Страница 4 из 13
Трактат – рассуждение, он написан как бы вообще. Его можно читать, а можно не читать. Это, скорее, мысли вслух и, может быть, даже мысли, обращенные к самому себе. А письмо, даже фиктивное письмо, всегда имеет конкретного адресата. Но только если у того письма, которое мы обнаруживаем в почтовом ящике, конкретный адресат – тот, чье имя написано на конверте; если у конкретного письма великого человека, пусть даже изданного в собрании сочинений, но конкретного письма, тоже есть конкретный адресат и больше никому не положено всё-таки такое письмо читать, то у фиктивного письма таким адресатом становится каждый его читатель. Иными словами, эта форма сразу превращает апостольское послание в слово, обращенное к тому, кто берет в руки книгу, в которой оно напечатано. Оно имеет совершенно особый характер: каждое апостольское послание – это обращенность к читателю. Потому, наверное, это всё-таки, действительно, оптимальная форма для апостола и никакой другой формой апостол именно по этой причине не пользуется.
Теперь нам осталось понять, как же это слово человеческое – слово апостола, человека, который открыто признавал, что он не уверен в себе, что у него далеко не всегда получается сказать то, чту он хочет, слово человека, который в силу своего смирения (не какого-то гипертрофированного или показного, а абсолютно нормального, христианского, здорового смирения) знал, что он грешник, – как своим словом он мог изрекать какие-то безошибочные глаголы? Почему же его текст мы называем Словом Божиим, включаем в Слово Божие? Давайте попытаемся это понять, отталкиваясь от более конкретного материала, а именно – от самого раннего Первого послания к Фессалоникийцам, которое написано в 51 году, – оно достаточно точно датируется.
Попытаемся прочитать его с точки зрения того, какое слово там чаще всего повторяется (я считаю, что это очень хороший метод, который богословие берет взаймы у психологии). Мы будем анализировать текст при помощи выявления частотности употребления тех или иных слов. В библеистике есть термин, которым постоянно пользуются почти все: ключевые слова. Так вот, наша с вами задача – выявить ключевые слова каждого послания, содержание которых ясно сразу. К числу таких посланий относится, скажем, Послание к Римлянам, которое посвящено вере, и Первое послание к Коринфянам, которое посвящено Евхаристии. А бывают послания, темы которых как-то ускользают от нас. К числу таких посланий относится Второе послание к Коринфянам. Сколько его ни читаешь, о чем оно, понять не можешь. И даже существует такая точка зрения у экзегетов, что у Второго послания к Коринфянам как бы вообще нет темы. А если его начать читать с точки зрения частотности слов, которые там употребляются, то сразу выявляется ключевое слово этого послания, сразу становится ясно, о чем оно написано. Но об этом я скажу, когда доберусь до Второго послания к Коринфянам. Так вот, какое ключевое слово у древнейшего апостольского текста – Первого послания к Фессалоникийцам? Это два глагола – знать и помнить. В общей сложности они как минимум тринадцать раз употребляются в послании, в маленьком тексте, эти два глагола – знать и помнить. Причем глагол знать почти всегда употребляется в одной и той же формуле καθὼς ὀίδατε – как вы знаете. Значит, апостол не говорит в этом послании ничего нового. И он сам подчеркивает, что ничего нового здесь не говорит. Он только напоминает своему адресату о том, что тот знает и без этого послания, как бы проговаривает вслух то, чту каждый христианин знает по опыту жизни в Церкви, по опыту своей личной мистической встречи со Христом в Таинстве Евхаристии, в молитве, в жизни. И это очень важно. Я, например, считаю, что это ключевое выражение – καθὼς ὀίδατε – как вы знаете – в Первом послании к Фессалоникийцам как бы задает тональность всему сборнику, всем четырнадцати посланиям апостола Павла. Апостол, повторю, не сообщает своему адресату ничего нового, он только напоминает то, что и без него знают люди, которые живут в Церкви (очень часто приходится слышать от верующих людей такое замечание: я это знаю, но не могу выразить).
