Рыцарь

— Ну, как?! — спросила она.

Вставая со скамьи и целуя ей руку, Николас тихо проговорил:

— Красоте нет преград во времени!

Все-таки кое-какие преимущества у этих мужчин из елизаветинской эпохи, несомненно, есть, — подумала Дуглесс.

— А что, уже пора пить чай? — осведомился он. Дуглесс чуть было не застонала! Эти мужчины во все времена одинаковы. Вечно одно и то же: «ты выглядишь великолепно, а что у нас сегодня на ужин?»

— В данный момент, — ответила Дуглесс, — мы с вами ознакомимся с одним из самых скверных проявлений английской жизни: мы отправимся на ленч! Завтрак здесь славный, послеполуденный чай — тоже, да и ужин очень даже недурен, если только вам по душе масло и сливки, а вот ленч… ленч — это нечто неописуемое!

Николас слушал ее с напряженным вниманием, как человек, изучающий новый для себя язык.

— А все-таки, что такое «ленч»? — спросил он.

— Сейчас увидите, — ответила Дуглесс и вошла вместе с ним в симпатичный небольшой паб — на самом деле, пабы были одной из тех достопримечательностей Англии, которые нравились ей более всего. Заняв отдельный кабинет, они пристроили у ног свои пакеты, и Дуглесс заказала пару сандвичей с салатом и сыром, пару пинтовых кружек пива и затем принялась втолковывать Николасу, в чем именно заключаются различия между баром в Америке и пабом в Англии.

— Похоже, здесь больше женщин без спутников-мужчин, да? — спросил Николас.

— Более независимых, чем даже я? — съехидничала Дуглесс. — Да, лично я полагаю, что в наше время уже большинство женщин ведет независимый образ жизни! И, разумеется, у большинства из них есть свои деньги и даже кредитные карточки, и никакие там спутники-мужчины за ними следом не ходят и не присматривают!

— А как насчет кузенов и дядей? Или сыновей? — спросил Николас.

— Нет-нет, теперь все по-другому. Они… — Тут она вынуждена была прервать свои пояснения, поскольку официантка поставила перед ними тарелку с сандвичами, нимало не похожими на американские. «Сандвич с сыром» означал здесь, что между двумя кусочками намазанного маслом белого хлеба помещен ломтик сыра, а «сандвич с сыром и салатом» предполагал, что поверх сандвича с сыром положен еще и листик латукового салата!

Николас смотрел, как она берет с тарелки эту странную еду и откусывает от сандвича, а затем последовал ее примеру.

— Ну и как, нравится? — спросила она.

— Совершенно лишено всякого вкуса, — ответил он, — да и пиво тоже!

Оглядываясь по сторонам, Дуглесс спросила у него, существовало ли в шестнадцатом столетии что-нибудь похожее на эти пабы.

— Нет, — отозвался он, — тут внутри полумрак и тишина и не чувствуется ни малейших признаков опасности!

— Так это же хорошо! — сказала она.

— Ну, я лично предпочитаю, чтобы в моей пище и в залах для публики присутствовала бы некоторая «изюминка», — проговорил Николас, слегка пожимая плечами. Улыбнувшись, она спросила тогда:

— Ну, вы готовы? Идем? У нас ведь еще куча дел!

— Как? — удивился он. — Уйти сейчас? А где же обед?!

— Да вы только что его проглотили, — ответила она. Он недоуменно посмотрел на нее, вскинув бровь, и спросил:

— А где тут хозяин?

— Вон тот мужчина за стойкой бара, похоже управляющий, и та вон женщина — повариха. Минуточку, Николас! Только не надо устраивать скандала! Скандалов англичане терпеть не могут! Я сейчас пойду и…

Но он уже вскочил с места, восклицая:

— Еда должна быть едой, независимо от того, какое у нас столетье на дворе! Нет, сударыня, вы тут посидите-ка, а я сейчас добуду вам настоящий обед!

Дуглесс осталась сидеть. Она видела, как он подошел к бармену и с серьезным видом в течение нескольких минут переговаривался с ним о чем-то. Затем бармен подозвал повариху, и та тоже стала внимательно слушать Николаса. Глядя на эту сцену, Дуглесс подумала, что, если б Николас вполне освоился и приспособился к жизни в двадцатом столетии, то, возможно, с ним было бы непросто.

