Школа безумия

Подняв руки в знак капитуляции, мужчина сделал несколько шагов вперед.

– Я хочу увидеть ее в последний раз.

Молодой человек, раздававший похоронные программки, поспешил к двери и встал между мужчиной и передней частью зала.

– Сэр, я же сказал вам: вы не можете здесь находиться. Отец вызовет полицию.

Мистер Кэмпбелл уже шагал по проходу к незваному гостю. Он не торопился, шагал размеренным шагом, лицо его было бесстрастным.

– Филип, тебе лучше уйти.

Филип покачал головой, на его глаза навернулись слезы.

– Но…

– Никаких «но»! – Мистер Кэмпбелл вновь поднял руку и ткнул в него пальцем. – Не здесь. Не сегодня. Ты проявляешь неуважение к ее памяти.

Муж Карен, Джерри, передал Далласа миссис Кэмпбелл и уже торопился по проходу, чтобы поддержать тестя.

Дверь снова открылась. Мимо Филипа внутрь прошел новый мужчина и повернулся, чтобы встать рядом со своим сыном. Он был старше на вид. На нем был темный костюм. Похоже, это был распорядитель похорон.

– Полиция уже в пути, – сообщил он.

Филип замер, глядя в зал на лежащую в гробу Оливию. По его лицу катились слезы. Так прошло несколько секунд, затем его плечи поникли. Он склонил голову, развернулся и вышел.

Потребовалось несколько минут, чтобы все успокоилось. Кэмпбелл и Джерри вернулись на свои места, распорядитель похорон извинился за причиненные неудобства. Все это время Карен не сдвинулась со своего места в передней части зала. Она стояла, все еще сжимая в руке скомканный платок, до тех пор, пока не стало ясно, что все улеглось и она может продолжить свою речь.

– Я… Не помню, где остановилась. Так что я, пожалуй… – она умолкла и облизнула губы, – пожалуй, я начну с самого начала.

Кладбище было в десяти минутах езды. Здесь уже поставили белый шатер, а под ним – несколько стульев. Там сидели миссис Кэмпбелл и Карен. Карен держала на руках сына, а мистер Кэмпбелл, Джерри и еще несколько человек помогали перенести гроб с катафалка. Мы с Кортни встали вместе с остальной толпой. Небо было ярким, и почти все были в солнечных очках. Я была рада, что надела балетки, иначе каблуки постоянно проваливались бы в землю.

Как только все было готово, гроб установили на подставку. Члены семьи заняли свои стулья, и пастор начал заупокойную службу.

В середине его речи Кортни ткнула меня в руку.

Я посмотрела на нее. Ее лицо было наклонено ко мне, но из-за ее солнечных очков я сначала не поняла, что она имела в виду. Затем она слегка приподняла подбородок, и я взглянула в противоположном направлении.

На другом конце кладбища, ярдах в пятидесяти, прислонившись к пикапу, стоял Филип.

Пастор только что закончил молитву. Мистер Кэмпбелл поднялся со своего стула и посмотрел через кладбище, через все надгробия, на Филипа. Не говоря ни слова, он прошел вперед, пока не достиг края толпы, и встал руки в боки.

Филип даже не пошелохнулся, остался стоять, прислонившись к машине. В конце концов, он покачал головой и забрался внутрь. Через несколько секунд его пикап уже катился вниз по склону, к выходу с кладбища.

Мистер Кэмпбелл не сдвинулся с места, пока авто не скрылось из вида. Затем он повернулся и снова опустился на свой стул.

– Извините, пастор Генри. Пожалуйста, продолжайте.

Когда все закончилось – гроб опустили в землю, и стало ясно, что можно расходиться, – я тотчас повернулась, чтобы пойти к машине. Кортни могла оставаться и болтать сколько угодно. Я подожду, когда она закончит.

Но прежде чем я успела сделать два полных шага, к нам подошла Карен.

– Мы собираемся на поминки. Вы двое не хотите приехать?

Я обернулась. Мои губы уже приготовили отговорку, но Кортни опередила меня:

– Конечно, Карен. Еще как хотим!

9

Блюдо с мясным ассорти и овощами выглядело неаппетитным, как и следовало ожидать на поминках, но это не помешало Кортни наброситься на него. Она с горой загрузила свою маленькую пластиковую тарелку морковью и сельдереем, взяла булочку, нашпиговала ее нарезанной индейкой и добавила ломтик сыра. Она остановилась только тогда, когда заметила, что я наблюдаю за ней.

