Страница 7 из 18
– Молчи, молчи!
– У каждого, говорит, человека бывает кризис. Я, говорит, до пятнадцати лет был очень религиозен. А потом кризис случился. Снял крест, плюнул на него, и забросил. Так-то, папа! Читай «Огонек», «Московские новости»!
– Вот и говорю, что ты ельцинист проклятый! – крикнул, выходя из себя, Николай Филиппович. – Из-за тебя да Коротича Союз развалили!
– Факен! Союз не трогай!
– Такие как ты, волосатики-полосатики, все развалили. Ленин им не нравится! Сталин не хорош! А Иисус Христос, чтоб ты знал, был вообще первым коммунистом!
– Ну, батя, ты даешь! А кто ему партбилет выписывал?
– Я партбилет никогда не выброшу! В могилу унесу, а не отдам! Выкуси! Ты почитай его, почитай Евангелие! Он хотел, чтоб не было богатых. И Ленин того же хотел. И Сталин! А жиды его распяли!
– О, майн готт! – трагически возвел к потолку руки Лука, став в этот вдохновенный момент похожим на пророка Моисея. – Опять про жидов.
– Ты сам сионист, поэтому за Ельцина. Знаешь, как его правильно фамилия? Эль-Цин!
– Все апостолы были евреями, а я – белорус!
– Какой ты белорус? Это я – белорус. А у тебя мать была еврейка. Значит, и ты сионист. Эх, Лука, Лука, ну почему ты не пошел в гарнизонный оркестр?! Играл бы там марши, и звание бы старшего прапорщика дали.
За столом воцарилась томительная тишина.
Лука с размаху налил полный стакан и одним движением бросил содержимое в пищевод. Сволочь, а не отец! Ничего в музыке не понимает, а лезет со своими замечаниями. Сталинист проклятый!
Надо пойти в свою комнату. Успокоиться. Поразмышлять о музыке, посмотреть на портреты Баха, Леннона, Бетховена, Чайковского, Моцарта. Да, и вообще…
– Великий Моцарт никогда не играл в гарнизонном оркестре!
– Великий Моцарт писал музыку. А ты что написал? Только пьешь, да слушаешь свой рок до трех часов ночи, спать мне не даешь. Союз развалил…
– Скажи еще, что Хоннекера хочу арестовать
– Не ты, так твои дерьмократы! Зачем нам их гуманитарная помощь? Что, мы без консервов ихних не проживем? У меня талонов скопилось – некуда девать, а они из Германии колбасу везут! А?!
– На! Качумарь!
– Зачем нам биржи, я тебя спрашиваю? Что, Пушкин с Лермонтовым без бирж прожить не могли? Кукиш! Вот тебе поэт Осенев!
Старик сунул перед сыном желтый прокуренный кукиш. Лука брезгливо отвел кукиш в сторону.
– Зачем нам восстановление немецкой республики в Поволжье? – уже визжал отец, совершенно выйдя из себя. – Это же фашисты одни! Всех – в Соловки!
Слюна летела во все стороны, и оплеванный почитатель Моцарта с омерзением следил за каплями, что падают на пищу.
– Почему прекращена деятельность народных депутатов СССР?! Почему Гамсахурдиа рвется к власти?!
У Луки кругом пошла голова.
– Папа, да ты понимаешь – причем тут я? Я же музыкант, музыка – жизнь моя. Бах мой кумир, а ты мне про Гумсахуйнию. Тьфу!
Лука обиженно и резко вышел.
– Куда поперся, – по инерции крикнул вслед старик. – Опять дрочить?!
В ответ уже из комнаты долетело ненавистное «факел!», и Николай Филиппович замолчал. Действительно, что это он? Этот, хоть и сионист, а все же, сын родной. Бестолковый, правда – весь в мать-еврейку. Дору Львовну. Избаловала она его, пока жил с ней после развода. Избаловала. И в Израиль свалила! А сын вопросы глупые теперь задает. Про Ленина и про Бога. А все очень просто. Можно верить и в Бога, и в Ленина. Просто не надо их смешивать. Надо, чтоб каждый – по отдельности. И поменьше думать. Как на флоте: приказали – выполняй! А когда есть время и возможность, пей. Водку или шило.
– Я ведь тебе Лука, только добра желаю! – крикнул Николай Филиппович вслед удалившемуся отпрыску. – Хочу, чтоб ты человеком стал. Молился.
Тишина.
Притих, значит, музыкант херов.
Ведь мог в гарнизонном оркестре «На сопках Манчжурии» наяривать, «По долинам и по взгорьям», а вместо этого рок слушает, да «факел!» орет.
– Иди сюда, а то все выпью один!
