Меняющий

Тим откинулся на спинку стула, занял расслабленную позицию и, прикрыв глаза, начал описывать свои действия:

– Вот я приближаюсь к самому яркому пятну в моем звездном небе жизненных событий. Я в театре, со мной спутница, ее волосы едва касаются плеч. Меня почему-то беспокоят ее волосы. Лицо не различить, она сбоку и чуть позади, улыбается, но что-то ее тревожит. Мы оба стараемся не замечать это скрытое волнение. Нам хорошо. Она берет меня нежно за руку, я ее прижимаю к себе, и мы выходим из зала. А вот дальше не получается увидеть.

– Очень интересно, прям какая-то загадка. Но мы знаем точно, что это была не я, – сыронизировала Ингрид, весело засмеялась и поправила рукой свои длинные русые волосы.

Они видимо так увлеклись разговором, что не заметили, как начали разговаривать почти в полный голос. Соответственно, моментально на них зашикали другие читатели, делая недоуменные выражения лица, в библиотеке ведь нельзя производить громкие звуки.

Их уютная атмосфера сразу же испарилась. Ингрид начала собираться, чтобы уходить.

– Я уже закончила. Очень интересно было с тобой поболтать. Пока, Тим. – сказала она, взяла свои книги и направилась к выходу из зала.

Тим тоже попрощался. Он светился от приятных эмоций, которые он испытал от создавшейся минутной близости с Ингрид. Он знал, что она пойдет сначала сдавать книги в том отделе, где она их брала, а только потом будет выходить из библиотеки. Он быстро собрался, подошел к своему отделу, где не было очереди на тот момент и отдал свои книги. Он вышел в коридор, сел на лавочку и стал поджидать Ингрид, чтобы еще как-то с ней поговорить. Ее не было около четверти часа, и Тим начал думать, что она уже успела пройти. Но тут показалась Ингрид. Тим сделал вид, что просто присел на скамью и что-то пытается найти в своей сумке. Когда она поравнялась с ним он поднял голову и с удивлением спросил:

– О, вы еще здесь?

– Уже иду домой. А ты? – поинтересовалась Ингрид.

– Я тоже собрался домой. Может прогуляемся? – собрав остатки смелости, спросил Тим, хотя получилось у него непринужденно и естественно, – погода просто замечательная.

Действительно, было начало осени, и деревья и все улицы переливались всей палитрой цветов, меняющих свой окрас листьев. Было одновременно свежо, тепло и безветренно. Пик красоты и гармонии природы. Отказаться от прогулки было бы просто преступлением.

– До какого места? – спросила Ингрид.

– Да хоть до самого дома, – осмелев, предложил Тим.

– Хорошо, – приняла вызов Ингрид.

Тим был вне себя от радости. Он знал, что Ингрид живет в другом конце города. И идти туда приблизительно пару часов. Он и не думал, что вот так просто ему удастся провести столько много времени с человеком, к которому его тянул неведомый ему самому интерес, но с которым он практически не имел возможности контактировать. Хотя он наверняка не знал, избегала ли его Ингрид до этого момента намеренно, но все же, практически постоянное игнорирование Тима, будь то при встрече, в разговоре или просто во взгляде, выработало в Тиме чувство хронической недосягаемости Ингрид. Складывалось ощущение, что она обязательно “выскользнет из рук”. Даже сейчас, договорившись пройтись вместе, у него было опасение, что она в любой момент найдет причину прервать совместный променад.

С первых секунд у них завязался оживленный разговор. Они шли не торопясь, болтали обо всем на свете, спорили, шутили, искренне смеялись. Путь до дома Ингрид пролетел как одно мгновение, и они еще простояли больше часа около самого дома и не могли остановить свой оживленный диалог.

Оба расстались в прекрасном легком настроении и были переполнены разбуженными приятными воспоминаниями их прошлых лет.

