21 июня

-От хорошего коньяка я не откажусь, от кого бы он ни был, - произнесла Кира, после небольшой паузы.

-Точно! – благодарно улыбнулся я ей и пошёл открывать его на кухню. – Макс?

-Не, не, не, я за рулём, - замотал головой он.

-Как знаешь!

Тут Максу позвонили и он отошёл в другую комнату. Мы с Кирой остались на кухне одни.

-Как дела с новым проектом? –спросил я, пока разливал напиток по рюмкам.

-Неплохо. Я бы даже сказала хорошо. Нечасто заказчик даёт такую свободу действий, знаешь ли.

-Ууу, он просто ещё не знает, с кем связался.

Кира бросила на меня убийственный взгляд и вдруг, перегнувшись через стол, замахнулась, чтобы ударить меня по плечу, но я перехватил её руку и, наклонившись, поймал её губы своими.

-Ребята! Я… – как на зло зашёл на кухню Макс.

Мы тут же отскочили друг от друга как пристыженные школьники.

-Вы чем тут без меня занимаетесь? – возмущенно воскликнул Макс.

Кира невозмутимо пила из рюмки, отведя взгляд в окно. Я, глядя на неё, еле сдержал улыбку.

-Ладно, озорники, веселитесь дальше без меня, папочку срочно вызвали на работу.

-Я старше тебя, помнишь? –крикнул я ему, когда он гордо удалился в прихожую.

-На месяц. Но вы особо не расслабляйтесь, вечером я вернусь и мы продолжим!

-Иди, иди, работяга! – прикрикнула на него Кира. – А мы пойдём гулять, да Гера?

-Сейчас? Я даже свою рюмку не выпил!

Кира ловким движением схватила мой стаканчик и залпом осушила его, после чего расплылась в улыбке, как довольный кот.

-Ну что, пошли?

Моим ответом стал ещё один долгий поцелуй.

========== 22.06 - 01:10 “Больница” ==========

-Куда мы теперь идём? – я еле поспевала за быстрым шагом Германа, находу пытаясь высушить волосы, растирая их руками.

-Хочу тебе кое-что показать.

-Это далеко? – я вдруг осознала, что с самого утра на ногах, да ещё и устроила себе пробежку по крышам.

-Не очень. Потерпи немного.

Мне не очень понравился его серьёзный тон.

Я вдруг осознала, что у меня нет ни единой причины доверять ему. Но почему-то… очень хотелось. Это прозвучит ужасно глупо, да я и сама в это не верю, но между нами будто есть какая-то связь. И эта связь подсказывала мне, что я должна ему довериться.

Мы зашли на задний двор какой-то закрытой территорий, перебравшись через забор, и подошли к двери чёрного входа.

-Подожди здесь, - шепнул Герман и двинулся вперёд.

-Эй, - так же тихо сказала я, ухватившись за его капюшон, - мы же не собираемся никого обокрасть?

-Нет, поверь мне, - улыбнулся он, заглянув мне прямо в глаза.

И я поверила. Отпустила его капюшон и встала в тени здания.

Он скрылся за дверью и вернулся через какие-то пару минут, махнув мне рукой, что можно заходить.

Я осторожно проскользнула внутрь через приличную щель, оставленную Германом. За стойкой охранника никого не было, да и вообще кругом царила полная тишина, только лампы на потолке гудели от напряжения. Мы прошли длинными коридорами и оказались в небольшой комнате, похожей на прачечную. Кругом стояли стиральные машинки, стопками лежало стиранное белое бельё и халаты, в воздухе стоял запах порошка.

-Надевай, - протянул мне стиранный белый халат Герман.

Только теперь я поняла, что мы в больнице. Характерный запах и цвет стен дали отличную подсказку. Оставался лишь один вопрос.

-Герман, что мы тут забыли?

-Ты всё очень скоро сама поймёшь, просто надевай и пошли за мной.

Я не на шутку напугалась, но послушно натянула халат, надела маску и шапочку. Герман оделся соответственно.

-Тебе идёт, - заметила я.

Насколько я могла судить по закрытому на половину маской лицу, он криво улыбнулся.

Мы вернулись в коридор и прошли к служебному лифту. Отсюда была видна комната охранника, который, как на зло, именно в этот момент вернулся на своё место. Вздохнув, он потянулся и широко зевнул, и так и замер, завидев нас.

