Страница 1 из 2
Наташа Михлин
Сад нигде
Глава 1
Черепица на крыше была черная, матовая. Впитывала и свет, и тепло. Под коньком ворковали голубые горлинки с Водолея. Похожи на розовых, из Солнечной, только голос на полтора тона ниже и поведение скорее напоминает ласточковых.
– Ворчок! Ты где?
Бабушкин голос звучал чуть обеспокоенно.
– Ворчок! Ворчуля!
Ворчка перекосило, словно в рот насыпали чистой глюкозы и заставили проглотить.
– Вор…
– Да здесь я! – буркнул он, прежде, чем бабушка успела еще как-нибудь исковеркать его имя. Вышел из-за куста, отряхнул от земли руки и пошел к дому.
Бабушка стояла на крыльце – пухлая и румяная, с добрыми лучистыми глазами. В груди совершенно иррационально потеплело. Если верить бабушке, это хорошо и правильно. Этого она и добивалась от внуков. Ворчок нахмурил брови.
– Ну, чего? – он встал перед ней, уперев руки в боки.
– У меня летучие ромашки разлетелись. Я их собрала, принесла на сушку, а окно забыла запереть. Собери их, будь добр, пока корешки в саду не пустили.
Ворчок молча развернулся и направился за дом.
– Ромашки, видите ли, разлетелись, – бубнил он себе под нос, высматривая между клумбами и грядками маленькие белые солнца. – На то они и летучие, чтоб разлетаться…
Одна ромашка доверчиво позволила взять себя в руку, пощекотала отростками-корнями ладонь. Другие три бросились врассыпную, стоило подойти. Четвертая обнаружилась на стволе черешни, и даже успела присосаться к нему, собака! Пришлось отрезать здоровый кусок коры, а потом залечивать электроимпульсами.
Бабушка иногда ругалась собакой, хотя предметы, названные ею так, никакого отношения к собакам не имели. Псовые тут вообще не водятся, они в квадрате Н-8 и дальше. Это – одна из многих бабушкиных нелогичностей. Но Ворчку они почему-то нравились, в отличие от собственных.
Вот, опять это «почему-то». И старательно нахмуренные брови не спасают от прокола в логике. А бабушке нравится, когда с ним происходит что-то, чего он не может объяснить.
– Доброго утра. Как дела, Ворчок?
Это Родион, или искусственная звезда РО-Д23Н6 – главный источник жизни Сада и хранилище информации. Пока Родион обходит Сад, успевает пожелать доброго утра целых двенадцать раз. То есть тринадцать, считая бабушку, потом столько же раз пожелать спокойной ночи. И ему не надоедает. Хотя сам Родион ни разу не видел ни рассвета, ни заката с поверхности, ну, не считая записей. Но смотреть записи – совсем не то, что видеть самому.
– Нормально дела, – Ворчок забежал в дом, ссадил трепыхающиеся летучие ромашки в банку на кухне, захлопнул дырчатую крышку. – Расскажи что-нибудь.
Родион помедлил и выдал длинный поток данных за последние сутки.
– Нет, – нахмурился Ворчок. – Нормально расскажи.
– В О-9 арковолки снова прогрызли сеть. Пострадали ролмуны и рогатые шарокони с Уарры.
– Собаки, – с чувством сказал Ворчок.
– У шароконей брачный сезон, так что слизь с рогов находится на пике токсичности. Двое арковолков отравились, состояние тяжелое, но Хромля справляется.
– Еще бы он не справился. Бабушка знает?
– Конечно. В седьмом квадранте появился новый пульсар.
– Покажи? – оживился Ворчок.
Родион показал. Бесконечная тьма, россыпи цветных точек, нити света и звездной пыли. Частично вид перекрыла ближняя туманность, но все равно красиво. И жутко… хотя тоже непонятно – почему.
– Тебе не страшно? – вырвалось у Ворчка.
– Конкретизируй.
– Забудь.
– Невозможно, – ответ Родиона прозвучал отчетливо-ехидно.
Ворчок вздохнул. В дебрях накопителей сохранились все постыдные промахи Ворчка: и то, как он по самодурству решил выпустить окуней-невидимок к пресноводным медузам, и погоня за бабочкой-Колоссом, кончившаяся печально для обоих, и воровство бабушкиных пирожков с кухни, и многое другое.
Ворчок взбежал на холм, с которого открывался вид на лес, переливающийся оттенками от салатно-зеленого до глубокого кобальтового. На все лады верещали птицы. Нужно отправиться на самый край квадрата, там что-то плохо растут водоросли в озере. Проверить насосы, взять пробы воды. Ворчок вздохнул и закрыл глаза. Родион светил прямо в лицо, теплом оглаживая щеки.
– Ты знаешь, что было до тебя? – спросил Ворчок.
– Я был всегда.
Ворчок не стал спорить. Хотя бабушка говорила, до Родиона был Роман. Бабушке верилось больше: уж она-то точно была всегда.
Ворчок кубарем скатился по заросшему густой, мягкой травой склону и вбежал в лес.
Глава 2
Спал Ворчок крепко: намучился с озерным насосом. Пришлось просидеть под водой так долго, что даже преобразователь кислорода забарахлил – всплыв, Ворчок едва отхаркался от вязкой тины. Внутрь насоса залезла донная улитка, вывела потомство и они застряли там насмерть. Пока разобрал, пока достал двести шесть улитиков и их горе-мамашу, пока приладил обратно тонкую сетку… домой вернулся ночью.
На ужин бабушка пожарила оладьи с яблоками. Яблоня у дома росла обычная, никакая не редкая, ее даже в реестр не вносили. Для личного пользования, так сказать. Но яблочное варенье с нее получалось вкуснее, чем из любых самых экзотических плодов и ягод Сада. Может оттого, что бабушка его любила, а значит, и Ворчок тоже.
Бабушка каждый день читала ему книги перед сном. Когда в дом раз в две недели прилетали остальные мальчишки, в гостиной на ковре собиралась целая толпа слушателей. Но Ворчку нравилось, когда они с бабушкой оставались вдвоем. Тогда картинки из текста рисовались перед глазами ярче, а голоса героев звучали яснее. Поначалу Ворчок пугался этого странного, похожего на галлюцинации, эффекта, потом привык и без историй на сон грядущий уже не мог. Выдумывание историй казалось Ворчку самым необыкновенным свойством разумных живых существ. Из них он, правда, знал лично только бабушку, и она не сочиняла сама, только читала чужие выдумки, но читала как-то так, что… ох. Совсем иначе, чем когда Ворчок пытался читать сам. Может, оттого, что он глотал информацию слишком быстро и в сознании не успевали возникнуть образы. А смотреть трифильмы ему было скучно: во-первых, мешали границы между кадрами, которые он не мог не видеть, во-вторых, самостоятельно воображать гораздо интереснее – это почти как создавать историю. Ну, или Ворчку хотелось так думать.
Он умылся, одел чистый, пахнущий лавандой мягкий комбинезон и съехал по перилам вниз. За окнами барабанил дождь – точно по расписанию. Ворчок заглянул в кухню, зевнул, бросил в рот оставшуюся с ужина оладью. Бабушки в доме не наблюдалось, от этого комнаты казались мертвыми. А вот за границей огорода, на посадочной площадке, происходило что-то интересное.