В Одессу на майские

– Как же вы с тройками так хорошо ЕГЭ сдали?

– Я не любил делать то, что мне не интересно, вот и был троечником, а ЕГЭ чего его сдавать? Там все просто.

– Говорю – Ломоносов, а ты не веришь. Жаль, не приживается к нему эта кликуха, – добавил Петька. – У меня тоже нет клички.

– А почему? – удивилась девушка. – У всех есть, а у вас нет?

– Потому, что мы – Петр и Павел! Святые имена, понимаешь?

– Да, ребята, с вами не соскучишься! – покрутила головой Ира, и отправилась с новыми приятелями в зал.

На протяжении всего концерта компания зажигала под песни уже основательно повзрослевшего Юры Шатунова. Ребята подпевали и прыгали в такт музыке. Даже строгий Терминатор изображал на своем лице что– то вроде веселья, даже степенный Глеб размахивал над головой снятым джемпером и крутил им над головой как пропеллером, даже не знающий слов Павел, широко открывал рот и что– то мычал, изображая пение. То, что творил Петька, передать было невозможно: он скакал, пел, кричал и непрерывно тормошил подружку. Если бы кто-то раньше сказал Ирине, что ей понравится программа «Ласкового мая», она бы очень удивилась, но здесь, среди веселых Петькиных друзей, ей уже стало казаться, что это самая отличная группа на свете.

– Ну что, целоваться будем? – заглянул ей в лицо Петька, когда они вышли после концерта на холодный Литейный проспект и двинулись в сторону станции метро «Площадь Восстания».

– А что, надо? – улыбнулась Ира.

– Надо, Ириска, надо, – ответил Петька и припал к ее губам своими, горячими и влажными.

Ира целовалась с парнем впервые, если не считать неумелых поцелуев с соседом по даче, пареньком, который был младше ее на год. Тогда она вообще ничего не ощутила, только неудобство, от того, что к тебе прикасается губами совсем другой человек. Сейчас она буквально утонула в этом новом ощущении, стараясь продлить его как можно дольше. Они целовались всю дорогу до ее дома, расположенного в одном из спальных районов города, целовались в подъезде, пока она не услыхала, что где-то наверху хлопнула дверь, и мамин перепуганный голос сказал, по всей видимости, отцу:

– Иди, ищи, уже первый час, а ее нет!

Оторвавшись от друга, Ира бросилась к лифту и судорожно нажала кнопку своего этажа.

Она долго не спала, вспоминая этот вечер, и, засыпая, поняла, что влюбилась. На следующий день Петя примчался к ней на переменке.

– Ириска, после занятий идем на Дворцовую площадь, я с работы отпросился, – выдохнул Петя.

– Зачем, – удивилась девушка, – погулять?

– Нет, надо белоленточников поддержать. По всей стране митинги!

– Каких белоленточников? – удивилась Ириша.

– Ты не знаешь? Ну, темнота! Ладно, по дороге расскажу, идешь или нет? – посмотрел он на нее своим строгим взглядом. По тому, как уменьшился Петькин глаз, Ира поняла, что он отказа не примет.

– Пойду, – ответила она, – а родителям скажу, что задерживаюсь на консультациях.

Ирины родители были совершенно аполитичные люди. Отец – бизнесмен, имеющий небольшой частный бизнес, и мать – домохозяйка, бросившая инженерную профессию, когда в доме появился достаток. О политике дома никто никогда не говорил. Отец – человек легкий, смотрел обычно спортивные передачи и канал СТС, заливаясь хохотом над шутками «Уральских Пельменей». Мама днем смотрела сериалы, готовя обед, а вечером ботала с подружками по телефону. Нет, они, конечно, были просвещенными людьми: любили театры, выставки, с детства таскали дочку по всяким вернисажам и историческим местам Питера. Два раза в год они выезжали за границу: один раз в круиз и второй – на какое-нибудь европейское взморье. Однако, когда речь заходила о политике, родители скучнели и отвечали интересующимся:

– Мы вне политики!

В Ирининой девчачьей группе тоже никто не говорил о событиях в стране. Да, конечно, все знали, что скоро выборы, что опять президентом станет Путин, но мнения по этому поводу никакого не имели, да и никто его и не спрашивал. Выборы, и выборы. Иринино время выбирать еще не пришло, да и зачем? Все же, как говорил папа, уже решено и без нас. Это она и поведала другу, когда они ехали в шумном метро.

