Школа безумия

Судя по выражению ее лица, она увидела, что я это поняла. Она как будто колебалась, не зная, как я отреагирую. Но затем отвела взгляд, улыбнулась, отложила тарелку и встала со стула.

Карен вышла вперед и обняла Кортни. Когда они разомкнули объятия, Карен повернулась и наклонилась, чтобы быстро обнять и меня.

– Еще раз спасибо вам обеим за то, что пришли. Мои родители этого не скажут, но это очень многое значит.

– Конечно, – сказала Кортни. – Мы рады.

Карен обновила макияж, тушь больше не растекалась. Она оглядела задний двор, где все еще слонялось несколько людей, и вздохнула.

– Боже, я бы не отказалась выпить. Сказала родителям, что нам здесь нужно что-то из спиртного, хотя бы вино, но они наотрез отказались.

Поскольку они обе все еще стояли, я тоже поднялась.

– Можно у тебя кое-что спросить? – сказала Кортни.

– Попробую угадать, – сказала Карен. – Вы хотите спросить про того мужчину на похоронах.

– Он как-то виновен в смерти Оливии?

Не знаю почему, но прямота Кортни шокировала меня. Я бросила ей предостерегающий взгляд, но она проигнорировала меня, сосредоточив внимание на Карен.

Та снова вздохнула и покачала головой.

– Вы ведь не знаете, что случилось? Конечно, нет. Мои родители неохотно рассказывают об этом. Вообще-то это было в новостях, но они попросили СМИ не разглашать имя Лив.

– Что случилось? – спросила Кортни как можно более невинным тоном.

Карен еще раз оглядела патио, чтобы убедиться, что никто не слушает.

– Лив покончила с собой, – прошептала она. – Она спрыгнула с моста в реку Саскуэханна.

Кортни прикрыла ладонью рот и сделала большие глаза.

– О, мой Бог! Какой ужас.

Карен кивнула. Ее нижняя губа дрожала.

– Это все ужасно. Моя семья уверена, что виноват Филип.

– Как же так? – спросила я.

– Он был ее женихом. Полтора года. В первые два месяца, когда они были вместе, он ей изменил. Если спросите меня, у него всегда был вид любителя сходить налево. Понимаете, о чем я? – Она подождала, когда мы кивнем, чтобы доставить ей удовольствие, показать, что мы поняли, что это за подонок, а затем продолжила: – Я никогда ему не доверяла. Он казался милым и всегда был вежлив с родителями, даже со мной, но была в нем… какая-то гнильца.

Карен снова обвела глазами патио, желая убедиться, что нас никто не слушает, затем схватила один из садовых стульев, перетащила его к нашим и села. Подавшись вперед, она заговорщическим шепотом рассказала нам о том, как однажды вечером Филип пошел выпивать со своими приятелями. Сильно набрался и вновь загулял со своей бывшей подружкой, а потом пару дней ждал, чтобы рассказать об этом Оливии.

Когда он, наконец, это сделал, то заявил, что ему было очень стыдно, и поэтому он не сказал ей раньше, и умолял ее простить его.

– И знаете, что? – покачала головой Карен. – Она его простила. Я сказала ей, что она ненормальная, что ей следует бросить это ничтожество, но она сильно на него запала. Сказала, что понимает, что он был пьян, и такая дурацкая хрень случается. Я сказала ей, что она сошла с ума. На что она ответила, что ей все равно, что она любит его.

После этого, продолжила Карен, целый год ничего не происходило. Филип вел себя безупречно. Он сделал предложение, и они назначили дату свадьбы на осень. Такой счастливой Оливию Карен еще не видела. Она явно была влюблена в Филипа, постила в «Фейсбуке» его фотки, отмечала места, куда Филип приглашал ее на свидания, обильно снабжала обновления статуса их отношений с Филипом сердечками-смайликами. Она даже призналась Карен, что ей не терпится родить ребенка. Все шло отлично, а потом – здесь Карен умолкла и покачала головой – Филип сделал это снова.

Кортни сделала большие глаза.

– Он снова ей изменил?

– Да. Но на этот раз этому засранцу даже не хватило совести признаться.

Мне захотелось заткнуть уши, чтобы ничего не слышать. Это были просто сплетни, и мне казалось, что они оскорбляют память Оливии. Но эта последняя фраза вызвала у меня любопытство.