Я помахала ему рукой. У него вытянулось лицо. Он медленно поднял руку и слегка помахал в ответ. Потом, будто только что очнувшись, сказал:

-Постой, откуда вы…?

И он уже двинулся вперёд, заподозрив неладное, но тут приехал лифт и мы заскочили внутрь.

-Стойте! – крикнул он, перед тем как двери закрылись.

-Он же не поднимет тревогу? – спросила я, когда мы поднялись на четвертый этаж.

-Вряд ли, но он может искать нас, так что стоит поторопиться.

Мы зашли в отделение, название которого я в полумраке не смогла разглядеть. Герман прошёл мимо палат к той, что была с большим стеклянным окном прямо в стене. Когда мы встали у него, я начала догадываться, зачем он меня сюда притащил, ведь за окном открывался вид на палату, где на кровати лежал ребёнок с лысой головой.

-Постой, это же…

-Да. Это отделение, где лежат больные раком.

Мне стало не по себе. Когда люди говорят о ком-то с раком, то всегда испытывают какое-то странное чувство вины, будто они виноваты в том, что кому-то просто не повезло. Я это знала, но тем не менее не смогла отделаться от этого чувства сейчас. Только в моём случае я правда была виновата. Перед тем, кто дал мне жизнь и тело с неограниченными, по меркам человека, возможностями, но я решила, что мне это не нужно.

-Подростки, взрослые, дети борются за свою жизнь каждый день. Они знают, что в подавляющем большинстве случаев, лечение не помогает, а лишь оттягивает время смерти, но всё равно продолжают бороться. За то, чтобы снова открыть глаза и увидеть солнце, вдохнуть воздух и почувствовать что-то новое в этом очередном дне, чтобы обнять своих близких и укрыться их теплом. Они дорожат каждой секундой проведённой на этой земле, хоть и знают, что уже завтра могут и не проснуться.

-Я подожду снаружи, - произнёс он после небольшой паузы, в которой сделалось так тихо, что было слышно, как сопят дети в соседних палатах и тикают часы на посту.

Я была слишком шокирована, чтобы что-то ему ответить. Недолго думая, я зашла внутрь.

Обстановка этой комнаты совсем не напоминала больничную, обычная комната ребёнка. Стол, рисунки на стенах, стаканчик с карандашами, мягкие игрушки. Только кровать и была больничной. Особенно меня поразил запах. Он разительно отличался от того, что был в коридоре и по всей больнице. Если бы уют имел запах, то только такой.

Я принялась разглядывать рисунки. Обычные детские каракули: солнышко – круг с палочками, дуб – толстая палка с загогулинами на кроне, человечки – овал, круг, четыре палочки, но почему-то сердце болезненно защемило глядя на них. На одном рисунке на задней стороне, розовым мелом и с ошибками, было написано: «Мама, не плачь!»

Почему-то вмиг сделалось тесно в этой комнате и неуютно. Мне не хватало воздуха. Я быстро вышла из палаты, спустилась на лифте и вышла тем же путём, что мы и заходили. К счастью, охранника там не было. Герман стоял прямо за дверью, задрав голову к небу, и даже не повернулся в мою сторону.

По моим щекам потекли слёзы…

Только сейчас я поняла, как давно уже не плакала. Не потому, что не хотелось: я запрещала себе это делать. Даже дома, даже там где меня никто не видит. Потому что считала это недопустимым проявлением слабости.

Теперь же я не чувствовала того отвращения к себе, которое испытывала в те минутные проблески жалости к себе, лишь облегчение.

Если бы Герман спросил, почему я плачу, я бы не смогла ответить. На меня нахлынули воспоминания, чувства перемещались, мысли смазались, как свежие краски на картине. Слёзы же смывали их, как дождём, внося ясность, четкость, простоту.

Стоп. Я что, только что похвалила дождь?

Не успела я обдумать эту маленькую странность, как произошла ещё бо́льшая. Герман обнял меня. Я уткнулась носом в его шею, почувствовав чужое тепло. От него пахло чем-то свежим, чистым… надёжным?

Я готова была так простоять целую вечность. Не хотелось ничего говорить, а он ничего и не спрашивал и требовал объяснений. Казалось, он понимает меня. Абсолютно.