Страница 5 из 10
Библейское представление о Боге, разрабатывавшееся в святоотеческой литературе и в церковном предании, легло в основу доказательств Бытия Божия, поисками которых начинает заниматься философская мысль в средние века, когда эта проблема была сформулирована Ансельмом Кентерберийским. В XIX и XX веках на фоне бурного развития естественных наук традиционные представления о Боге подвергаются ревизии, в особенности после Ф.Ницше, заявившего, что «Бог умер», то есть перестал играть какую-либо роль в жизни человечества. Дж. С.Милль предложил концепцию, согласно которой Бог хочет добра, но ограничен в своем могуществе. Ее развил американский персоналист Э.Брайтман (1884–1952), считавший, что существующее в мире зло есть некое «данное», в условиях которого вынужден действовать Бог, могущество которого, естественно, не беспредельно. Джон Дьюи предложил видеть в Боге «активное отношение» между реальным и идеальным, а А.Швейцер – «этическую волю» или «безличную силу». Наконец, Дж. Э.Будин (1869–1950) видит в Боге «духовное поле, в котором мы живем, движемся и существуем».
Принципиально другим путем пошел Владимир Соловьёв, показавший в «Духовных основах жизни», что «Бог есть внутренняя истина, которая нравственно обязывает нас добровольно признать ее… Верить в Бога – значит признавать, что добро, о котором свидетельствует наша совесть, которого мы ищем в жизни, но которого не дают нам ни природа, ни разум, – что это добро всё-таки есть, оно существует помимо нашей природы и разума, оно есть нечто само по себе».
Его продолжателем стал отец Сергий Булгаков в книге «Свет невечерний», указавший, что «Бог есть нечто, с одной стороны, совершенно трансцендентное, иноприродное, внешнее миру и человеку, но, с другой стороны, Он открывается религиозному сознанию, его касается, внутрь его входит, становится его имманентным содержанием. Оба момента религиозного сознания даны одновременно, как полюсы, в их взаимном отталкивании и притягивании». Булгаков подчеркивает, что «Бог есть – вне меня, но и для меня, – превыше моей субъективности, однако сообщаясь ей» и, главное, указывает на то, что вне личных отношений с Богом, вне личного опыта встречи с Ним в еси (имеется в виду второе лицо единственного числа глагола «быть» из славянского текста молитвы «Отче наш») обращенной к Нему молитвы ставить вопрос о Боге невозможно. «Громовый факт молитвы – как в христианской, так и во всех религиях – должен быть, наконец, понят и оценен в философском своем значении».
К аналогичным выводам приходят Фердинанд Эбнер, Мартин Бубер, Габриэль Марсель, С.Л.Франк, Франсуа Варийон и другие. В основу своего понимания Бога Бубер, вернувший религиозную мысль к чисто библейским основам, кладет тезис, согласно которому Бог – это всегда «Ты», которое ни при каких обстоятельствах не может превратиться в «Он». Фердинанд Эбнер в 1917 году (то есть в те же годы, когда отец Сергий Булгаков работал над «Светом невечерним») писал, что «жизнь человеческого духа заключается в том, чтобы, выйдя из одиночества, найти дорогу по направлению к “ты”. И истинное “Ты” для моего “я” – это Бог». Концепция отца Сергия Булгакова, Ф.Эбнера и М.Бубера вытекает непосредственно из Нового Завета, где Иисус предстает как носитель уникального опыта богообщения и молитвы, обращенной к Богу как Отцу, и не случайно появляется именно в то время, когда Новый Завет становится объектом пристальнейшего изучения для филологов, богословов и философов.
«Пред лицом этого еси, этого синтетического религиозного суждения, конечно, безмолвствуют так называемые “доказательства бытия Божия”», – утверждает отец Сергий Булгаков, – они могут иметь известное значение в философии, но вне собственной области религии, где «царит радостное непосредственное еси». В сущности, об этом же когда-то говорили и Франческо Петрарка со своим тезисом о том, что «любовь к Богу всегда счастье» (amor ille felix semper), и Николай Кузанский, утверждавший, что прикосновение к нетленному бытию открывает человеку, что такое радость о Господе.
