Страница 13 из 20
– Да что с вами приключилось-то? И перестаньте целовать мои руки, – пораженный ее тоном и неожиданным появлением, сказал Алексей Федорович, отнимая аккуратно свои руки от ее губ. – Вот ответ на ваше письмо, извольте с ним ознакомиться, успокоиться и утереть слезы, – доставая конверт из-за за пазухи пальто, потребовал Алексей Федорович.
Прочитав письмо, она подняла свой взор на Алексея Федоровича, ее глаза блестели от радости, она хотела обнять его, но не позволила себе идти на поводу своих желаний, только часто стала дышала, а сердце ее так и норовило выпрыгнуть из груди.
– Так значит вы меня не бросите, не оттолкнете от себя? – Вкрадчивым голосом спросила она.
– Нет. И покончим с этим, – отрезал Алексей Федорович и распорядился чтобы поклажу Евы Александровны, с которой она приехала, подняли в его квартиру, заплатив за это три рубля серебром.
– Прошу! – Сказал Алексей Федорович и знаком руки пригласил Еву Александровну взойти в парадную. Она молча исполнила его приглашение. Взойдя в квартиру, они разделись и прошли в гостиную, там они сели друг на против друга, а служанка Юля принесла еще не остывший самовар.
– Излагайте, вашу трагедию, – сказал Алексей Федорович, поднося дымящуюся кружку ко рту.
– Я, я…, – волнительно произнесла Ева Александровна.
– Ну-ка, давайте смелее, можете мне спокойно исповедоваться, хотя при нынешнем положении это слово вряд ли подходит. Но я жду от вас объяснений, согласитесь, что вот так, подъехать ко мне прямо под ноги с горячим желанием броситься мне на шею и только глубокое уважение, которое вы питаете ко мне вас остановило это сделать. Все это требует, чтобы вы рассказали мне всю подноготную толкнувшего, на не до конца осуществленного своего поступка. По-моему, вы в глубоком отчаянье, и я последняя ваша надежда. Разве не так? – Спросил Алексей Федорович, глядя в ее раскрасневшиеся глаза.
– Вы проницательны Отец Алексей, – вымолвила, не поднимая своих глаз, вымолвила Ева Александровна.
– Распрекрасная особа, вы видимо посланы мне Богом во испытание. Да тут и проницать-то нечего, вы уж поверьте мне, на вас и так все написано, бери и читай, – сказал Алексей Федорович.
– Я, когда выписалась из больницы, меня на поруки взял мой бывший муж господин Шуберт и отвез к отцу. Он принял меня холодно, даже не поздоровался со мной, мама же пыталась меня утешить и приободрить, но почему-то из этой затеи ничего не вышло, и я так в молчании и прошла в свою комнату и заперлась. Тут же бросилась на кровать и разрыдалась, а потом чуть успокоившись принялась писать вам письмо, которое вы и получили. Только дождаться вашего ответа мне было не суждено. Отец, молчавший три дня сегодня по утру, заявил, чтобы я собирала вещи и уходила к своему бывшему мужу господину Шуберту. К нему, у меня естественно возвращаться не было никакого желания, наши брачные отношения строились на удовлетворении его низменных потребностях, я была вроде постоянной гулящей девки, которую он приобрел в свое услужение. Все это мне было противно. Я терпела сколько могла, но больше в этот им созданный ад я не вернусь, уж лучше уличной девкой стану, тем более опыт у меня уже имеется.
– Нет на улицу я вас не выгоню, – тут же отреагировал Алексей Федорович, – вот только куда вас поселить: я сплю в своем кабинете, Екатерина Алексеевна в комнате покойной Екатерины Осиповны, а в спальне Lise нельзя, потому что я не хочу оскорблять память о ней.
И тут хлопнула входная дверь и из передней уже скоро показалась вся сияющая от счастья Екатерина Алексеевна.
– Вот и я папа, платье, потрясающее я буду словно золушка в нем на балу, – сказала она и подошла к Алексею Федоровичу и поцеловала его в щеку.
– Я рад дочка.
– Ты меня не представишь? – Спросила Екатерина Алексеевна.
– Прости, это моя любимая дочь Екатерина Алексеевна, а эта Ева Александровна, она поживет у нас какое-то время. Вот только куда ее поселить ума не приложу.
