Рыцарь

Вечером Николас предложил ей пообедать вместе, но она отказалась. Она знала, что ей следует проводить поменьше времени в его обществе: слишком уж недавней была сердечная рана, и очень легко может статься, что она вновь начнет думать о нем больше, чем нужно, что в общем-то ей не на пользу. Николас с огорченным видом, как обиженный мальчик, сунул руки в карманы и пошел вниз обедать, а Дуглесс распорядилась, чтобы ей доставили прямо в номер тарелку супа и немного хлеба. Во время еды она все просматривала свои заметки, но так и не могла прийти ни к какому заключению: похоже, что не было никого, кто мог бы выиграть из-за кончины Кристофера и Николаса!

Когда около десяти часов вечера Николас все еще не вернулся в их номер, Дуглесс, испытывая любопытство, спустилась по лестнице посмотреть, где же он. Оказалось, что он расположился в великолепной гостиной с каменными сводами и, в окружении полудюжины других постояльцев отеля, весело шутит и смеется. Укрывшись в тени, Дуглесс стояла возле самой двери и, наблюдая за ним, почувствовала, как гнев, безрассудный и несправедливый, волною прокатывается по ней. Ведь это она вызвала его сюда, а теперь какие-то две женщины «клеятся» к нему!

Резко повернувшись, она пошла прочь. Да, он — в точности такой, как о нем пишут в книгах! И неудивительно, что кто-то с такой легкостью сумел оклеветать его: должно быть, в то время, когда ему следовало бы заниматься делами, он валялся в постели с какой-нибудь очередной пассией!

Поднявшись к себе, она надела халатик и юркнула в маленькую кровать, которую поставили для нее служащие гостиницы. Но уснуть не могла и так и лежала, ощущая себя полной дурой и злясь на всех и на все. Наверное, ей тогда следовало бы уехать с Робертом! По крайности, Роберт хоть был чем-то реальным! Конечно, с ним были кое-какие проблемы — в том, что, скажем, касалось дележа денег, или того, что он и впрямь питал уж чрезмерно нежные чувства к своей дочери, — но все-таки он неизменно хранил верность ей, Дуглесс!

Часов около одиннадцати она услышала, как Николас открывает дверь номера, а затем увидела свет, проникавший через щель под дверью между их комнатами. Потом открылась дверь ее спальни, и она крепко зажмурилась.

— Дуглесс, — шепотом позвал он, но она не откликнулась. — Ну, я же знаю, что вы не спите, ответьте же мне! Приоткрыв глаза, она гневно спросила:

— Мне что, положено тотчас взять ручку и бумагу, да?! Боюсь только, что не сумею за вами стенографировать! Тяжко вздохнув, он шагнул к ее постели.

— Сегодня вечером я почувствовал, что что-то не так. Вы сердитесь на меня? Дуглесс, я не хочу, чтобы мы стали врагами!

— Мы и не враги! — отрезала она. — Мы с вами — хозяин и служащая! И вы — граф, а я — простолюдинка!

— Дуглесс, — опять начал он, и в голосе его слышались мольба и страсть. — Дуглесс, вы вовсе не так просты! Я хотел сказать…

— Что же? — сурово спросила она. Он отпрянул:

— Я хотел сказать лишь то, что уже сказал. Поутру вам нужно будет отыскать в книгах еще что-нибудь! Спокойной ночи, мисс Монтгомери!

— Будьте здоровы, капитан! — насмешливо отозвалась она.

Утром она не стала с ним завтракать. Так лучше! — твердила она себе. — Не надо расслабляться ни на минуту! Следует постоянно помнить, что он просто негодяй, такой же, каким был и в ту, свою, эпоху! Она отправилась в библиотеку и, сиди там в одиночестве, через окно увидела Николаса, который над чем-то смеялся, пребывая в обществе хорошенькой молодой женщины. Дуглесс с головой погрузилась в книгу.

Когда Николас вошел и уселся за столик напротив нее, он все еще улыбался.

— Что, завели новую подружку? — спросила она и тотчас пожалела.

— Она — американка, — ответил Николас. — Рассказывала мне про бейсбол. И про футбол тоже.

— А вы, надо полагать, известили ее о том, что только на прошлой неделе проживали в елизаветинской Англии? — раздраженно спросила Дуглесс.

