Страница 1 из 17
Предупреждение от автора
Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.
Paso final (Завершающий шаг)
Сегодня я умерла. И умерла не в каком-то переносном смысле, как от ужаса или любви. Нет! В самом прямом смысле (как бы это ни было печально). Spoiler в начале рассказа – плохая шутка? Но нет, это не S-P-O-I-L-E-R. Просто Alis (в смысле я) бежит за белым кроликом от «Огненной Гиены».
– Долго нам еще?! – спросила я у Jerry, запыхавшись и захлебываясь слюной вперемешку с кровью. Разорванные альвеолы и невыносимый вкус железа. Я так давно не бегала и никогда раньше не забиралась настолько высоко. Мое лицо горело от холода и слез.
– Мы почти добрались до самого пика! Давай же, поднажми! Как заберемся туда, так и почилим! – кричал где-то впереди кролик, сверкая своими злыми красными глазками. – Ты же у меня сильная! Столько дерьма стерпела, что обычный подъем на «бугорок» для тебя раз плюнуть! К тому же тут как красиво! Ты, наверное, такого в жизни не видела?!
– Я очень устала, мои ноги похожи на две отбивные, и кровоточащие раны на руках тоже не дают покоя! – кричала я ему в ответ что есть сил.
Но Jerry меня не слушал и прыгал себе дальше, подгоняя своими насмешками:
– Давай же, ты, мраморная вырезка! Я надеюсь, что ты тут не помрешь! Не хочу потом тащить твое тело! – Прыг-скок, скок-прыг, прыг-да-скок и скок-да-прыг. – Я уже наверху! Тут даже снега нет? Это так странно. Давай же! – все кричал кролик без умолку. Его голос раздавался эхом в этом бледном, почти вымершем месте с ослепительными лучами солнца, отражавшимися на поверхности снега.
Хоть в чем-то он был прав. Настолько красивого и светлого места я не видела никогда. Голубые и циановые тона, переходящие в белый, а из них в ослепительный цвет-свет, разлетающийся радужными переливами на острых гранях снежных пиков, вызывали умиротворение. И я, опьяненная то ли этим ярким светом, то ли болью и скрипом своих раскрошенных костей, поднималась все выше и выше, впиваясь пальцами в снежную корку.
– Ты как вообще?! Еще жива?! – спросил кролик с придурочной ухмылкой, расплывающейся по его мохнатой моське все шире и шире. – А я уже начал в тебе сомневаться. Думал, что ты не пойдешь со мной. Ты всегда меня кидала. Кстати, твоя нога… Похоже, тут даже мощь лучших врачей будет бессмысленна. Только ампутация! Чик… – Он показал импровизированные ножницы, сделанные из двух розовых подушечек своей лапки. – Ты прикинь, какой ты будешь бесполезной и страшной без правого потника? – зыркнул на меня Jerry, ожидая ответную реакцию. – Ну ладно. Теперь ты на самой макушке Мира! – развел он руками, стоя на краю скалистого хребта. – В старости мы будем вспоминать этот момент со смехом! – прокричал Jerry с нескрываемыми нотками сарказма. На его моське все так же продолжала расплываться улыбка. Казалось, что она скоро закроет всю его милую мордашку и перерастет в нечто похожее на значок The Rolling Stones. Только без гигантского языка, которым хвастался Mick Jagger, зато с огромными и острыми передними лопатками.
– Все еще считаешь, что звать спасателей, поднявшись на Everest, – хорошая идея? – стараясь перекричать ветер, несущий огромные хлопья снега, рассекающие кожу мелкими порезами, спросила я своего белоснежного друга, сливающегося с заснеженной верхушкой.
– А как ты считаешь?
– Считаю, что ты спятил! Вряд ли нам кто-то поможет. Тут ничего нет! Ни травы, ни снега, никакого выхода! Тут вообще ни черта нет! Мы просто замерзнем и останемся вечными статуями в багровых тонах! – прокричала я на своего сотоварища, с трудом выговаривая каждое слово. Тот в ответ лишь продолжал улыбаться.
Падающие снежинки создавали между нами полупрозрачную вуаль. Все выглядело так, словно я смотрю сквозь свадебную фату. От кролика остались лишь его красные глазки, безумная улыбка и фрак с галстуком-бабочкой.
