Страница 12 из 14
Не успел я сказать маме, что Платон тоже поедет, как позвонили в дверь. Обычно мы сами не открывали, но сейчас прислуга отправилась на дачу, чтобы устроить там всё для праздника, ведь планировалось, что мы пробудем там этот день и следующую ночь, а с утра все сразу поедут на работу. Я не сразу вспомнил, что кроме нас с мамой дома никого нет, поэтому пришедшему пришлось позвонить ещё раз, прежде чем я отправился открыть. И это оказалась Таня, с распущенными волосами, в сарафане со смешной вязаной кофточкой с «жуткими розочками», носочках и каких-то невозможных тапочках. Я задохнулся…
– Ох, слава Богу, я думала, не успею… ты… что так смотришь? Марк, ну… не обижайся, у меня телефон разрядился, – она улыбнулась, но как-то нерешительно и это так… возбудило меня, что захотелось тут же и прижать к стене… как слабость возбуждает, надо же, я не думал…
– Маркус, кто там? – мама вышла в прихожую. – О, Танюша, ну, как раз, машина внизу, пошли? Здравствуй, милая!
Таня приобняла маму, она завела эту привычку обниматься с мамой при встрече, и притом, что Таня выше ростом, но настолько тоньше мамы, что когда они обнимались, казалось, что Таня исчезает там где-то в маме.
Когда мы выходили, Таня шла впереди, мама похлопала меня по плечу и у неё опять появилась та же улыбка…
В машине Таня сидела возле меня, касаясь меня бедром, а я думал, какие трусики там на ней, потому что лифчика, конечно, никакого не было, и это подтверждалось тем, как свободно колыхались её груди под шёлком и «розочками», я не смотрел, но я видел. Я положил руку на её бедро, хотелось касаться её, чувствовать тепло её кожи, напряжение мышц, Таня посмотрела на меня, улыбнувшись, и накрыла своими пальцами мою ладонь, не позволяя больше трогать себя, или напротив, ободряя, но я так наэлектризован, что это только раздражает меня, поэтому я сжал пальцы, тогда она развернула мою руку, сцепляя свои пальцы с моими. Мне очень многое хотелось сказать ей, во мне пузырились и злость и вожделение… Господи, как хорошо я жил без этого…
Когда мы приехали, выяснилось, что все уже здесь и очень рады видеть нас, на стол уже накрывали, я заметил, что Платон странным образом раздражён, и, похоже, причина в Тане, что было необычно, потому что вообще они очень ладили, становясь рядом похожими как близнецы. Вот это уже становилось интересно, и я спросил Таню об этом, пока накрывали на стол, и мы ушли с ней, пройтись, а Вика, мама и Лариса Валентиновна болтали и смеялись, вызывая улыбки у мужчин. Таня посмотрела на меня.
– Я… разочаровала его немного, – она слабо улыбнулась, опуская ресницы, оттого, что на ней совсем нет макияжа, она кажется ещё более юной.
– Не его одного, верно? – злясь, сказал я.
– Ты разочарован? – усмехнулась Таня. – Что ж, я очень рада, хоть кто-то разочаровался.
Ну нет…
– Хоть кто-то?! Ну конечно, ты так привыкла очаровывать, и я, увы, очарован слишком сильно, как… дурак… Это так глупо, что…
– Ну ладно тебе, Марковкин, что за драма? Очарование, разочарование… это не наш с тобой стиль.
Я разозлился так, что схватил её, прижимая к толстому стволу сосны.
– Да ты что, увидят… – тихо вскрикнула Таня, упираясь мне в плечи.
– Пусть увидят, мы, кажется, женаты… – задыхаясь, забормотал я, сжимая её. – Или все твои знают, какой я гадкий гомосексуалист, а наш с тобой брак чистая фикция?
– Фикция? Что ты плетёшь… когда это он стал фикцией?! Да ты что… Господи… – она с усилием вытянула руки. – Теперь, по-моему, наш брак стал… сплошной фрикцией…
– Поцелуй меня… поцелуй меня! – сходя с ума, шептал я и тянулся к ней, а она продолжала пытаться отодвинуть меня.
– Перестань… перестань, Марк, ну… что ты, как… да у меня месячные! Стой…
Действительно, у меня на пальцах оказалась кровь. Это остановило меня только на миг, просто от неожиданности.
– И что? Я умру, если мы сделаем это? Или ты умрёшь? Что такого…
Но тут нас позвали от дома, в ещё пустом лесу голоса раздавались гулко с эхом. Пришлось отпустить её, потому что на нас смотрели, усмехались, переговариваясь.