— Она считает меня крупным ученым, поэтому я не смог, да и не успел рассказать ей о подобной чепухе! — улыбнулся Николас.

— Как же! Крупный ученый, — рассмеявшись, пробормотала Дуглесс.

— А вы что, ревнуете? — спросил Николас, все еще продолжая улыбаться.

— Ревную?! — вскричала она. — Вряд ли! Ведь я — ваша служащая и никакого права на ревность не имею! А что, вы уже поведали ей о вашей супруге?

Беря в руки один из томиков шекспировских пьес, оставленных для него на стойке библиотекаршей, Николас проговорил:

— Вы что-то слишком уж норовисты нынче поутру! — При этом он улыбнулся с очень довольным видом.

Дуглесс понятия не имела, что в точности означает слово, которое он произнес, и потому записала его, а потом посмотрела значение в словаре. «Строптивая»! Так, стало быть, он считает ее строптивой?! И она вновь углубилась в свои изыскания.

В три часа она буквально вскочила со стула.

— Послушайте-ка, вот, это здесь! — в возбуждении вскричала она и, обежав вокруг стола, уселась рядом с Николасом. — Вот, видите этот абзац? — Он, разумеется, видел, но прочитать мог лишь отдельные фразы. Она показывала ему статью двухмесячной давности из журнала по английской истории.

— Эта публикация посвящена Гошок-холлу, о котором мы с вами слышали в Беллвуде, — сказала Дуглесс. — И в ней говорится, что недавно в Гошокском архиве семейства Стэффорд были обнаружены новые документы шестнадцатого столетия. Сейчас их исследует доктор Гамильтон Дж. Нолман. Далее сообщается, что доктор Нолман надеется доказать, что Николас Стэффорд, обвиненный в измене в начале царствования Елизаветы Первой, был, по сути дела, невиновен!

Дуглесс смотрела Николасу в лицо — выражение его глаз почти смущало ее.

— Вот поэтому-то я и явился сюда, — тихо произнес он. — Ничего нельзя было доказать, если бы не были найдены эти бумаги. Надо немедленно отправляться в Гошок!

— Но не можем же мы просто так взять да и поехать туда! — возразила она. — Надо сперва обратиться к тамошним владельцам с просьбой, чтобы нам с вами разрешили взглянуть на документы. — И, закрывая журнал, она добавила:

— Какие же размеры и толщина стен должны были бы быть у дома, если в стену можно было спрятать целый сундук документов, чтобы они пролежали там целых четыре сотни лет!

— Ну, Гошок-холл не такой уж и большой в сравнении с четырьмя другими моими замками, — несколько обиженно проговорил Николас.

Дуглесс откинулась на стуле: у нее появилось чувство, что они наконец-то вплотную приблизились к чему-то существенному. У нее не оставалось ни малейших сомнений, что найденные документы принадлежали некогда матери Николаса и что свидетельства, которые были так нужны Николасу для доказательства собственной невиновности, находятся именно среди них!

— А, приветик!

Они подняли глаза и увидели перед собой ту хорошенькую молодую женщину, которая недавно растолковывала Николасу, что такое бейсбол.

— Я так и думала, что вы тут, — произнесла она и, окидывая Дуглесс изучающим взглядом, спросила:

— А это — ваша подружка, да?

— Всего-навсего секретарша, — сказала Дуглесс, поднимаясь из-за стола. — Еще будут какие-нибудь распоряжения, лорд Стэффорд?

— Лорд?! — в изумлении воскликнула девушка. — Так вы лорд?!

Дуглесс опрометью выскочила из библиотеки. Николас хотел было последовать за ней, но чрезмерно взволнованная из-за того, что ей привалило счастье познакомиться с самим лордом, американка никак не хотела отпускать его.

Направляясь в гостиницу, Дуглесс изо всех сил старалась сосредоточиться на письме, которое собиралась послать в Гошок-холл, но, по правде говоря, голова ее была занята почти исключительно мыслями о том, что Николас флиртует там с этой хорошенькой американкой! Разумеется, ей до этого и дела никакого нет! Это же просто ее работа! Вскоре она уже будет дома, опять станет обучать своих пятиклашек, ходить время от времени на свидания, навещать свое семейство и рассказывать им об Англии — в частности, о том, как получилось, что один мужчина ее там бросила, в другого она влюбилась, но он оказался женатым, да еще четырехсот пятидесяти одного года от роду!