– Тогда как она узнала?

– Эта сука прислала ей фотографии!

Последнюю фразу Карен почти выкрикнула, чем привлекла внимание сидевших во внутреннем дворике. Люди обернулись на нас, но она смерила их таким разъяренным взглядом, что они поспешили отвернуться, после чего она вновь переключила свое внимание на нас.

– Девушка, с которой изменил Филип, отправила снимки? – переспросила Кортни.

– Да. Нет, вы можете в это поверить? Кто вообще так поступает?

Что-то не складывалось, и я покачала головой.

– Погоди минутку. Ты говоришь, что Оливия покончила с собой, потому что Филип изменил ей во второй раз?

Карен выглядела разъяренной, как будто все это происходило снова. Я представила себе, что если бы Филип решил сорвать поминки, она бы набросилась на него с бейсбольной битой.

– Именно это я и говорю. Я это к тому, что Лив постоянно страдала депрессией. Она могла регулировать свое состояние с помощью лекарств, но когда эта сука прислала снимки, это ее сломало. Она позвонила мне вся в слезах и сказала, что он сделал это снова. Я же просто… – Карен умолкла внезапно как будто пристыженная. – Я сказала ей: мол, чего ты еще ожидала? Кто изменил хоть раз, изменит снова. Наверное, я ляпнула это зря. После того как ее нашли, первое, что я подумала: возможно, если бы я не…

Она умолкла, к глазам подкатились слезы, тушь снова растеклась по лицу.

– Ты же знаешь, что ты здесь совершенно ни при чем, – мягко сказала Кортни, протягивая Карен бумажный носовой платок.

Карен вытерла глаза и шмыгнула носом.

– Знаю. Просто я… Я была так бездушна с ней. Мне следовало проявить участие. Понимание.

– Зачем той девушке было присылать Оливии эти снимки? – спросила я.

– Бог знает. Как я уже сказала, она гребаная стерва.

– И все равно я не понимаю. Как она вообще узнала, кто такая Оливия?

Карен пожала плечами. Она призналась, что сама снимков не видела. Оливия сказала ей, что они были отправлены через «Фейсбук», и пока никому еще не удалось угадать пароль Оливии. Семья даже связалась с администрацией «Фейсбука» по поводу удаления ее аккаунта, но пока безрезультатно.

– И люди продолжают постить что-то у нее на стене, сообщают ей, как им ее недостает, как будто она когда-нибудь это прочтет. Все это сводит меня с ума.

– Филип, наконец, признался? – спросила Кортни.

– Не думаю. Возможно, она пыталась поговорить с ним, не знаю. Лично я отказываюсь с ним разговаривать. Он несколько раз пытался связаться со мной. Мне пришлось забанить его во всех социальных сетях.

Карен снова умокла, глядя на смятую салфетку в руке.

– Поймите, той ночью Лив спрыгнула с моста. Она позвонила мне, очень расстроенная, я же повела себя как последняя бессердечная сука. Вместо того чтобы ее утешить, я бросила упрек ей в лицо. Я… Мне следовало проявить большее понимание. Возможно, тогда бы она не прыгнула.

Я переглянулась с Кортни. И прочла в ее глазах раскаяние.

Ей хотелось посплетничать, и она, безусловно, добилась своего, но в ходе этого она заставила сестру Оливии заново пережить ту жуткую ночь. Мне было больно видеть Карен такой. Хотелось протянуть руку, обнять ее, сказать, что это не ее вина, но затем Карен вновь вытерла глаза и покачала головой.

– Я не знаю, кто была эта девушка, но Лив знала. В смысле, она ни разу не назвала ее имени и не сказала чего-то еще, но говорила о ней так, как будто знала. Она не называла ее ни сукой, ни стервой, ни шлюхой, ничем из того, кем, черт возьми, назвала бы ее я.

Кортни еще раз взглянула на меня, затем подалась вперед и утешительно взяла Карен за локоть.

– Но как-то она ее называла?

Взгляд Карен заметался между нами.

– Это самое странное. Она называла ее призраком.

10

Мы не пробыли в машине и полминуты. Дом Кэмпбеллов все еще маячил в зеркале заднего вида, пока мы катили через тихий пригород, но Кортни больше не могла сдерживаться.