– П-прости, я…
Мы пошли рядом, Таня пыталась поправить платье.
– Ты… мне кажется, мы были намного счастливее, когда…
– Когда мы не трахались? – зло сказал я, потому что каждый шаг причинял мне боль, ходить с эрекцией, особенно с такой длительной, не слишком удобно. – Может, ты хочешь, чтобы я тоже нашёл себе для этого кого-то другого? Парня, например?
– Это твоё дело.
Я зло развернул её к себе за локоть.
– Моё? Ты отказываешься от меня?! Всё, твой герой приехал в Москву и я больше не нужен… – я отпустил её, останавливаясь и переводя дыхание, чувствуя какую-то слабость. – Прости, я веду себя как баба…
– Да нет… – выдохнула Таня. – Это я… неправа. Но всё это как-то… обременяет.
Мы снова пошли к дому мимо пруда, куда ещё не прилетели утки, возвращающиеся сюда каждое лето.
– Когда-то твой отец на этом месте говорил мне, что он бесчувственный человек, что он никого не любит, а это было не так. Он очень любил тебя и Наталью Ивановну, и родителей тоже любил… Вот так и ты ошибаешься на свой счёт, что ты асексуален, как ты говорил когда-то.
Ох, ну только сеанса психоанализа мне и не хватало.
– Тань, я абсолютно асексуален, в том, что касается всех людей на земле, кроме тебя. Я как ключ, который подходит только к твоему замку. Без тебя я бессмысленный кусок металла, который просто надо выбросить.
– Может ты поэт, Марковкин? «Я поэт, зовусь я Цветик»… Сбавь обороты, правда, я… мы с тобой… я не знаю, открыли новую главу нашей жизни, и я… я теряюсь, как и ты. А… Володя…
– Ты так любишь его, что это заставляет тебя меня мучить? – выпалил я дрогнувшим горлом.
– Я не понимаю, почему ты вдруг взялся мучиться.
– Я сам этого не понимаю.
Таня вдруг остановилась и повернулась ко мне, подняв руку к волосам, её пальцы подрагивали.
– Я… наверное, всё надо было сделать тайно, чтобы ты… я не подумала, что тебя это может взволновать.
Мне хотелось встряхнуть её и крикнуть в лицо: «Да нет у тебя никаких тайн от меня!», но я ничего не стал говорить, пусть пребывает в неведении.
– Ты хочешь развода? Это… наверное, будет правильно.
– Ты хочешь этого, чтобы выйти за него?! – задохнулся я, у меня даже голос осип.
– Я хочу не быть замужем. Когда мы женились, это было главным. Я не хотела быть замужем, и не хочу… Мне нужен был друг и ты был моим другом, но теперь… это стало превращаться во что-то… опереточное и утомительное. Я так не хочу. На это у меня нет душевных сил.
Я остановился, я не мог уже идти.
– Как ты холодна… ты не понимаешь, что… я живой, как и ты! – воскликнул я сквозь задушенное горло.
Таня остановилась тоже и посмотрела мне в лицо.
– С чего ты взял, что я живая? – вдруг без голоса спросила она, бледнея.
– Таня… – вздрогнул я, вспоминая всё, что она рассказала мне в нашу первую брачную ночь, Боже мой, а ведь я всё забыл. Она… сексуальный эльф, не настолько эфемерное создание, как кажется, когда смотришь на неё, и там под этими оболочками в её душе спрятаны и боль, и страх, а я… схожу с ума от ревности, как обычный муж. Но она не обычная женщина, не обычная жена. Она как моё второе я, она всё знает обо мне и всех моих делах, но, главное, обо мне самом.
Она права, она сразу сказала, что ей это не нужно, потому она и вышла за меня, из моей корысти. И какого чёрта я так поглупел, что стал устраивать ей сцены? Мне нужен развод? Она мой единственный по-настоящему близкий человек, и я отталкиваю её?
– Прости меня, – вдохнул я, выпрямляясь. – Я не должен… я не буду больше. Вот прям обещаю и клянусь, никаких Отелло. Ромео более симпатичный персонаж, чем старый мавр…
А Таня вдруг заплакала и, шагнув ко мне, обняла поперёк живота, прижимая лицо к моей груди, вот и, слава Богу, а то – развод, да ты что?! Я обнял её плечи, притягивая к себе, и наклонился к её шёлковым волосам, скользящим у меня под пальцами.