Страница 1 из 80
ВИТАЛИЙ ОВЧАРОВ
ДАГЕСАНСКОЕ ДОСЬЕ
Восток - дело тонкое. /Красноармеец Сухов/
7 августа 1999 года отряды чеченских и дагестанских боевиков под руководством Шамиля Басаева и Хаттаба вторглись на территорию Ботлихского района Республики Дагестан и заняли несколько селений. Так началась Вторая Чеченская война. Эта дата более чем условна, поскольку "малая" неявная война не прекращалась ни на минуту. Она выражалась в обстрелах застав и КПП, во взрывах на дорогах и вокзалах, в расстрелах чиновников и милиционеров в их домах, в похищениях и казнях людей. Вот факты: за период действия Хасавюртовских соглашений потери только российских силовых органов составили 202 человека погибшими и 339 ранеными. Из них в 1997 году погибло 77, ранено - 159; в 1998 году погиб 31, ранено 46 человек. В 1999 году в связи с усилением в Чечне и Дагестане 'непримиримой оппозиции' обстановка на границе резко обострилась.
Хасавюртовские соглашения по своему характеру не являлись мирными: даже вопрос о статусе Чечни был отложен на будущее. Скорее, это была пауза, на которую стороны согласились ввиду взаимного истощения сил. В течение 1996-99 годов ситуация в Чечне и вокруг нее сильно изменилась. Во-первых, выяснилось, что Масхадову не удалось взять под контроль ситуацию в Ичкерии - пусть даже на основе шариатских законов. Во-вторых, на Северном Кавказе свил гнездо мусульманский фундаментализм, проводником которого стал Хаттаб, тесно связанный с Аль-Каидой. Это был новый фактор, и на нем следует остановиться подробнее.
Авторитет Аслана Масхадова среди полевых командиров был низок. Сам Масхадов, чувствуя шаткость своего положения, проводил политику умиротворения. Но Шамиль Басаев, Салман Радуев, Хаттаб, Арби Бараев и многие другие командиры и политики действовали по своему усмотрению, без оглядки на кого бы то ни было. В Чечне сложилась система круговой поруки, когда виноваты все, и в то же время - никто. Это была хрупкая система без сильных вертикальных связей - и любой толчок мог нарушить равновесие. Так и случилось. В 1998 году конфликт между ваххабитами и "правительственными войсками"* перешел в острую фазу. Своим указом Масхадов распустил т.н. Шариатскую Гвардию, но недавно образованный Джамаат взял ее под свое крыло.**
Главной идеологией Джамаата был ваххабизм, который возник в XVIII веке под лозунгом очищения истинного ислама от исторических и национальных искажений. В доктринальном смысле ваххабиты - это мусульмане, которые не признают никого, кроме пророка Мухаммеда. Ислам не может быть традиционным. - гворят они, - Паломничества на могилы не предусмотрены Кораном или Сурами. Мусульмане-традиционалисты часто ссылаются на шейхов, устаров, учителей или ныне здравствующих, или имамов прошлого. Например, если у человека острый аппендицит и его надо срочно оперировать, то он без разрешения своего шейха не может даже лечь в больницу. Для ваххабитов же не существует иных авторитетов, кроме Мухаммеда, а все остальные - люди, которым свойственно ошибаться. Доказательство тому - высказывание пророка и соответствующее место из Корана. Руководствуясь старым принципом, "кто не с нами - тот против нас", ваххабиты распространяли на "нечистых мусульман" все положения, которые касались гяуров. Их мир делится на мир Ислама и мир неверных, их жизнь стала полем боя за веру. Таким образом, Бен-Ладен, подхвативший зеленое знамя джихада, ничего нового не придумал: он лишь использовал старые лозунги. Эти лозунги нашли немало приверженцев и в Чечне и в Дагестане - в основном, среди безработной молодежи, одурманенной идеологической пропагандой.
С самого начала своего существования ваххабизм исповедовал радикальные методы борьбы. 13 мая 1989 года толпа ваххабитов разгромила здание Духовного управления мусульман в Махачкале, два года спустя они штурмовали (правда, неудачно) дом Правительства Дагестана.
На этом первом этапе борьбы лидером дагестанских ваххабитов становится выходец из Цумадинского района Багаудин Магомедов, установивший тесные связи с ваххабитами Северного Кавказа и Средней Азии. В 1992 году им было основано издательство "Сатланда", стотысячными тиражами выпускающее религиозную и экстремистскую литературу.
В политическом отношении ваххабизм не был единой организаций. Он состоял из большого количества джамаатов, конгрессов, советов, партий и армий со своими лидерами. Среди них было умеренное крыло, представленное Ахмадкади Ахтаевым и Аюбом Астраханским. Были и свои радикалы - Багаудин Магомедов, Магомед Тагаев, Адалло Алиев, заявлявшие о насильственном свержении существующей власти. Последние особенно активизировались после Первой Чеченской войны. Многие дагестанские ваххабиты по вполне понятным причинам воевали против России в Чечне. По ее окончании они стали активно насаждать свои порядки дома. В 1996-97 годах в Дагестане появилось несколько "гнезд" ваххабизма - в Буйнакском, Казбековском, Цумадинском районах. Ваххабиты Дагестана поддерживали тесные связи с Хаттабом и с Мусульманским Джамаатом в Чечне.
Если для одних ваххабизм был религией, то для других - только идеологическим прикрытием. Ваххабизм не мешал таким людям, как Бараев, Ахмадов, Удугов торговать людьми и наркотиками. При пророке Мухаммеде этих "деятелей" казнили бы в соответствии с нормами Шариата. И тем не менее, смычка доморощенных экстремистов с исламскими фундаменталистами за рубежом состоялась. На Северный Кавказ хлынули сотни проповедников и "революционеров". В то же время на Западе ваххабиты выставляли себя борцами за свободу, играя на антирусских настроениях, распространенных в Европе и в Америке.
Едва появившись на Северном Кавказе, ваххабизм сразу себя дискредитировал. Слишком жестоки и беспринципны были методы, слишком очевидны цели. Дагестанцы, видя, что творится в соседней Чечне, отшатнулись от фундаменталистов. К тому же Шариат не соответствовал адатам, где главным было единство рода, а не веры. Русские по крайней мере не навязывали народам Дагестана свой образ жизни. Ваххабиты же не почувствовали вовремя этой перемены в настроениях людей. У них появилась опасная иллюзия силы, которой на самом деле не было. Доля ваххабитов и сочувствующих им даже в лучшие для них времена не превышала 1% от 2-миллионного населения Дагестана.