Страница 4 из 20
– Где, где? Покажи мне его! Где тот Сатурн?! – рычал Лёха.
– Ну а где тот Восток? Тоже нету! По-твоему – и Гагарин не летал?
– Гагарин – летал! А америкосы – лживые и подлые! Сербов – разбомбили ни за что и нагло врут до сих пор своими бесстыжими глазами! И в космосе ни хрена не могут, только шаттлы свои взрывать!
– Как можно врать глазами?.. И потом, ну как не могут… На Плутон вот этой зимой аппарат запулили!
Лёха сардонически захохотал:
– На Плутон! Не смеши! Консервную банку куда-то выстрелили и рассказывают всем, что на Плутон. Да туда лететь – десять лет, а через десять лет…
Щёлкнула входная дверь, через несколько секунд на пороге кухни появилась Лена.
– Ого! Не рано вы до американцев добрались? Здравствуй, Тима!
Тимофей поднялся из-за стола, сграбастал Лену, чмокнул в щёку.
– Давай, присоединяйся. Мы тут с Лёхой даже вот наварили чего-то…
– Что там у вас?
– Да не знаю я… Какая-то у нас похлёбка вышла, эта… Ирландское рагу, короче. Да бес с ней, главное – вот харюзей взяли под пиво, смотри, какие лапти! Просто изумительные, во рту тают!
– Ладно, ладно, переодеться хоть нужно…
Пока Лена приводила себя в домашний вид, они слегка прибрали со стола рыбьи хвосты и кости, Лёха разлил похлёбку по тарелкам.
Минут через пять Лена заключила:
– Выглядит по-солдатски, но очень даже ничего. Хоть что-то хорошо! А то сегодня на работе…
Тимофей насторожился:
– Что на работе?
– Завтра если не наладится – чрезвычайное положение объявят. Связи нет даже у военных. В АТП до сих пор разобраться не могут – что произошло: то ли катаклизм какой-то, то ли нарушения при строительстве… Представляете, весь гараж в землю провалился на полтора метра, и что делать теперь? Одни кричат: давайте скорей разбирать стену, крышу, рампу насыпать, автобусы на линию выводить, а другие – ничего трогать нельзя, пока комиссия причины не определит… Сегодня утром поезд не пришёл! Что-то немыслимое… Дозвониться никуда невозможно. А тут ещё кошмары эти!
– Что за кошмары?
– За прошлую ночь… – Лена понизила голос, – больше сорока тяжких преступлений и несчастных случаев со смертельными… Семнадцать пожаров! На Левом у вас, представляешь, прямо возле отдела полиции, в соседнем дворе – четыре трупа! Причём… Лёш, налей мне пива… Ага. Четыре трупа – все… Чёрт! Говорят – по ним как будто трактором ездили, месиво сплошное… – Лена выпила залпом полбокала, уткнулась в тарелку.
При упоминании о трупах Тимофея словно продрало морозом вдоль спины. А ведь ночью он там совсем рядом был!
– Ты это… – Лёха неуверенно погладил жену по плечу. – Ты ж в комитете по градостроительству, откуда этих страстей набралась?
– Девчонки-то болтают… У главного – совещания с самого утра, к обеду думу собрали…
– Ну… Болтают. Мало ли… Не, не! Давайте без ужасов, у нас – пиво, у нас чудесный хариус, не сидели сто лет! Помните, как на Смородиновую ездили? Сколько лет-то прошло уже… Семь?
Глава 3. Погружение
Хлопоты
Несмотря на количество выпитого, тяжкого похмелья с утра не наступило. Видимо, сказалось так же и количество съеденного. Хариус, «ирландское рагу», какой-то капустно-кукурузный салат… Вроде, поздно ночью ещё и картошку с грибами жарили…
Лена, как стойкий оловянный солдатик, с утра упылила на работу, а Тимофей с Лёхой оклемались только часам к одиннадцати.
– По маленькой, для поправки?
– Не, не. Кофейку покрепче, – Тимофей прислушался к внутреннему мироощущению: некая слабость и приторможенность, но в принципе – почти порядок. Даже голова не болит.
– Ты прав, пожалуй… – Лёха долил воды в чайник, включил. – На промзону меня закинешь? Надо с мужиками потрещать насчёт стоянки на зиму. Чего-то лень за своей в гараж тащиться.
– Не вопрос. А что у тебя с Полоховым? Ты же у него сколько лет ставился?
