Стриптиз

– Тогда отпусти меня. Я уж десять минут как должна быть на сцене.

– Погоди, погоди. Дай-ка я подержусь за тебя еще раз – может, что и получится.

– Нет, сегодня у тебя уже точно ничего не получится. Я же вижу.

– Заткнись!

– Это не твоя вина, золотко. Это из-за таблеток.

Придерживая Монику одной рукой, Дэррелл Грант обследовал свои возможности. Надежды не было.

– Вот видишь, что ты наделала, – жалобно произнес он.

– Да я тут вообще ни при чем.

Дэррелл снова взял нож и принялся водить кончиком лезвия по бедру Моники-старшей.

– Пожалуйста, перестань, – взмолилась она. – Ты ведь опять меня порежешь! – Танцовщице со шрамами почти невозможно было найти работу – во всяком случае, в хороших местах. Поэтому, когда Дэррелл кольнул ее ножом, она обещала, что сделает все, что он пожелает.

– Вот умница, девочка, – усмехнулся он.

Дверь открылась, и вошла Эрин. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить эту сцену: ее бывший муж, сидящий на стуле у зеркала, дрожащая Моника-старшая у него на коленях и стальной блеск лезвия, приставленного к ее загорелому животу.

Увидев Эрин, Дэррелл Грант захихикал.

– Вот и отлично. Закрой эту чертову дверь и принеси себе стульчик.

Эрин поняла, в каком он состоянии, и пожалела, что оставила дома пистолет.

А Дэррелл продолжал, все так же хихикая.

– Я тут собирался прокатить эту леди так, чтобы она на всю жизнь запомнила, а ты будешь сидеть и смотреть.

– А ну, – сказала Эрин, садясь. Она незаметно подмигнула подруге, но Монику-старшую это почему-то не успокоило. Она подняла руку, чтобы показать Эрин кровь.

Дэррелл все еще хорохорился.

– Мы сейчас дадим тебе роскошное представление.

– Я только жду, когда ты будешь готов. – И Эрин уселась поудобнее, нога на ногу.

Блуждающая, как у пьяного, улыбка исчезла с лица Дэррелла; он надул губы, как ребенок, пытаясь сообразить, куда клонит Эрин, но так и не сообразил.

– Ну-ка, иди ко мне поближе, – скомандовал он Монике-старшей.

– Да уж и так ближе некуда, – пролепетала она.

– Тогда держи его, да покрепче!

– Я уже...

– Я ни черта не чувствую!

– Я тоже.

Эрин сложила руки на груди.

– Ну, так что, мистер Секс-машина, ты скоро? Я ведь жду.

Дэррелл Грант сощурился, напрягся и оскалил зубы, но...

– Может, тебе дать слабительного? – участливо спросила Эрин.

Моника-старшая вдруг отдала себе отчет, что смеется. А у Дэррелла разом обмякло все – ноги, руки, шея.

– Будь ты проклята, – прошипел он, с ненавистью глядя на Эрин.

– Отлично. А теперь отпусти Монику, и давай обсудим наши проблемы, как взрослые люди.

– Сначала ты вернешь мне Анджи.

– Об этом тебе лучше поговорить с судьей. – Эрин не могла удержаться, чтобы не повести себя именно так: это была собственная тактика Дэррелла, которую она многократно испытывала на себе.

Дэррелл приставил нож к шее Моники. По щекам несчастной танцовщицы потекли черные струйки: слезы размыли тушь и прочую косметику. Эрин сознавала, что сейчас очень важно не дать бывшему мужу выйти из состояния растерянности. Малейший признак слабости с ее стороны – и он вновь овладеет ситуацией.

– Извини, Моника, – сказала она. – Дэррелл при первом знакомстве всегда производит дерьмовое впечатление.

– Он порезал мне руку! – прорыдала Моника-старшая, снова протягивая к ней окровавленные пальцы. – Это же не шутка, Эрин. Сделай то, что он хочет.

– Я хочу, чтобы она вернула мне мою дочь! – рявкнул Дэррелл.

– Ну что ж, – ответила Эрин. – Только имей в виду, она теперь не у меня.

Это известие подействовало на Дэррелла самым ужасным образом. Сбросив на пол Монику-старшую, он как разъяренный зверь бросился на Эрин. Она, не ожидая от него подобной стремительности, оказалась застигнутой врасплох. Пока она пыталась оттолкнуть его ногами, он оказался сверху. Стул под ними сломался, и оба рухнули на пол. Дэррелл, придавив Эрин коленями, принялся орать и чертыхаться, насколько хватало воздуха в легких. Она потеряла счет, сколько раз он обозвал ее самыми грязными словами, какие только знал.

Слушая его вопли, она с тревогой думала о ноже: где он сейчас? Рука Дэррелла висела вдоль тела, а Эрин, пришпиленная к полу, как бабочка, насаженная на булавку, не могла даже поднять головы, чтобы попытаться увидеть, держит ли он в них что-нибудь.

– Я хочу, чтобы ты вернула мне Анджи сегодня же, – тяжело дыша, выкрикнул Дэррелл.

– Ты раздавишь меня, – вместо ответа прошептала Эрин.

Моника-старшая, должно быть, убежала из комнаты, потому что дверь была распахнута настежь и через нее громко доносилась музыка из зала: Глория Эстефан и много меди. «Не самая лучшая песня, чтобы умирать под нее», – подумалось Эрин.

– У кого она? Говори! – потребовал Дэррелл.

– Я отвезу тебя туда, – выговорила Эрин, задыхаясь.

Он поднял правую руку. В ней был заржавленный кухонный нож, который Дэррелл держал двумя пальцами за кончик лезвия.

– Я потерял мою малышку, – невнятно пробормотал он плачущим голосом.

– Это неправда.

– А все из-за тебя.

– Еще не поздно, Дэррелл.

Он перехватил нож, плотно сомкнув ладонь вокруг рукоятки.

– Ты что – не понимаешь? Я смылся из тюрьмы. Это значит, что мне даже и думать нечего ни о каком будущем.

– Каждый в жизни хоть раз да спотыкается, – сказала Эрин.

– Я собирался забрать Анджи и уехать подальше отсюда. Но теперь все пошло к черту. По-твоему, это справедливо?

Один глаз у него закрылся, и Эрин помолилась про себя, чтобы это помешало ему нанести верный удар.

– Если ты убьешь меня, – сказала она, – ты больше никогда не увидишь Анджи.

– А если не убью, – возразил он, – то возненавижу сам себя за то, что не попытался.

Эрин всегда считала своего бывшего мужа неспособным на убийство – разве только случайно. Но теперь, видя, как Дэррелл сжимает свое явно по дешевке купленное оружие, она поняла, что, пожалуй, недооценивала его. Что, если он и вправду зарежет ее? В голову Эрин вдруг пришла забавная мысль: случись это, ее мать немало расстроится. Подумать только – ее единственную дочь зарезали в обшитом блестками бюстгальтере и чисто символическом трико! Совершенно невозможно хоть как-нибудь объяснить это друзьям по клубу любителей орхидей.