– Это поправимо, я переду в мамину комнату, надеюсь я не оскорблю память о ней я же все-таки дочь ее, а ваша гостья пусть занимает мою. Как приемлемо?
– Ты просто умница, а то мы тут сидим гадаем и кажется, без тебя зашли бы в окончательный тупик, – сказал обрадовано Алексей Федорович.
Дневник Николая II: Завтракали многочисленным обществом: д. Владимир, только что возвратившийся из Берлина, т. Михень, д. Алексей, д. Сергей, Элла и Борис (деж.). Гулял с ним. После чая много читал. Обедали вчетвером.
Порыв обнаженной души
Иван Федорович вышел на мостовую и спешно за искал глазами извозчика, который бы доставил его в Кронштадт несмотря на то, что навигация уже закончилась, а лед в заливе еще не такой толстый, чтобы по нему можно было проехать без опасения провалиться под него. Долгое время никто из извозчиков не решался ехать в дальнюю поездку, но вот перед Иваном Федоровичем остановились сани с запряженным черным конем, а на козлах сидел молодой человек. Иван Федорович уже без особого энтузиазма сказал, что ему необходимо попасть в Кронштадт. Молодой человек оглядел его с ног до головы и сказал, что он может это сделать за двадцать пять рублей. Радости Ивана Федоровича не было предела он хотел было даже расцеловать его за согласие.
– Садитесь, сейчас поедем ко мне. Сегодня мой отец с похмелья не смог выйти на работу. Заболел. Возьмем его кобылу еще и отправимся в Ориенбаум, там расседлаем лошадей и поедем верхом, – сказал молодой извозчик и встряхнул поводья и лошадь сдвинулась с места. Дорогой Иван Федорович узнал, что его спасителя зовут Пантелеймон, ему двадцать шесть лет, и отцу он помогает с восемнадцати лет, мать умерла от чахотки, когда ему было двадцать лет. Семья у них большая у него два старших брата и две маленькие сестры близняшки.
Запрягая кобылу, Пантелеймон поинтересовался у Ивана Федоровича о цели его поездки в Кронштадт.
– Там же одно отрепье и пьянь обитает, а их «посадскими» называют еще, как в усмешку.
– Там отец Иоанн еще проживает, вот к нему-то я и еду.
– Понятно. Тогда усаживайтесь покрепче и поудобней. Пора в путь! – Сказал Пантелеймон и сам резво уселся на место извозчика, тронув поводья. – Но, родимые пошли давай, – скомандовал он и сани двинулись со своего места.
Ехали довольно быстро Пантелеймон сказал, что до Кронштадта нужно успеть до темноты потому гнал лошадей не жалея их. До Ориенбаума добрались, когда солнце уже склонялось к горизонту. Пантелеймон, как только встали на почтовой станции, быстро распряг и оседлал лошадей.
– Как, барин скакать не разучились?
– Вот уж и не знаю, надо попробовать, – растерявшись ответил Иван Федорович.
– Так вас с почином значит?
– Ну да, так оно и есть.
– Не беда. Я вперед поеду, а вы на кобыле, она более спокойная, метров в пяти, за мной и постарайтесь ехать след в след.
Через два часа после того, что они вступили на ледяную корку и пошли цепочкой на остров они благополучно, если не считать, когда у лошади Ивана Федоровича поехала передняя нога, прибыли в Кронштадт. Там в специально организованном под почтовое отделение отца Иоанна (так как к нему приходили мешки писем) они встали на постой заплатив за эту возможность по пяти рублей с человека и лошади.
Переночевав на сене, они встали рано, около шести утра, и пошли в ближайший трактир перекусить. После этого отправились на улицу Посадскую дом 21, в квартиру номер 13. Подойдя к парадной Алексей Федорович и его спутник увидели столпотворение народа (около пятидесяти человек), позже они узнали, что люди которые собрались около парадной, ведущей в квартиру отца Иоанна ждали, когда он выйдет и будет раздавать милостыню. Дав указание молодому извозчику ожидать его среди этого скопления народа, Иван Федорович вошел в парадную двухэтажного дома. Оказавшись около искомой квартиры, он позвонил в колокольчик. Ему открыла молодая особа с покрытой головой.