Через несколько минут он вернулся к столику, и почти сразу им начали приносить блюда с едой: жареных цыплят, овощи, мясо, пирог со свининой и — специально для Николаса! — темное, на вид отвратительное пиво.

— Ну, так как же, госпожа Монтгомери, — начал он в тот момент, когда весь стол оказался заставленным блюдами, — так как же, при таких обстоятельствах, вы сумеете отправить меня обратно, в прошлое, а?!

Дуглесс для начала показала ему, как пользоваться вилкой, а он при этом чуть язык себе не проткнул! — затем извлекла из пакета записную книжку и ручку и приготовилась что-то записывать.

— Прежде чем мы с вами приступим к изысканиям, мне следует узнать о вас все! — пояснила она. Быть может, теперь, когда он примется называть точные места и даты, она все же сумеет его поймать.

Однако ни один из вопросов, которые она ему задавала, даже не уменьшил его аппетита, и он преспокойно поглощал пищу — блюдо за блюдом!

— Родился шестого июня тысяча пятьсот тридцать седьмого года, — сообщил он.

— Ваше полное имя или титул, — насколько я понимаю, в вашем случае требуется именно последнее, — сказала Дуглесс.

— Николас Стэффорд, граф торнвикский и саутитонский, лорд фарлейнский, — ответил он. Дуглесс даже моргнула:

— А еще титулов нет?

— Ну, почему же? Еще несколько баронских титулов, но ни один из них не является важным.

— Ладно, баронские титулы опустим, — согласилась Дуглесс и продолжила расспросы. Она записывала, пока он перечислял названия своих владений: поместья его были разбросаны по всей Англии — от Восточного Йоркшира до Южного Уэльса, — а кроме того, у него были земли во Франции и Ирландии!

Через некоторое время она закрыла записную книжку.

— Хорошо, — сказала она, — мне кажется, мы сумеем раздобыть кое-какие сведения, относящиеся к вам, точнее — к нему!

После пресловутого «ленча» они сделали очередной привал в парикмахерской, где Николаса побрили. Дуглесс взглянула на него, когда, наконец-то начисто выбритый, он откинулся на кресле, и у нее даже дыхание перехватило: волосы у него черные-пречерные, а глаза — темно-синие!

— Как, сударыня, годится? — тихонько посмеиваясь, спросил он.

— Сойдет! — ответила она, улыбаясь ему.

Они понесли пакеты с покупками в гостиницу, и хозяйка сообщила, что у нее появилась свободная комната с ванной. Некая разумная часть существа Дуглесс, не утратившая еще способности думать, подсказывала ей, что эту комнату ей следовало бы занять самой, но рта она так и не раскрыла! Когда Роберт приедет за ней, то, может быть, ему будет полезно увидеть ее в обществе сказочно красивого мужчины!

Затем они еще раз прогулялись к церкви, но выяснили, что Роберт ничего для нее не передавал и браслетом пока никто не интересовался. Тогда они отправились в бакалейную лавку и купили там сыр и фрукты, а у мясника приобрели кусок пирога с мясом. Затем зашли в булочную, где купили хлеб, «сконы» и пирожные, а в винной лавке — бутылку вина.

Ко времени чаепития Дуглесс почувствовала полное изнеможение.

— Похоже, мой казначей устал и клонится книзу, будто спелый колос! — с улыбкой проговорил Николас, глядя на нее.

Да, именно так Дуглесс и чувствовала себя, и его слова о «клонящемся спелом колосе» вполне точно описывали ее состояние. Они побрели обратно к своей маленькой гостинице.

Оказавшись там, они перенесли пакет с книгами в садик, хозяйка заварила для них целый чайник чаю и вынесла в садик одеяло. Они сидели на одеяле, пили чай, ели «сконы» и разглядывали купленные книги. Погода стояла дивная, настоящая английская: свежо и тепло одновременно, солнце светит, но не слишком сильно. Садик весь зарос пышной зеленью, благоухают розы. Дуглесс сидела, Николас вытянулся перед нею на животе — одной рукой он брал с тарелки и отправлял в рот «сконы», а другой осторожно перелистывал страницы книги.

Рубашка натянулась на его мускулистой спине, а брюки плотно облегали бедра. На ворот рубашки спускались завитки темных кудрей.