Страница 8 из 13
Однако и он напрягся, когда неожиданно повалил мокрый снег. В октябре! Снег шёл стеной. Крупные хлопья слились в сплошную белую пелену. За ней ничего не видно, и казалось, что ничего и нет – они в тёплой, уютной скорлупе и снег вокруг, насколько хватает глаз. Белая пелена поглотила все звуки, теперь они плыли в окружающем безмолвии. Было красиво и торжественно. Если забыть, что ты на федеральной трассе. К счастью, Сашка этого не забывал. Он увеличил дистанцию до впередиидущей фуры, его лицо оставалось невозмутимым, руки расслабленно лежали на руле. Так они ползли довольно долго. Снег не переставал, Ромка поклёвывал носом.
Всё неуловимо изменилось в один момент. Сашка неожиданно притормозил. Мягко и плавно, не давая машине уйти в занос. Несмотря на это, они продолжали двигаться – шестёрка, не слушаясь тормозов, плыла под горку по скользкой дороге. Сашка периодически резко отпускал тормоз, колёса вновь ловили сцепление с дорогой, движок взрыкивал, но сейчас было не до него. Потом Сашка снова мягко давил на тормоз, не выжимая сцепление, колёса блокировались, машина под собственным весом продолжала скользить, но всё медленнее. Наконец она встала, когда спуск закончился. Это называлось тормозить двигателем. Ромка слышал о таком способе, но сам никогда ещё не применял. Он решил, что они победили ситуацию, и пришло время понять, чем же она была вызвана. Сашка молча указал на огоньки впереди, они приближались – сверху на них медленно катилась фура, не втянувшая в горку по скользкой дороге. Её колёса беспомощно крутились вперёд, а она медленно и печально катилась назад.
– Сдавай назад, чего ты ждёшь?! – заорал Ромка. Сашка так же молча глазами указал на зеркало заднего вида.
Ромка быстро обернулся. Они были в нижней точке между двух холмов, и сзади так же медленно, но неуклонно на них сверху надвигалась другая фура. Её колёса были заблокированы и неподвижны, но она продолжала двигаться. За лобовым стеклом Ромка успел разглядеть перекошенное лицо водителя.
– Вправо! – снова заорал Ромка.
– А если там обочины нет? – задал Сашка резонный вопрос совершенно спокойным голосом.
И действительно, под снежным наносом запросто могла оказаться канава. Но рассуждать было некогда. Видимо приняв решение, Сашка, не дожидаясь Ромкиного ответа, включил вторую передачу, дал чуть больше оборотов и, поигрывая сцеплением, плавно тронулся на абсолютно скользкой дороге. Колёса проскальзывали даже на второй передаче, но Сашке всё-таки удалось вывести машину вправо, где под снегом, к счастью, оказалась твёрдая поверхность. И как только они съехали с трассы, фуры встретились с сухим треском. Ромка заворожённо смотрел на то место, где они только что стояли. Сейчас там находился «тяни-толкай». Никто не пострадал. В смысле из людей. Скорость была совсем невелика. Но, останься они на месте, от шестёрки вряд ли бы что-то осталось. Да и от них тоже…
Снова треск, «тяни-толкай» вздрогнул – это сзади к месту встречи подоспел ещё один супер-МАЗ… Дорога действительно была очень скользкой, спуск и подъём крутые, а резина летняя…
Буквально за несколько минут в низине образовалась каша-мала из сцепившихся фур. Водители курили на обочине и равнодушно наблюдали, как присоединяются к ним всё новые машины. А что тут поделаешь? Сашка с Ромкой стояли рядом с шестёркой, боясь поверить в собственное счастье. К ним подошёл пожилой водила.
– Молодцы, что выскочили! Сорок лет за баранкой, первый раз такое вижу. Один мудак притормозил на пригорке, за ним все остальные. А потом уже не втянули. Резина-то лысая у всех. Сейчас разве достанешь нормальную резину? – водила сплюнул и витиевато выматерился, помянув Горбачёва, Павлова с его денежной реформой и почему-то Анджелу Дэвис, чернокожую американскую феминистку. – Сталина на них нет!
– Слышь, отец, может, подтолкнёте нас? А мы на ближайший пост ГАИ сообщим, чтобы тягач вызывали… – Ромка пришёл в себя, к нему вернулся обычный рационализм.