– Погодь-погодь! – жестом приостановил он меня. – Это не я, это ты спятила! Согласилась на авантюру Кудрявой суки! Добровольно засунула ногу в капкан! Забралась на крышу небоскреба! А теперь, стоя на краю, хочешь сделать последний, завершающий шаг?! Нужно было слушать! Смотреть внимательно, Alis! Особенно себе под ноги! – проорал кролик уже совершенно не своим голосом. Голосом, напомнившим мне о самом лучшем человеке…
О человеке, которого я безумно любила. Но, как это всегда бывает, я была в «точке невозврата». Под моими ногами расстилалась автомагистраль, опоясывающая мириады километров, а звуки сигнализаций и мигалок глухо отражались в зеркалах небоскребов. Еще секунда, и все мое тело – все девяносто три фунта – летело мешком вниз, разрезая со свистом воздух. Сердце застыло. Самое долгое падение. Блин, так глубоко я еще ни разу не падала. Вот попробуй вам объяснить – не получится же. Ведь единственный, кто сможет понять психа, – это другой псих.
И вот я падаю. Нет, не так! Я не падаю, я лечу! Да, именно лечу! Ну, или в крайнем случае планирую на мокрый асфальт, как облачко, с такими дебильными мыслями, что даже сама их не совсем понимаю.
– Какая же ты ебанутая! – кричит Jerry, смотря на меня с самого края крыши, на которую я так долго и мучительно добиралась.
Ну, это конец рассказа, правильно? А где, мать вашу, начало? Refund, dislike, отписка. За что я заплатила деньги? Если же вы не столь впечатлительны, как моя Madre, падающая в обморок от вида месячных, то я расскажу вам свою сказку от «начала» и до «конца». Что еще делать, когда тряпичной куклой летишь пятьдесят этажей вниз?
La niña (Девочка)
Мне девять, и зовут меня Alis Greene. Прям как цвет моих глаз. Живу я как самая настоящая мажорка, чьи родители работают с утра до ночи и продвигаются по карьерной лестнице до самых верхов всевластия. Что это значит? Да блядь – это значит многое: у нас шикарный дом, как усадьба великих поэтов прошлого века. У нас даже был дворецкий по имени Gonso. Фамилии не помню, да и наплевать на нее. Кому сдалась фамилия какого-то подхалима из нашего дворца? Еще у нас были три африканки, чьих имен я вообще никогда не знала – их прочесть-то трудно, что уж говорить о том, чтобы эту белиберду произнести (почему у них такие щелкающие имена?). Причем они так часто менялись, сохраняя только форму вазы с тонким горлышком и огромными ягодицами, как будто у нас была квота – сменить и принять на работу с две дюжины женщин из племени Banru или Makonde.
Вопрос на миллион – кем может стать маленькая девочка, чей отец постоянно, приходя с работы, выпивал полбутылки дорогого вискаря, сидя у камина, а его жена трахалась с любовником в соседней комнате?
Нет, конечно, в девять лет я еще не была испорчена такими страшными реалиями жизни, как Sex & Drugs & Rock & Roll. Жила очень размеренно. Вся такая из себя милая и умная, аж тошно. Каждый урод с папиной работы считал своим долгом потеребить меня за медную и кудрявую шевелюру, испортив прическу, которую день за днем так упорно делала одна из наших домохозяек. Один индивид по имени Frank, которого мы с отцом переиначивали на Freek, постоянно сносил меня своим запахом. Hugoross – такой сладковато-приторный, резкий и оставляющий шлейф на полторы мили. Создавалось ощущение, будто этот Freek приходил с работы, набирал целую ванну этой жути и барахтался в ней так, чтобы каждая молекула его тела пропиталась и изменилась на субмолекулярном уровне. Так вот этот Урод со своим непереносимым амбре садился возле меня и, смотря куда-то в стенку, начинал нести бред про политику и доходы среднего класса, а в конце добавлял: «Не так ли, дорогая?». Но уже в этом возрасте я могла спокойно поддерживать разговор с любым подчиненным моего отца. Я была его любимицей. Малютка Alis. Большеглазая куколка с веснушками на носу. Особенно надев одно из дебильных платьев, так любезно подобранных моей мамой на очередной показушный вечер, я становилась предметом умиления всех и каждого.