Страница 5 из 10
когда война началась, Оля с семьей жила в Рыбацком. Сейчас это очередной спальный район Питера, а ещё в семидесятых там самая натуральная деревня была. Деревянные домишки, колодцы, огороды… Вот прямо на огороде Олиного дома устроили огневую точку – зенитку поставили. "Денитку", как баба Оля говорила… Рядом траншею выкопали, чтобы прятаться от бомбардировок. Только гражданским в траншее укрываться не разрешали, во время тревоги прятались в большом погребе.
Первое время "денитка" на огороде только смешила. Потом, когда налеты стали чаще и злее, стало не до смеха. В Рыбацком каждый день сгорал чей-то дом, кого-то хоронили… Олин дом разнесли в щепки едва ли не в первый налёт. В зенитку целились, да промахнулись чуток. Только погреб и уцелел. Восстанавливать дома было некогда, да и смысла не имело – уже объявили, что население полностью переселят в Ленинград.
Незадолго до переселения фашист окончательно озверел. Рыбацкое не только бомбардировали, но и обстреливали из пушек. Все, кто ещё оставался жив, спрятались в подполе Олиного дома. Других укрытий попросту не было… Единственный мужик, председатель сельсовета и коммунист с дореволюционного года, сказал:
– Молитесь, бабы. Только на Бога и надежда…
…Стрелять и бомбить закончили только с наступлением темноты. Когда вылезли из погреба, то с ужасом увидели: вокруг не осталось ни одного клочка земли, не вывернутого взрывом. Раскуроченная зенитка была наполовину засыпана землёй, а на месте траншеи с боевым расчетом зияла огромная воронка.
С того дня Ольга полностью оглохла. То ли контузия, то ли что… Не знаю. Во время войны врачам других забот хватало, а после и сама Ольга свыклась с глухотой. Жила, работала… Иногда, правда, жалела, что не слышит, скучала по шелесту листьев да барабанной дроби дождя. Посидит, бывало, Ольга, поплачет, судьбу свою уродскую кляня… Иной раз, и рюмочку примет. В один из таких вечеров случилось нечто. То ли по дороге с работы домой, то ли ещё как, но угодила Ольга в сплошнейший туман. Прям как молоко в воздухе, ни вперёд не видать, ни сзади. Вышел из тумана старичок, подошел к Ольге и говорит:
– Ты, дочка, не горюнься, вернется к тебе слух…
И точную дату назвал.
Ольга так обалдела, что слышит голос старика, что даже не заметила куда тот ушёл. И туман тут же рассеялся…
Прошло года два, наверное. Ольга про случай на дороге забыла напрочь. Мало ли что привидится? Отработала очередную "чёрную" субботу, пришла домой и свалилась в постель, как убитая.
А в воскресенье утром вскочила с кровати словно от взрыва! В открытое окно врывался колокольный звон стоявшей неподалеку церквушки.
Вернулся слух. Точно в тот день, про который старичок говорил.
Батя
Если верить паспортной базе Санкт-Петербурга, то батя мой уже прописался в мире ином. Не значится в Петербурге Валерий Борисович Виноградов. Правда, есть Андрей Валерьевич. Судя по возрасту и адресу – мой старший брат, который вряд ли подозревает о моём существовании. И которого я никогда не видел.
Впрочем, отца я тоже видел один раз в жизни, когда мне уже стукнуло пятнадцать. Матушке для оформления каких-то бумаг нужны были копии документов с железной дороги, по старой памяти поехала на станцию Фарфоровская, где когда-то была контора с бухгалтерией. Ну и меня прихватила, благо лето, каникулы и хорошая погода.
Конторы на старом месте не оказалось. Крепкие молодцы снисходительно объяснили, что все начальство давно уже перебазировалось на Московский вокзал, там все архивы. А здесь теперь охранная зона и посторонним шляться не следует. Даже если вы тут когда-то работали. Так что, мамаша, топайте-ка вы к платформе от греха подальше.