– Дело говоришь… – откликнулся водила и закричал остальным: – Идите сюда, легковушку толкать!
Их вытолкали, и они уехали из этого страшного места, где их спасло Сашкино хладнокровие и опыт.
Из Москвы позвонили Олегу и сказали, что нашли новую шестёрку за сто тридцать тысяч. Олег цену утвердил. На следующий день Ромке пришла в голову идея. Сначала он заглянул к коменданту этажа Тане, у которой в крохотном кабинетике имелся служебный телефон, и договорился, что отныне она работает у него секретарём. Зарплата двести рублей в месяц, обязанности – принимать телефонные звонки и, если спрашивают брокерскую контору, отвечать утвердительно, сообщать, что директор не на месте, и записывать информацию. Таня была счастлива. Как комендант она получала сто двадцать рублей.
Потом Ромка поехал на биржу и за коробку конфет договорился с девочкой-секретаршей, что она ему распечатает на принтере (для солидности, поскольку принтеры были большой редкостью) объявление о покупке автомобиля, с указанием номера его нового служебного телефона. В качестве финального штриха он коррумпировал биржевую уборщицу бабу Тоню, которая согласилась развешивать его объявления по всей бирже. А когда охрана их посрывает, развешивать снова… Сам он развесил объявления на всех столбах вокруг биржи.
Как ни странно, звонки пошли. В основном, конечно, порожняк, но одну стрёмную девятку они вскоре выловили. Почему стрёмную? Да бог её знает – продавцы стрёмные, цена – сто тысяч – стрёмная (уже не было таких цен в Москве), сама машина стрёмная – вроде сияет вся и по документам ей три месяца от роду, а запах в салоне странный – французским парфюмом тянет, а не родным тольяттинским пластиком. Всё равно решили брать. Олег цену сто семьдесят тысяч утвердил. Пора было гнать машины в Питер. Ромка нервничал, он никогда не ездил на механике так далеко. Да и близко-то не ездил. Один раз сгонял до Арбата, и это закончилось разбитой задницей…
Утречком тронулись. Через полчаса Ромка чувствовал себя за рулём девятки будто родился в ней и даже обогнал Сашку на трассе. Погода была хорошая, дорога сухая, доехали быстро и без приключений. В Питере, правда, пришлось попотеть – яма на яме, движение хаотичное, в центре сплошные трамвайные пути с брусчаткой. Только заехали во двор банка, как на том месте, где они только что стояли, один суетливый жигуль въехал в задницу другому – неспешному. Ромка снова перекрестился в душе – снаряды ложились рядом, будто напоминая, что расслабляться не стоит.
В банке случился лёгкий скандал, хорошо, что руководство при этом не присутствовало. Начальник автослужбы (оказывается, таковой имелся) заявил, что девятка имеет пробег никак не меньше тридцати тысяч – типа он по тормозным дискам сделал такой вывод. Ромка готов был спорить и переть на рожон, но Сашка что-то пошептал Василь Петровичу на ухо, и в результате тот молча подписал акт приёма-передачи без замечаний. Это стоило друзьям пятьсот рублей, ко всеобщему удовольствию. Появился Олег, пожал руки, витиевато высказался в том смысле, что они оправдали возложенное на них доверие, и предложил отметить это дело в бане. Они с воодушевлением согласились, хотелось сбросить напряжение последних дней.
Русская баня – это место, которое не затрагивают социальные потрясения. Как парился народ при царизме, так продолжал париться при советской власти и кричать «Поддай!», когда она неожиданно, но закономерно рухнула. Броуновское движение кучи голых мужиков лишь на первый взгляд хаотично. На самом деле всё подчинено вековому распорядку – попариться, чтобы размякли косточки, помыться, дабы тело очистилось и задышало, и, самое главное, поддать в конце, чтобы размякла, очистилась и задышала душа. Ещё Суворов говорил: «После бани продай сапоги, а выпей!» Баня оказалась хорошая. Старинная. С традициями и атмосферой. Проще, но душевнее кичливых московских Сандунов. И народ хоть без штанов, а выражался культурно и надирался тихо, интеллигентно. Глядишь – и задремал. А как проснётся, обязательно что-то умное скажет. Олег, например, первым делом сказал: «Где мои очки?»