– Так, придется проводить с тобой политзанятия, – обнял он девушку. – Я, например, с детства человек политизированный. Меня папа к этому приучил, постоянно дома политинформации устраивал. Правда теперь наши взгляды разошлись, он красный и критикует власть слева, а я либерал и критикую власть справа. Папан, понятно, по Союзу скучает. Он в 91-ом, когда Союз рухнул, уже капитаном был, даже во время ГКЧП на танках в Москву входил.

– Ничего себе! И это он в Белый дом стрелял? – ужаснулась Ира.

– Ой, как же все запущено! – простонал Петя. – Белый дом расстреливали в 93-ем, а в 91-м ГКЧП подавили быстро и почти бескровно. Жаль, что меня тогда не было, я бы тоже на баррикадах стоял, чтобы красного переворота не было.

– А моя бабушка говорит, что в Союзе хорошо жили, все были одинаковые и никаких олигархов.

– В чем-то твоя бабушка и права. Олигархи в нашей стране – большая беда, а президенты им служат. Вот поэтому мы и идем с тобой на митинг. Ты голосовала на выборах в парламент?

– Нет, мне только через месяц восемнадцать будет, – засмущалась Ира.

– А понятно, ты еще и малыш. Малыш-Ириска – здорово! А я в этом году уже голосовал. Представляешь, как клево, когда тебе доверяют определить будущее страны? Я, например, за партию «Яблоко» свой голос отдал. Это самая путевая партия у нас. Правда, я в их программе толком ничего не понял. Предлагают землю народу раздать по 40 соток, пусть строятся и экономику поднимают. Я, может быть, тоже бы взял 40 соток и построил нам с тобой дом, детишек бы завели, курочек, – ботал без умолку Петька, – но зачем эти сотки тем, у кого дача есть или квартира? Ты как считаешь, Ириска? Ах, да, ты у нас вне политики. Так вот, все в Питере голосовали за «Яблоко», а они в Думу не прошли.

Ире было стыдно, что она ничего не понимает, но она верила другу на слово и слушала его с большим удовольствием. «Надо будет в инете посмотреть про выборы и про партии, а то я совсем дремучая», – решила она. До Невского проспекта добрались на метро, потом быстрым шагом дошли до Арки Дворцовой площади и в нерешительности остановились. Вся Большая Морская вплоть до входа на Дворцовую была заставлена большим крытыми машинами.

– Петя, извини, а зачем тут эти машины? Они очень похожи на те, что нам на дачу продукты привозят, – спросила Ира у остановившегося приятеля, – только нет надписи «Продукты».

– Это не хлебовозки, это Автозаки. Я в прошлом году их уже видел, когда участвовал в «Марше Несогласных». Они служат для перевозки преступников и этих самых несогласных. Наловит милиция кучку – и в Автозак.

– Зачем? – удивилась несколько перепуганная девушка.

– Как зачем? Чтобы очистить улицы от либеральной слизи, как говорят единороссы в Думе. Погоди, потом расскажу, – на минуту задумавшись, Петя предложил, – идем. Если не удалось взять Зимний дворец в лоб, придется зайти с тыла. Видела, как матросы в семнадцатом Зимний брали?

– Видела в каком– то старом кино и на картинке.

– А я брал, но потом взяли меня, – беспечно болтал Петька.

– Как это взяли? – округлились глаза у подружки.

– Да так, ударили пару раз дубинкой по спине, взяли под руки и повели в автозак, – не без гордости ответил ей парень.

– И что? – пресекающимся от волнения голосом спросила девушка.

– Да ничего, привезли в участок, рассказали, как надо любить Родину. Я задавал много вопросов, и меня, как политически грамотного, отпустили. Еще и руку на прощание пожали. Приходите к нам еще, говорят, товарищ Шкодин, больно вы понятливый. Может быть, и другим подадите положительный пример.

– Врешь ты все, – неуверенно сказала Ира. – Сознайся, врешь или нет?

– Конечно! Или нет, – ответил Петька, когда они уже поворачивали на Дворцовую.

– Ты что, мне не веришь? – посмотрел он на нее большими круглыми глазами. – Или, может быть, трусишь?