– Разве ты не голодна?

– Нет.

– Умираю с голоду. Не ела весь день.

Она вернулась к своей тарелке, умяла еще одну булку – на этот раз с ветчиной, – затем кивком дала мне понять, что закончила.

Я отступила, повернулась к остальной части дома, но не знала, куда идти.

Повсюду были незнакомые люди. Старше нас, моложе, нашего возраста. Никто не говорил громче шепота, как будто нормальный тон был бы неуважением к памяти Оливии.

– Пойдем, – легонько подтолкнув меня, прошептала Кортни.

Я последовала за ней сквозь толпу, радуясь, что мы не стоим на месте. Миссис Кэмпбелл я заметила несколько минут назад – она шла через весь дом и благодарила каждого, кто пришел. Я надеялась по возможности не попасться ей на глаза. Несмотря на холодный тон, каким она разговаривала со мной, в целом держалась дружелюбно… Возможно, лишь потому, что ее мертвая дочь лежала всего в нескольких ярдах от меня, и приличия требовали держать свои чувства в узде.

Может, она и даст им выход, но не здесь, не сегодня, в собственном доме, на глазах у всех гостей. Но четырнадцать лет назад, когда я видела ее в последний раз, ее недовольство было очевидным. По мнению миссис Кэмпбелл, ее дочь никогда бы не сделала того, что она сделала, если бы несколько дурных девчонок не подбили ее на это.

Оливия, рассудила миссис Кэмпбелл, милая, невинная девочка, которая просто попала в плохую компанию.

Забудьте о том, что миссис Кэмпбелл любила нас в средней школе, что приглашала оставаться переночевать у них, всегда добровольно сопровождала нас в торговый центр или в кино. Она хотела быть крутой матерью, той, на кого мы могли положиться, с кем мы могли, не стесняясь, делиться своими секретами, но как только все развалилось, она отлучила нас от своей церкви.

Мы с Кортни оказались на заднем дворике с десятком других людей, которые, хотя и находились снаружи, вели все разговоры тоже шепотом.

Здесь стояло несколько новеньких садовых стульев – с некоторых еще даже не успели снять ценники. Кортни села на один из этих стульев, я на другой. Мы сидели молча: я смотрела на толпу, Кортни с аппетитом принялась за сэндвичи.

Чтобы отвлечься, я вытащила телефон. В другом, альтернативном мире, я могла бы получить сообщение от Дэниела с вопросом, как дела, пару строк о том, что он скучает по мне, возможно даже, смайлик-поцелуй, но в этой реальности ничего такого не было.

Сунув телефон обратно в сумочку, я поймала на себе взгляд Кортни.

– Смотришь, нет ли сообщения от жениха?

По какой-то причине мне не хотелось признаваться, что я не получила никаких сообщений ни от Дэниела, ни от кого-то еще, поэтому я кивнула и сказала «да».

– Кстати, забыла, как его зовут?

– Дэниел.

– И ты сказала, что он якобы врач?

– Медбрат неотложной помощи.

Кортни жевала сэндвич.

– Блин, довольно напряженная работенка, – сказала она между укусами. – И когда дата свадьбы?

– Мы ее еще не назначили. Кортни, что мы здесь делаем?

Похоже, она почувствовала нетерпение в моем голосе. Жуя последний кусок, она несколько секунд пристально смотрела на меня, а проглотив его, сказала:

– Мы провожаем жизнь Оливии.

Я в упор посмотрела на нее.

– Мы сделали это раньше. Сначала в траурном зале, потом на кладбище.

Кортни пожала плечами и откусила кусок от полоски сельдерея.

– Какие у тебя еще планы на сегодня?

Я открыла рот, чтобы ответить. Мое раздражение нарастало, но затем внезапно все стало предельно ясно.

Сплетни. Вот зачем мы здесь. Кортни всегда любила посплетничать, наверное, больше, чем все остальные девочки. Что там она сказала вчера? Что часами копалась в «Фейсбуке», пытаясь выяснить, как умерла Оливия? Ей не терпелось получить ответ на этот животрепещущий вопрос, хотя он не имел к ней никакого отношения.