– Цену с ноября поднимает. Говорит – раньше-то, пока я на аренде был, он типа как своему скидку делал, а теперь, мол, я сам по себе, так что платить должен по полной… До чего жадный хмырь всё-таки!
Обжигающий кофе понемногу сделал своё дело: мозги обрели ясность, кровь по жилам побежала шустрее. Вместе с тем вернулось и тягостное ощущение неясности ситуации. Новости, поведанные вчера Леной, спокойствия не добавили.
– Лёх, слушай… Что-то не по себе мне. А если сегодня и в самом деле чрезвычайное объявят? – Тимофей достал телефон, с отвращением глянул на сообщение об отсутствии сети.
– Ну, объявят. И что? Патрули, может, усилят по ночам… Что такого-то?
– Да… Фиг знает! У тебя канистры под бензин есть лишние? Залиться бы под завязку на всякий пожарный. А то вдруг перебои какие… Работать-то как потом?
Лёха покачал головой:
– Что-то ты, Тим, на пустом месте кипеш затеваешь. Ладно, заскочим тогда ещё в гараж. Двадцатилитровка где-то лежала со старых времён.
Наконец они вышли на улицу. Холодно не было, но низкие серые тучи полностью скрывали небо: и не поймёшь, в какой стороне солнце.
Отчётливо пахло гарью, и запах был отвратный, не лесной. Чуть ли не каждое лето где-то в районе горела тайга, и когда ветер дул в сторону города, всё затягивало сизой дымкой, от которой першило в горле и щипало глаза. Но тот дым всё-таки пах костром, смолистой сосной… А тут явно вонь от залитых водой горелых тряпок…
– У нас вчера днём что-то горело, местах в семи сразу… И у вас тут началось, что ли? Столько пожаров подряд – в жизни не видел. Поджоги, может?
Лёха лишь как-то недовольно пожал плечами.
Собачий галдёж слышно было ещё за квартал. Тимофей не придал этому особого значения, но мысль мелькнула: «Со стоянки, что ли?» Минут через пять они подошли к воротам.
– Капец!
Шлагбаум из толстой двухдюймовой трубы был загнут в дугу и выворочен вместе с мощной забетонированной опорой. По углам парковки стояли собачьи будки, и ошалевшие животные рвались с цепей, заходясь в жутком лае. Здоровенная лохматая кавказская овчарка не переставая выла, вынимая душу; хотелось пристрелить её, чтобы не мучилась.
Дальний проезд выглядел так, словно по нему проехал бульдозер с клыком, да ещё с пьяным танкистом за рычагами. Морды некоторых машин были свёрнуты и расплющены; вдоль дороги извивалась глубокая – в полметра – извилистая канава. Укатанная за многие годы тысячами шин глина вместе с подсыпанным гравием была словно вспахана; справа, за сторожкой одна из машин лежала вверх колёсами, оборвав сетку забора. Не считая собак, вокруг не видно было ни души.
Тимофей едва ли не в панике бросился к своей хонде. К счастью, все оказалось в порядке.
Его слегка потряхивало, пока он заводил двигатель и выруливал за ворота. Стоянка вызывала желание убраться подальше и как можно скорее. Сразу за снесённым шлагбаумом он остановился, поджидая Лёху, поднявшегося наверх, в дежурку. Тот почему-то не торопился спускаться обратно.
– Лёх, что там?
– Иди глянь-ка.
Тимофей секунду поколебался; не стал глушить машину, а дверь оставил распахнутой. Ещё раз оглянулся вокруг.
По небу ползла всё та же низкая, почти зимняя хмарь. В ста метрах за бело-золотой берёзовой полосой по проспекту сновали машины, с ветвей, потревоженных лёгким ветерком, медленно и красиво опадали жёлтые листья. Никого…
Он поморщился от невыносимого загробного воя и осторожно поднялся по крутой деревянной лестнице. Лёха стоял у двери и разглядывал что-то внутри. Тимофей заглянул ему через плечо.
Небольшая комнатушка, два на два с половиной: маленький стол в ближнем углу, рядом – мягкое кресло из бордового кожзама. У правой стены – топчан, укрытый красно-чёрным клетчатым шерстяным одеялом. Крохотный телевизор на полке. С кресла – вид в окна на две стороны: за ворота и на стоянку.
Каморка была вся усеяна мелким хламом – разодранными журналами, рваными тряпками, какими-то проводами, обломками карандашей и шариковых ручек, осколками вдребезги разбитого старинного, ещё дискового, телефона.