С точки зрения отца Сергия Булгакова, доказательства бытия Божия самим своим появлением свидетельствуют о кризисе в религиозном сознании. «Единственным же путем реального, жизненного познания Бога остается религиозный опыт», религиозная жажда, ибо «в вере Бог нисходит к человеку, установляется лестница между небом и землей, совершается двусторонний, богочеловеческий акт. И это объективное содержание веры имеет для верующего полную достоверность, есть его религиозное знание, полученное, однако, путем откровения».
Отец Сергий показывает, возможно, впервые в истории человеческой мысли так ясно формулируя мысль, которая в виде зерна посеяна Иисусом уже в Нагорной проповеди, что вера предполагает в качестве своего объекта, а вместе и источника, тайну, а не Бога. Это чрезвычайно важно для современного понимания среди прочих и такого понятия, как, например, «всемогущество Божие», которое может быть обнаружено и понято не глазами наблюдателя со стороны, какими пытались быть Милль или Брайтман, но только в измерении личных отношений между «я» и «Ты» человека и Бога, причем каждый раз заново, и каждым из нас самостоятельно и лично.
Текст Ветхого Завета, который складывался в течение не менее чем тысячи лет и был завершен приблизительно во II веке до н. э., отличает разнообразие жанров и стиля, но в то же время – особенное внутреннее единство, которое в изданиях Священного Писания традиционно выявляется путем указания параллельных мест. Необходимо иметь в виду, что практически всё существенное в Библии повторяется два раза или более. При том, что Писание отличает строгое единобожие, здесь отсутствует какое бы то ни было систематическое учение о Боге, но в поэтических формулах даются отдельные фрагменты того, что традиция называет библейским Откровением Бога о самом Себе. Поэтому в эпоху Вселенских Соборов Церковь сумела сформулировать практически все догматы исключительно на основе библейских текстов, в сущности никогда не выходя за пределы Писания. Эксплицитно учение о Боге как о Троице в Библии не сформулировано, однако Бога Иисус постоянно называет Отцом, а сам именуется «единородным» и «возлюбленным» Сыном Божиим, а у апостола Павла говорится, что он есть «образ Бога невидимого», в котором «полнота Божества пребывает телесно» (Кол 1: 15; 2: 9). Пневматология Нового Завета основывается главным образом на Евангелии от Иоанна, где сам Иисус говорит о Духе Святом: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины» (Ин 14: 16).
Бог не дает человеку познать Себя, но Сам является ему и открывает Свою волю. Главная тема всей Библии – «Бэрит», то есть договор или союз (традиционный перевод «завет» не вполне точен; поэтому в новых переводах на английский, французский или итальянский языки в этом случае обычно употребляется слово alliance или итальянское alleanza) – союз, который заключает Бог как с отдельным человеком, так и со Своим (богоизбранным) народом в целом. При этом, выделяя один народ из числа остальных, остающихся идолопоклонниками, вся Библия от начала до конца пронизана тезисом о внутреннем единстве человечества. И не случайно генеалогия каждого из живущих на Земле людей возводится к Адаму и Еве, то есть к одной супружеской паре и, следовательно, к общему корню, а обращаясь к Аврааму, Бог говорит о том, что «благословятся в нем все народы земли» (Быт 18: 18). Заложенная в Ветхом Завете идея всемирности библейского союза Бога с его народом реализуется в Новом. Иисус прямо говорит о том, что Царство Небесное уготовано тем, кто придет с востока и запада, т. е. язычникам.
Другая тема, проходящая через Библию красной нитью, связана с тем, что Бог призывает человека к верности и являет ему Свою ревность. В то же время библейская этика основана не на абстрактной этической норме, но на личных отношениях Бога и человека. Как десять заповедей так называемого Декалога, или Десятисловия, так и остальные тексты этического содержания прямо обращены к адресату, с которым Бог говорит на «ты», им присущ характер императива или призыва, адресованного конкретному человеку, к которому Бог обращается через библейский текст: «Почитай отца и мать… не убивай, не прелюбодействуй» и т. п. Таким образом, само чтение Писания для верующего и сегодня становится своего рода богоявлением, сопоставимым с явлением Бога Моисею в горящей купине.