Стриптиз

Глава 15

Конгрессмен Дилбек вернулся к жизни, когда его ноздрей коснулся густой запах одеколона Малкольма Молдовски. Дилбек сел в постели и зашелся в кашле. В ногах кровати стояли Молди и Эрб Крэндэлл, оба суровые и неулыбчивые.

Приветствие Молди соответствовало выражению его лица.

– Доброе утро, дерьмоголовый недоумок.

– Привет, Малкольм, – сквозь кашель проикал конгрессмен.

– Эрб рассказал мне, как ты поразвлекался вчера вечером.

– Мне очень жаль, Малкольм. Даже не знаю, как это меня занесло...

– Знаешь, что нам нужно сделать? Научить тебя самому крутить магнето. Может, хоть тогда ты перестанешь приставать к женщинам.

– Пожалуй, надо купить ему надувную бабу, – подхватил Крэндэлл. – Закажем сразу несколько – всех цветов и размеров.

У Дилбека закружилась голова, и он осторожно опустил ее на подушку. Он несколько успокоился, увидев, что находится дома, а не в больнице, и сделал из этого обстоятельства вывод (возможно, слишком поспешный), что полученная им травма не так уж серьезна. Однако, ощупав лоб, он издал мелодраматический стон: шишка была огромная.

– Мне не нужен врач? – слабым голосом спросил он.

– Он уже приезжал, – сообщил Крэндэлл. – Оказывается, ты везучий парень: сотрясения нет, и мозги в порядке.

– Ну, это еще никому не известно, – пробурчал Молдовски.

Конгрессмен жалобно попросил их отложить дела на потом, потому что голова у него просто раскалывалась.

– Но у тебя сегодня выступление, Дэви.

– Какое там выступление! – взмолился Дилбек. – Ты только посмотри на меня, Малкольм! Ты только посмотри!

Молдовски подошел поближе и внимательно, как врач, осмотрел его лоб.

– Ничего не поделаешь, – сказал он, – ехать все равно придется. Речь идет о сборе средств, тут уж никуда не денешься. Брэдли, Керри и Мойнихэн рассчитывают на тебя. А главное – на Капитолийском холме имеется шесть потенциальных голосов «за», и они нужны Большому сахару.

– Но эти парни все еще злы на меня за ту историю с увеличением выплат...

– Очень злы, – подтвердил Молдовски. – Поэтому мы и лижем им задницы по первому классу. Посылаем им шампанское и свежие фрукты. Сейчас очень важный момент, Дэви. Все рассчитывают на тебя, чтобы все вернулось на круги своя.

– Что это значит?

– Это значит, что старшие Рохо тоже в игре.

Исходящие от Молди убойной силы ароматы сделали свое дело, и Дилбек принялся оглушительно чихать. Молди поспешил отступить на несколько шагов, прикрыв руками рот и нос от возможной атаки микробов. Перестав чихать и отдышавшись, конгрессмен заявил, что не появится на публике в таком плачевном виде.

– Не на публике, Дэви, – уточнил Крэндэлл, – а перед теми, кто поднесет тебе на блюдечке толстую пачку баксов. Ты можешь сказать им что угодно. Например, что, играя в гольф, случайно попал под чужую клюшку.

– Прессу мы не пустим, – пообещал Молди. – Так что можешь заливать сколько твоей душе угодно.

Дэвид Дилбек еще раз потрогал свою шишку и сморщился от боли.

– Может, стоит сделать рентген? – предложил он. – Как можно судить о том, есть сотрясение или нет, без рентгеновского снимка?

– Доктор проверил твои уши, – объяснил Крэндэлл. – Свежей крови не было.

– Господи Иисусе!

Завывания конгрессмена окончательно вывели Молди из себя.

– Будешь лежать все время на спине и со льдом на лбу! – почти прикрикнул он. – До вечера опухоль спадет.

– И будешь таким же красавчиком, как всегда, – добавил Крэндэлл.

– Как у вас все просто!

Молдовски отвинтил крышку небольшого флакона, высыпал на нее две оранжевые таблетки и велел Дилбеку принять их.

– Это от головной боли, – пояснил он. – Эрб рассказал мне, что произошло. По-моему, тебе еще повезло, что эта девица не двинула тебя тремя футами ниже.

Как обычно, конгрессмен не помнил почти ничего.

– Как ее зовут? – спросил он.

– Джейн Киркпатрик, – подсказал Крэндэлл. – Девочка что надо.

– Я, честное слово, ничегошеньки не помню, – пожаловался конгрессмен. – Ни имени, ни какая она. Блондинка ли, рыжая – ни черта не помню.

– Ну и ладно, – отозвался Молдовски, задергивая шторы. – Теперь отдыхай. У тебя сегодня важный вечер.

– Малкольм...

– Что, Дэви?

– Это было в последний раз, Богом клянусь. Теперь-то уж я точно вылечился от этих штучек.

– Очень хотелось бы тебе поверить.

– Клянусь могилой матери, Малкольм! Никогда больше. Никогда! Если бы ты знал, как мне больно...

Молдовски попрощался и вышел. Однако запах его одеколона, густой, как смог, продолжал висеть в воздухе спальни. Крэндэлл завернул несколько кубиков льда в махровое полотенце и положил его на лоб Дилбеку.

– Ты веришь мне, Эрб? – спросил конгрессмен из-под полотенца. – Ведь это все совершенно выпадает из системы моих понятий о добре.

– Конечно, – подтвердил Крэндэлл. – Если что, я буду в холле. Постарайся уснуть.

Когда пришел сон, под опущенными веками Дэвида Дилбека заплясали психоделические видения. Наконец из месива разноцветных вспышек начали выплывать какие-то фигуры и лица. И среди них фигура и лицо молодой женщины с пышными темными волосами, круглыми маленькими обнаженными грудями и улыбкой, способной растопить сердце палача.

Проснувшись, Дилбек обнаружил, что лед в полотенце растаял и подушка под его щекой совсем мокрая. Он дышал неровно и горячо, но голова больше не болела. Он сел в постели, ободренный мыслью, что танцующая женщина, которую он видел во сне, существует на самом деле: не могла же ему просто присниться такая улыбка!

Где-то он видел эту женщину. Воспоминание о ней яркой точкой светилось в сплошной черноте пьяного беспамятства.

Да, он видел ее. И она улыбалась. Совершенно определенно – она улыбалась. Ему, Дилбеку.

– Что она имела в виду? – вопросил конгрессмен вслух, обращаясь к безмолвным стенам спальни. – Кто она вообще?

Он стряхнул с себя простыню и вскочил было с постели, но пол закачался у него под ногами. Осторожными шажками Дилбек добрался до ванной, зажег свет и внимательно обследовал свои уши, однако крови не обнаружил.

– Кто она? – простонал он, глядя на собственное отражение в зеркале. – Что ей от меня надо?