Страница 15 из 31
Элиста показалась мне маленьким провинциальным городом, любовно сохранившим советское наследие в виде однотипных построек, с палатками, ларьками и деревянными домиками-бараками где-то на выселках. Супермаркеты и торговые центры среди всего этого смотрелись немного нелепо. Еще страннее выглядели элементы декора в азиатском стиле. Ворота, украшенные драконами, разноцветные развевающиеся на ветру флажки с надписями на санскрите, шестигранные крыши беседок, скульптуры каких-то старцев, статуи Будды. Никак не ожидала увидеть такое у нас, в России, и была приятно удивлена возможностью окунуться в расслабленную и умиротворенную атмосферу, царившую в городе. Жизнь в Элисте текла неспешно, а местные жители выглядели приветливо и дружелюбно. Это был совершенно иной мир, сильно отличающийся от привычной мне московской реальности.
Вскоре мы дошли до общежития, где мне предстояло жить следующие несколько дней. Это было старое пятиэтажное здание советской постройки с узкими коридорами, деревянными дверьми и сушившимся на лестничных клетках бельем. Глядя на картины незатейливого быта местных жителей, я вспомнила детство и летние вечера в гостях у бабушки в Подмосковье. Внезапная вспышка ностальгии тут же погрузила меня в приятную негу и настроила на добрый лад.
Условия в арендованной квартирке оказались совсем простецкими: ковры на полу и стенах, деревянные окна, старая мебель, телевизор с выпуклой линзой и выдвижной антенной, скрипучий раскладной диван и сквозняк из форточки. Окинув беглым взглядом интерьер, я быстро пришла к заключению, что смогу здесь остаться.
– Жить можно! – улыбаясь, сообщила я Алтману.
– Вот и прекрасно! – ответил он. – Тогда располагайся, принимай душ и отдохни немного с дороги. Встретимся с тобой позже, через пару часов, – и, протянув мне ключи, друг оставил меня наедине с самой собой.
Я довольно быстро разложила свой немногочисленный скарб по полкам, помылась и уже была готова ринуться изучать достопримечательности нового города, но до встречи с Алтманом оставалось ещё больше часа. Всегда замечала, что время в маленьких городках тянется как будто медленнее и даже сам ход жизни словно идёт как-то иначе. Это такой большой контраст с Москвой, где все вечно куда-то спешат, где всем все всегда надо срочно, немедленно и безотлагательно – вот прямо вынь да положь. Город сплошных дедлайнов, нон-стопов и форс-мажоров, театр, в котором шоу продолжается даже тогда, когда актёры умирают. Театр, в котором смерть актера становится отдельным шоу. Этот сноб-мегаполис с его бешеным ритмом постоянно предъявляет высокие требования к каждому жителю и словно огромный часовой механизм подминает под себя живые человеческие чувства, перетирая их между своих стальных винтиков и шестеренок. А что на выходе? Смрадный суррогат из отмерших клеток чьих-то душ.
В маленьких городах все по-другому: все как-то проще и человечнее. Поначалу кажется, что и примитивнее. Только потом понимаешь, что в примитивности этой – гармония и возможность для отдыха души. Наверное, именно вот такая тишь да гладь да божья благодать мне и нужна была. Гонки за лидерство, желание соответствовать, амбиции, тщеславие, достигаторство, жажда успеха – всё это так выматывает и утомляет, что места для простых удовольствий больше не остаётся. Мы перестаем задаваться вопросом «а зачем вообще всё это нужно», видя лишь маячащие перед носом «надо» и «хочу». Цель оправдывает средства, важен не процесс, а результат – кажется, эти прописные истины мы усвоили с молоком матери. Но приближают ли нас они к счастливой жизни? По сути, только отдаляют.
В провинции я, наконец, почувствовала, что нахожусь вне прицела «большого брата», который неустанно присматривает за нами, вынося строгие и категоричные суждения о том, насколько хорошо мы справляемся с жизнью. В Элисте до меня не то чтобы никому не было дела: местные жители как раз-таки, наоборот, проявляли неподдельные любопытство и интерес. Разница заключалась в том, что их чувства, эмоции и действия по отношению ко мне были не наигранными, а самыми настоящими. Если они чувствовали симпатию к незнакомке, они ее и демонстрировали – улыбались или легонько кивали головой. Если их внимание привлекала моя внешность или одежда, они не стесняясь, напрямую спрашивали, откуда я приехала. Мне больше не нужно было гадать, что значит этот взгляд, тот или иной жест или брошенная невзначай случайная фраза. Все было просто и понятно.