Матушка, у которой явно свербело желание побродить по местам боевой молодости, взяла курс на платформу. И буквально через десяток шагов мы нос к носу состыковались с невысоким лысым мужичком предпенсионного возраста. Увидев маманю, мужик остолбенел. А по матушкиному "Твою мать, Виноградов!" я сумел догадаться, что судьба свела нас с моим отцом.
Если вы ждете слезливой сцены в духе бразильских сериалов, то напрасно. Романтической встречи не получилось. Батя, которого встреча застала врасплох, окончательно растерялся от матушкиного "приветствия". Вряд ли он ожидал, что маманя спустя столько лет бросится ему на грудь и возрыдает. Но "Твою мать, Виноградов!" не лезло вообще ни в какие ворота. Если у бати и были когда-то какие-то мысли как он встретится с бывшей возлюбленной, то такого сценария он представить не мог. Маманя тем временем запалила "беломорину" и, кивнув в мою сторону, спросила:
– Как сын?
Батя, смотрясь в меня как в зеркало, пролепетал:
– На тебя похож.
Я в беседу родителей благоразумно не вмешивался. Впрочем, на этом беседа и закончилась. Матушка на прощание выдала что-то не слишком цензурное, батя мучительно искал какие-то слова. Не нашёл. Так и разошлись…
Может, зря я тогда промолчал. Только у меня от неожиданности тоже все слова повылетали. А это "на тебя похож" и вовсе будто стеной встало. Мол, вы тут сами по себе, а моё дело сторона. Долго я потом ему эти слова простить не мог. Ну чего сдрейфил? Ведь с ножом к горлу никто не приставал, алиментов никто не требовал. Формально у меня в свидетельстве о рождении вообще отец не значится. Прочерк.
Но жизнь не киноплёнка, обратно уже не отмотаешь. Батя вторично от меня открестился. Первый раз был в далеком семьдесят втором. Смалодушничал тогда батя: сперва матушку в роддоме навещал, встречал нас при выписке. И когда мать первый раз принесла меня в контору, батя мужикам меня показывал:
– Смотрите, какой у меня сын!
Деньгами помогал. Был случай, когда мать со мной на руках целый месяц просидела, по справке неоплачиваемой. Не брали в ясли по каким-то медицинским показателям, а одного не оставишь, не с кем. Месяц прошел, ни одного рабочего дня, к расчету получать нечего. А батя на свой страх и риск матушке весь месяц как полностью отработанный закрыл… За такие дела по башке могли настучать крепко, полетел бы не только батя, но и пара мужиков над ним, которые ведомости подписывали.
Может, так бы и жили, да то ли кто-то где-то что-то наговорил, то ли батя чего-то не так понял. В общем, будучи малость под газом батя прискакал в подсобку стрелочниц и начал орать:
– Что ты на каждом углу плетешь, что это мой ребёнок?
Маманя от такой постановки вопроса малость прифигела:
– А чей же он?
Произошла короткая словесная перепалка, в которой обе стороны предпочитали орать, а не слушать. Так и доорались…
Потом батя пытался пойти на мировую, но матушка не простила.
А теперь, видимо, и прощать некого…
Моя первая фотография
Один год и три месяца. На снимке розовощёкий бутуз вцепился в диск телефона. Матушка рассказывала: привела в фотографию, а там этот телефон. Я как его увидел, так забыл про все на свете. Фотограф и так меня звал, и эдак, чтобы на камеру обернулся… Всё без толку. Только когда матушка несколько раз пальцами щёлкнула, я обернулся на знакомый звук, хохотнул и тут же опять в телефон уткнулся. Фотограф момент чуток прозевал и на снимке осталась лишь тень улыбки.
Фотография была сделана перед плановой госпитализацией. Нужно было устраивать меня в ясли, однако анализы крови показывали повышенное РОЭ. Чтобы понять причину плохих анализов, меня направили в больницу.
В больницу родителей не пускали под предлогом карантина, обычная практика того времени. Передачу отдали – и идите, мамаша, не отвлекайте.