Итак, апостол не выдвигает здесь своего учения. Иногда говорят: учение апостола Павла. Нет на самом деле никакого «учения апостола Павла»! Есть учение Фомы Аквинского, есть учения Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Афанасия Александрийского – отцов IV века – или их далеких предшественников – Игнатия Антиохийского, Поликарпа из Смирны или того же Климента, Папы Римского. Их сочинения потому и не входят в Новый Завет, что это хотя и построенная на базе церковного знания, но их собственная теория, их собственное учение. А вот у апостола Павла такого учения нет! Он просто напоминает или, как сказали бы мы в ХХ веке, выводит на уровень слов то, что знает каждый по своему личному мистическому опыту жизни в Церкви.
Вот по этой причине апостольские послания и попадают в Новый Завет: это не какие-то личные размышления апостола, обращенные к другим, как, например, у Цицерона, или у Сенеки, или у Плиния Младшего; это не размышления, обращенные к самому к себе, как, например, у Марка Аврелия в его трактате «Самому себе», или размышления, вообще обращенные к какому-то потенциальному читателю, которого, может быть, не будет у тех писателей, которые пишут трактаты. Нет, это не размышления! Это просто выведение на уровень слов того, что, в общем, знает каждый, у кого есть хоть какой-то мистический опыт жизни в Церкви. Всё, что апостол говорит, – καθὼς ὀίδατε, вы это знаете, но я вам напоминаю, я ваше знание превращаю в слова, я это знание формулирую, но не больше, потому что это не какая-то моя теория или доктрина, а это наше общее, наше церковное знание. И словами καθὼς ὀίδατε апостол Павел почти в каждой группе предложений в Первом послании к Фессалоникийцам напоминает своим читателям то церковное знание, которое дается через сердце, которое дается через опыт молитвы, через опыт богослужения и прежде всего, конечно, через опыт Евхаристии, потому что вершина любой молитвы – это Евхаристия. И в самом начале послания Павел подчеркивает, чтобы его адресат – христиане из Фессалоник – приняли его слово именно как слово не апостольское, но Божие. «Посему и мы, – говорит апостол, – непрестанно благодарим Бога, что, приняв от нас слышанное слово Божие, вы приняли не как слово человеческое, но как слово Божие – каково оно есть по истине, – которое и действует в вас, верующих» (1 Фес 2: 13).
Совершенно замечательно сказано! Они, фессалоникийцы, сразу поняли, что в словах Павла нет ничего нового, что это слово уже действует в них. Оно в них действует, оно в них живет, оно в них трудится. Просто апостол сумел его выразить на папирусе или на пергамене. В этом и заключается вся его заслуга, причем это слово – не учение, хотя вы и можете прочитать в начале 2-й главы этого послания такие слова: «…Прежде пострадав и быв поруганы в Филиппах, как вы знаете, мы дерзнули в Боге нашем проповедать вам благовестие Божие с великим подвигом. – И дальше Павел говорит: – Ибо в учении нашем нет ни заблуждения, ни нечистых побуждений, ни лукавства» (1 Фес 2: 2–3). Так написано в Синодальном переводе: «ибо в учении нашем». Но в греческом тексте такого слова – учение – нет. Здесь сказано «ибо в призыве нашем». Павел употребляет слово παράκλησης, призыв.
Я как-то говорил, что Синодальный перевод появился в начале XIX века, в ту эпоху, когда все в России увлекались философией сначала Шеллинга, а потом Гегеля, и, естественно, в этих условиях всё, что говорилось, воспринималось как учение. Но апостол Павел не учит – он призывает. Учение приводит к тому, что человек начинает что-то делать. А то, что говорит апостол Павел, связано не с тем, что мы приобретаем какие-то новые знания, а только с тем, что мы сами становимся другими. Вот и всё. В призыве нашем, говорит он, нет лукавства. А в чем заключается его призыв, это мы увидим потом, когда продвинемся по тексту послания несколько дальше.