В ожидании встречи с Алтманом я решила прогуляться по центру города. Шагая по одной из центральных улиц, я с удивлением обнаружила, что здесь нет ни модных бутиков, ни дорогих ресторанов, ни концептуальных хипстерских местечек – лишь уютные небольшие кафешки, столовые и палатки со всякой всячиной. Эта простота бытия меня умиротворяла. Мне доставляло удовольствие бесцельно бродить по брусчатке, разглядывая попадающиеся по дороге вывески. Вскоре ко мне присоединился Алтман. Друг показал мне основные достопримечательности, снабдив описания фактами из истории Калмыкии и рассказами о местном укладе жизни, традициях и обычаях. Я была приятно удивлена, узнав, что местная форма буддизма – прямое наследие тибетской школы. Её принципы и основы мне были хорошо знакомы еще со времен работы в Таиланде.
Алтман рассказал, что первые ритуалы в храме начнутся уже завтра, добавив, что на них будет присутствовать и Таня – наша общая бывшая коллега с районного телевидения. Таня, так же как и Алтман, во время очередного кризиса вернулась на родину и теперь работала ведущей на местном канале. Мы давно не виделись, и я была рада узнать, что она завтра к нам присоединиться. Да и вообще мне уже не терпелось попасть в храм и узнать, как все происходит.
На следующее утро мы втроем встретились у входа в хурул, который, как я с удивлением узнала, является самым крупным буддийским храмом в Европе. Здание поразило меня своим масштабом и красотой, а еще больше – приятной атмосферой, которая царила вокруг. Конечно, после Таиланда было непривычно видеть прихожан, одетых в пальто и куртки, и ощущать дуновение прохладного ветерка, с силой развевающего буддистские разноцветные флажки. В общем и целом обстановка показалась мне как будто знакомой – по-восточному уютной, доброжелательной и какой-то благостной.
Таня, которую я не видела больше пяти лет, предстала передо мной ровно такой же, какой я ее запомнила. Она все так же прекрасно выглядела, лучезарно улыбаясь и глядя на окружающий мир широко открытыми глазами. Мы обнялись, и у меня появилось чувство, будто мы и не расставались. Дружной компанией мы зашли в храм. Народу внутри было много, люди продолжали стекаться сюда со всего города. Казалось, цикл буддийских ритуалов был самым важным событием в жизни элистинцев. Все спешили занять места и находились в каком-то радостно-возбужденном предвкушении. Тут и там повсюду сновали волонтёры, занятые приготовлением всех необходимых для церемоний атрибутов. Из динамиков звучали мантры, по залам растекался приятный, едва уловимый аромат благовоний, где-то в стороне от толпы монахи насыпали мандалу. Мы разулись, оставив обувь у входа, и поспешили занять свое место перед алтарем. После приветственного слова настоятеля, гости из Тибета приступили к своей работе. Они принялись нараспев читать сакральные строки. Все присутствующие тихо склонили головы, сложив руки в молитвенных жестах. Сидеть в позе лотоса или же поджав ступни под колени было не очень комфортно, но я старалась сосредоточиться на внутренних ощущениях. Как пояснил Алтман, первое, с чего начинается цикл ритуалов – это очищение пространства. В первый день участникам предстоит расстаться со всеми невзгодами, обидами, переживаниями и негативными эмоциями, оставив всю «чернуху» позади и освободив место в душе для нового, светлого и радостного.
Периодически молитвы прерывались ударом гонга. Он оглушал пространство своим звоном, и вибрации звука разносились по всему залу, оглашая тем самым требование тишины. Но тишины не фактической, а глубокой персональной тишины, остановки пресловутого внутреннего диалога. Звуковые волны как будто били меня по голове, выколачивая оттуда все дурные мысли. Единственное, чего мне хотелось – это не упустить этот самый момент, высокую ценность которого я уже осознала, и раствориться в происходящем всем своим существом. Я чувствовала эмоции людей, которые находились вместе со мной в хуруле. Каждый из них пришёл сюда со своими проблемами и чаяниями. И каждый был намерен расстаться со всеми теми тяжелыми думами и грузом обид, что мешают наслаждаться жизнью. Прихожане были полны надежд и старались как можно лучше сделать свою часть «работы», демонстрируя стопроцентную вовлеченность в церемонию. Первое и главное, что от них требовалось – это присутствие. Не фактическое присутствие физического тела, а осознавание момента, пребывание в «здесь и сейчас». Имея опыт буддийской практики с рождения, элистинцы с этой задачей справлялись на «отлично».