На следующий день после этого случая они опять совершенно случайно, не договариваясь заранее, встретились в библиотеке. Только теперь Тим смелее предложил Ингрид выйти вместе и повторить вчерашнюю прогулку. Ингрид без колебаний согласилась. Они просто шли и разговаривали и не могли наговориться. И опять несколько часов превратились в один миг. Трудно сказать, о чем именно шла беседа, они перескакивали с темы на тему и во многом находили общий интерес. В их случае легче назвать темы, которые они не затронули и то только потому, что им надо было прощаться, иначе они бы и их обсудили.

Эти две прогулки несомненно их сблизили, а также благотворно повлияли на их отношения в рамках университета. На публике Ингрид по-прежнему не проявляла каких-либо эмоций или преференций к Тиму, однако всегда старалась держать его в поле зрения. А когда доводилось встречаться наедине, то они немного переговаривались. Однако при появлении ее коллег или других студентов она надевала непроницаемую маску безразличия к Тиму. Его это не тревожило, наоборот, он был очень вдохновлен тем фактом, что они сблизились за время их прогулок, и возникшим взаимным интересом.

В последующий месяц Тим не посещал занятия. Он уехал навстречу очень важному в своей жизни событию. Обстоятельства этой поездки могли показаться окружающим более чем необычными, поэтому Тим не афишировал университетскому сообществу детали своего отсутствия.

Все знали, что он отправился в путешествие в очень колоритное и по-своему первобытное место. Это было удаленное селение, со своей культурой и сохранившимися с давних времен традициями. Но истинную причину поездки Тим не озвучивал никому.

Все началось в раннем детстве Тима. Было теплое, солнечное и яркое лето, он целый день, как обычно, провел с друзьями, играясь на улице, у него было отличное настроение. Вечером он лежал в своей постели и отходил ко сну. Вдруг он всем своим телом плавно оторвался от поверхности кровати и поднялся в воздух на треть метра. На следующий день его полет перед сном повторился. Первые два раза это происходило самопроизвольно и именно перед сном. В последующие дни он уже настолько привык к этим ощущениям, что мог сам распознавать моменты, когда он мог сам подниматься в воздух и контролировать полет. Он даже продемонстрировал это своим друзьям. Он взялся одной рукой за ствол обломленного деревца, которому так и не суждено было вырасти во дворе, и с легкостью, словно играючи, поднялся в воздух. Друзья, конечно же, попробовали проделать тоже самое, но у них ничего не получилось. Они восприняли это как фокус и благополучно забыли про это. Самому Тиму это воспринималось как что-то обыденное, и он не придавал этому большого значения. В один из вечеров он рассказал об этом родителям, что, мол, он каждый вечер летает перед сном. Они ему сказали, что это невозможно, но все же пошли проверить. Однако у него уже не получилось взлететь, как бы он ни пытался. Не получилось и на следующий день, больше вообще никогда не получалось.

Спустя много лет Тим ни на мгновение не забывал этот случай в далеком детстве. Он служил ему постоянным напоминанием того, что человек способен на что-то большее, и что эти знания и способности естественны. Ведь он был маленьким мальчиком, у него не было наставников, специальных книг, написанных заумными словами, ему даже никто не говорил, не показывал, не давал идеи, что так вообще можно делать, он не видел примера. Он просто брал и взлетал без смыслов, целей, причин.

Эти полеты прекратились или из-за силы слов близких людей, которым он доверял, или по другим, непонятным на тот момент, причинам. Это больше не имеет никакого значения, важным осталось то, что этот опыт полетов постоянно вел Тима по жизни. Поиски полученной и скоротечно утраченной когда-то в детстве способности стали символом его юности и становления как личности в целом. Он считал, что поняв механизм их работы, человеку открывается доступ к сути мироздания и человека, как его неотъемлемой части. Он прочитал почти все, что было доступно по этой теме в его время. Испробовал все практики медитаций и целебных гимнастик. Серьезно увлекался восточными единоборствами и философией. Постоянно экспериментировал со своим телом посредством физических нагрузок, закаливания, диет и голодания. Несмотря на экспрессивный характер, Тим любил подолгу находиться в одиночестве, а точнее гулять, погрузившись в свои размышления. Причем он так глубоко задумывался, что не сразу адаптировался при возвращении обратно в реальность. А мог также чем-то активно заниматься и потом впасть в глубокую задумчивость.