться, восторгаться, злиться.

Он видел светлый локон, мелькнувший в лифте, и красный объёмный шарф поверх тонкой шеи. Не успел, рванул по лестнице, но тоже опоздал. Вглядывался в прохожих, выскочил из благоустроенного двора-колодца, пробежал мимо припаркованных автомобилей, большого клёна, огороженного современными скамейками, летом здесь собирается молодёжь – «веранда» модного анти-кафе, – мимо вывесок арт-лавочек и приветливо светящихся окон паба с отличным ирландским пивом.

Не разглядел… Что на ней было, кажется, длинный пуховик? Серый или чёрный. И ярко-красный шарф. Альбина не могла просто смешаться с толпой, так всегда казалось Михаилу. Её всегда было видно, где бы она ни находилась, чем бы ни занималась, если в радиусе нескольких километров был Михаил – он видел её, ощущал седьмым, восьмым, девятым чувством. А питерская ночь, яркая новогодняя иллюминация, поток спешащих домой и по делам граждан скрыл её. Альбина Иванова смешалась с людьми, слилась с ними, исчезла в тесноте старого города.

Из арки офисного центра выехал автомобиль, Фольксваген-Тигуан, алый, в старом корпусе, как минимум, пятилетнем, Михаил пропустил машину, проводил взглядом, водитель лихо вписался в плотный поток; и только потом Розенберг посмотрел в салон. Светлые волосы, наспех криво собранные большими деревянными шпильками, крест-накрест, как пиратские сабли. Чёрный блейзер и жемчужные пуговицы на полупрозрачном шифоне блузы.

Как ему не пришло в голову, что Альбина приехала на машине? Он ведь был в курсе, что Иванова передвигается по городу на бюджетном кроссовере, что собирается поменять его в ближайшие два-три года, что довольна своим Тигуаном, и собирается взять точно такой же. Знал. Альбина лишала его способности мыслить.

Что ж, Михаил знал, где проживает блондинка. Хоть никогда в жизни не собирался заявляться к ней, но адрес был ему знаком. Один раз ему даже довелось видеть металлическую входную дверь: Розенберг встречал в Пулково тогда ещё будущую жену брата, в дом заходить не стал, поставил чемодан у открытой двери и распрощался. Отметил только мелькнувшую просторную прихожую, старые обои и коридор, ведущий, по всей видимости, в комнаты.

Михаил был твёрдо намерен провести эту ночь с Альбиной, желание всё ещё билось в висках и паху. Ни быстрый бег, ни пронизывающий ветер с дождём и мокрым снегом, не остудили Михаила. Эта одержимость пугала, Михаил никогда не был одержимым. Ни женщины, ни идеи никогда не интересовали его настолько, чтобы потерять ориентиры и остаться один на один с единственной мыслью – взять, сделать. Эта мысль пугала и одновременно восхищала Михаила, он наслаждался ею так же, как обычно наслаждался близостью с Альбиной. Её криками, стонами, открытостью, страстью.

Ленд-Крузер моргнул фарами, распахнул огромный салон, заурчал мотором, выныривая из длинной, тёмно-бордовой арки, и направился в сторону знакомого адреса. Какие-то два квартала к дому Альбины Михаил преодолевал не меньше часа, собрав все светофоры в плотном вечернем трафике. Пешком он бы преодолел это же расстояние за десять минут, но Розенберг плёлся и чертыхался на дорожные работы, нелепые посреди зимы, питерской, но зимы. Злился на пробки, пешеходов, гуськом переходящих дорогу по нерегулируемому переходу, автомобилистов, высунувших нос в неурочный час.

Двор дома, где жила Альбина, конечно же, был закрыт. На старые, дореволюционные ворота навесили современные приводы, за оградой жильцы прятали парковочные места и относительный покой.

Постояв какое-то время у арки, нагло перекрыв её (больше некуда было приткнуться), Михаил, наконец, дождался какого-то мужика на Ладе Ларгус. Тот выскочил из машины в поисках виновного или его телефона на панели авто. Извинившись, Михаил попросил впустить его. Предельно вежливо, даже сказал, в какую квартиру приехал.

В небольших питерских двориках люди, как правило, живут поколениями. От бабушек, прабабушек до младенцев. Все знают друг друга, если не по именам, то в лицо. Законы мегаполиса стороной обошли дворы-колодцы, время тягучей волной обтекало светящиеся окна обшарпанных жёлтых домов. Мужик окинул взглядом Михаила, прикидывая что-то в уме, потом пропустил его во двор, ткнув рукой в свободное место – хозяин, мол, сейчас в Москве, потому до утра можно оставить машину смело, а утром, если что, брелок от ворот есть в парикмахерской.

Михаил огляделся. Алого Тигуана не было. Может быть, Альбина паркуется на улице, но такой вариант вряд ли возможен, или во втором дворе – небольшая арка вела вбок и также была перекрыта чугунными воротами с завитушками и острыми пиками. А может, Иванова и вовсе ещё не приехала.

Во втором дворе, маленьком, тёмном, Тигуана не оказалось, Михаил уселся на удобное сиденье Ленд Крузера в ожидании той, с кем собирался переспать сегодня ночью.

Она могла и совсем не явиться, остаться у любовника, зависнуть в баре, запивая своё фиаско на собеседовании, отправиться к подруге и зависнуть там до ночи. Что угодно. Но Михаил ждал и ждал, кажется, две вечности подряд.

Он сразу запал на Альбину, как только увидел летом на базе отдыха, куда прилетел к детям, вырвавшись из череды бесконечных рабочих дней. Стопроцентно его типаж женщины. Достаточно высокая, выше метра семидесяти, худая, с маленькой, очень маленькой грудью, длинными и стройными ногами, блондинка. Большие, кругловатые голубые глаза смотрели насмешливо, даже нагло. Идеальные брови, яркая помада, фривольный топ, светлая кожа, алебастровая.

Это потом Михаил разглядел словно прячущиеся под кожей веснушки, бледные, не проступившие, даже когда их обладательница загорела. Шляпы, огромные солнечные очки, короткие платья: красные и кипенно-белого цвета. Вызов – вот что влекло Михаила, как пчелу яркий цветок.

Секс… Секс с Альбиной сводил с ума. Дело не в том, что она была умелой, жаждущей, откровенной, податливой, а то и вовсе покорной любовницей, она была живой. Она жила сексом, наслаждением, она не думала в этот момент, не загонялась моралью и навязанной обществом нравственностью. В сексе Альбина умела давать, умела брать и главное – хотела этого.