Из комнаты донесся сдавленный сыновний вопль-ответ:
– Не отвлекай от сеанса – адреналин кончится!
Ну, ну.
Ничего, минут через пять прибежит.
Он знал сына: не вытерпит, побоится, что и впрямь без него всю водку выпьют.
Эх, Лука, Лука…
Приглушил «Океан», прислушался.
В комнате сына было тихо.
Ничего, сейчас придет.
Кстати – пора.
Николай Филиппович налил полстакана.
И вот так всегда.
Что в пансионат его возил под Москву, что в Сочах недавно отдыхали – всегда одно и то же.
Пьет, возмущается, огрызается, дерзит, «факел» свой кричит.
Лоботряс.
Жена после развода избаловала.
Думал в училище родное устроить после школы. Чтоб выучился на подводника, человеком стал, так нет: жена в институт искусств пропихнула по блату. Это ладно, был бы толк…
Кон-церт-мейс-тер, ети его!
Но кафедры-то военной нет.
Устроил его по окончании в музыкальный взвод в авиационной части. Уж там-то мог бы полюбить марши!
Не любит!
В прапорщики выбился, а сапоги чистить не научился.
И это называется музыкант?
Армию бросил, в Агентство торжеств поступил на свадьбах играть. Черти что, ей Богу! Хорошо еще – не в похоронную команду. Еле-еле завклубом пристроил.
Отставной моряк выпил и тут вошел Лука. Метнув взгляд на стакан в руке Николая Филипповича, сын скорчил горькую улыбку:
– Пьешь, значит?
– Ты же не хочешь, сын. Ушел. Спасибо не сказал отцу за сало. Хочешь, налью? Главное, Лука, будь человеком.
– Спасибо. А, кто я, по-твоему?
– Ельцинист! Из-за тебя и флаг над Кремлем спустили! Почему не ходил на встречу с писателем Александром Брюхановым? Такой человек мне автограф дал! И Умапалатова дала.
Сын скривился, словно проглотил жабу:
– Больше ничего не дала?
– Вот, не любишь. Не нравится. А она, между прочим, Генеральный секретарь Советского Союза. А ты брезгуешь. И друзья у тебя алкоголики. Зачем приводил толстяка? Видал, как он на наше сало смотрит? Жрет, и спасибо не скажет. Ельцинисты!
Лука совершенно рассвирепел. Опять – то же самое! И так всегда: сначала все хорошо, а потом начинаются оскорбления. Старый дурак и пьяница! Совсем выжил из ума. Скоро начнет плеваться.
– Вибратор «Пинк Флойд» любит к твоему сведению! Тебе хоть говорит что-нибудь слово «Стена»?
– Какая-такая «стена»? – приставил сухую ладошку к уху отец.
Тьфу, знакомый приемчик: как неправ, так делает вид, что не расслышал. Вот же старый хитрован!
Лука встал из-за стола и отправился в коридор. Надо сходить, проветриться.
– Куда пошел? – заорал отец. – Опять все очко засрать хочешь, ельцинист?!
– Качум! Факен!!!
***
Дом, в котором он жил с отцом, был, в общем и целом не плох. Он был бы даже хорош, если бы туалет был внутри него.
Они переехали сюда после выхода папаши в отставку. Точнее, сперва приехали в Глупов, получили там квартиру в панельной пятиэтажке, но потом идиот-папаша познакомился с замужней тварью в Новозаборске. И вот ведь, старый дурак, влюбился! А ведь тварь – сплошное недоразумение: рожа козья, белобрысые волосы вечно свалявшиеся, да еще и редкостная хамка. Из-за этой скотобазы поменял глуповскую квартиру на частное домовладение в Новозаборске. Чтобы к ней поближе быть. Изба, конечно, была крепкой, имелся и большущий сад-огород, на котором отец предполагал выращивать помидоры и прочие растения. Яблоки с грушами были. Сарай тоже был. Плохо только, что уборная в огороде, а само жилище находилось на окраине города.
Огород…
Дурак-отец хотел, чтобы им занимался сын.
Помидоры выращивать.
А музыка?
Луке требовалась интеллектуальная подпитка, культурная среда, посещение филармонии. В глуповскую, к сожалению, дирижером не взяли, скотобазы. Ну, ничего, ничего! Папаша пытался засунуть в гарнизонный оркестр марши настукивать. Ха! Великий Моцарт умер в нищете, но не опустился до гарнизонного оркестра! Слава яйцам, удалось устроиться в загсовскую Службу торжеств к ансамблистам, там хоть какая-никакая, а музыка. Опять же, на свадьбах и выпить, и закусить всегда дают. Главное, не нажираться, как свинья. Впрочем, быстро выгнали…