Страница 1 из 2
Евгений Ильичев
Агентурный псевдоним Канарис
Глава 1
Когда я встретил Егора Фомича, мне уже шел сорок третий год. Такой возраст, знаете ли… Ни юношеской пустоголовой восторженности, ни розовых очков. Человек к таким годам уже давно определился и со своими целями в жизни и с мировоззрением. Все у человека к этому возрасту по полочкам разложено, все устаканено и взвешено. На все вопросы свое мнение имеется. И, по большому счету, не важно, кто ты есть на пятом десятке. Все определено и решено в любом случае. Будь ты хоть нобелевский лауреат, хоть горький пропойца. Ты уже знаешь, что иной судьбы у тебя не будет. Власть – воры и казнокрады, медицины в стране нет, и не будет, а в космосе мы первые и того уже не отнять.
Вот так и я думал, когда получал задание редактора. Считал себя полноценной личностью с устоявшимися нравственными принципами. В редакции я был на хорошем счету. Как-никак, двадцать лет в обойме. Коллеги постарше меня уважали. Желторотые салаги, которых наша безжалостная педагогическая машина штамповала «под копирку» пачками, побаивались. Мамонтом за глаза называли. А что мне с того? Пусть называют, как хотят, их дело. Главное, что я знаю свое ремесло. Знаю и умею его выполнять.
Петрович, наш главред, вызвал меня в тот день первым. Была у него такая традиция, по очереди вызывать журналистов, да мелко задания нарезать. Смутило лишь одно – первыми всегда вызывали молодых. Самые вкусные задания доставались тем, кто пером хорошо владел и политически подкован был. А тут на те – МЕНЯ вызвали на ковер первым.
«Не за ту ли статью о городецком маньяке?» – Подумал я, направляясь в «крематорий». В кабинете главного редактора никогда не открывались окна, и всегда было накурено так, что хоть топор вешай. Один из пришлых журналистов окрестил как-то сгоряча, да так и прилипло – «крематорий».
– А это ты, Василич? Заходи, садись.
– Утро доброе, Игорь Петрович, – начал было я, но тут же был перебит:
– Ты новости слышал?
– Игорь Петрович, если вы про статью о маньяке, то я своего мнения менять не собираюсь и заднюю давать не планирую. Говнюк-говнюком этот сын прокурора. Пусть, хоть стреляют! Ваши правки…
– Да срать мне на сына прокурора! – грубо оборвал меня редактор. – За самоуправство я тебя уже премии лишил, а дальше, как знаешь. За принципы отвечать надо.
Я немного смутился. Вызвали первым и не ради втыка?
– В таком случае, – признался я, – не понимаю, о чем вы.
Редактор вышколенным движением выбил из пачки сигарету, закурил и жестом подозвал меня к себе:
– Глянь, какая рыба, – почти ласково сказал Петрович, тыкая в экран монитора дымящейся сигаретой.
Я оперся на стол, заваленный газетными обрезками и пеплом, и взглянул в экран. В адресной строке был вбит официальный сайт ФСБ. В первой же новостной вкладке красовался заголовок: «Рассекреченные герои». Редактор кликнул по заголовку, открылось окно, в котором сухим, казенным языком, до предела забитым канцеляризмами, был выложен список имен. Как я понял, бегло изучив документ, наша спецслужба, в честь очередной годовщины победы, решила рассекретить несколько разведчиков, времен Великой Отечественной. Делать вид, будто мне это интересно, я не стал.
– Так. Ну, рассекретили разведчиков. И что с того? Их, поди, уже никого в живых нет.
– Вот этот живой.
Петрович ткнул сигаретой в экран. Пепел замер на имени Макаров Егор Фомич, полковник ГРУ в отставке. Агентурный псевдоним «Канарис». Нахмурив лоб, я принялся штурмовать свои чертоги разума:
– Канарис, Канарис… Стоп! Нет, ну это же не может быть тот самый – Вильгельм Канарис!
– Аааа, старый лис, – хитро прищурился главред, – я знал, что ты тот, кто нужен. Нет, конечно, наш дед не начальник разведки Абвера. Того повесили еще в сорок пятом. Причем свои же. Наш дед, будучи под прикрытием, служил под началом того самого Канариса.
Я присвистнул:
– А ведь Макаров Егор Фомич – реальный Штирлиц.
– Круче. Он служил личным адъютантом у адмирала Канариса с тридцать девятого года.
– Погодите! Не хотите же вы сказать, что Канарис, помимо британской и американской разведок, работал еще и с нашей?
– Я тебе больше скажу, – тыкая окурком в переполненную пепельницу, сказал Петрович, – наш Егор Фомич завербовал эту нацистскую сволочь еще в сорок первом. А с британцами Канарис начал сотрудничать только в сорок третьем. Чуешь, какого полета дед нам попался?
– И вы хотите, чтобы я…
– И я хочу, чтобы наш журнал первым взял интервью у этого Штирлица, – поставил точку главред. – Иди Василич, выполняй!
Глава 2
Из «крематория» я выходил с легким головокружением – не то от никотинового чада, не то от предвкушения интересной работенки. Шутка ли, первым из смертных прикоснуться к живой истории! Да таких ветеранов днем с огнем не сыскать! Большая их часть – тыловики да штабные. Они и под огнем-то никогда не были. Выползают из своих квартир по большим праздникам, а то и раз в год, сплошь увешенные памятными знаками. Не ветераны, а елки новогодние. А тут – офицер Абвера. Семнадцать лет под прикрытием. Самого Гитлера видел, да с прославленным Вильгельмом Канарисом против этого усатого ефрейтора заговор клепал.
– Ну что, голова с плеч? – поучаствовал в моей судьбе наш спортивный обозреватель Дима. Половина сотрудников редакции смотрели на меня. То ли мой задумчивый вид их смутил, то ли столь ранний вызов на ковер.
– Да все нормально, – рассеянно отмахнулся я и поспешил к выходу.
Объясняться и делиться эмоциями не хотелось. Ощущалось нарастающее волнение. Со мной так бывало, только если материал, который мне доставался, действительно щекотал нервы.
Из редакции я направился прямиком в паб. Было у меня в городе одно местечко, где думалось лучше всего. В том баре я ютился и работал уже не первый год. И хозяин, и персонал меня за старожила почитали. А мне действительно было легко и уютно там. Полуподвальное помещение в стиле «айриш-паб», с ориентацией на день святого Патрика, зеленые цвета и трансляции матчей по регби и футболу. Халявный вай-фай, старенький ноутбук, который я для удобства оставлял там же, и пинта ледяного пива, позволяли в любой момент дня и ночи погрузиться в расследование.
Заказав «как обычно» и, получив заказ на подносе, я направился к себе в «конуру» – самый непривлекательный в баре столик на одного. Располагалось мое логово, то ли под сводом фундамента, то ли под замурованным тайным проходом в другое здание – я не вникал. Было там тесно, темно и, как ни странно, для меня уютно.
Ну, наконец! Я снял напряжение тремя большими глотками ледяного пива, осушив ими сразу полбокала. Занюхал все гренкой с чесноком и открыл ноутбук. Уже на первом часе работы меня настигло чувство глубокого разочарования. На этапе сбора информации и сопоставления дат, я понял, что моему ветерану скоро исполняется сто лет в обед. Точнее сто пять лет. Какой же это источник информации? В лучшем случае – кладезь маразма, а в худшем – беспомощный инвалид.
Выпил еще нефильтрованного, решив зайти с другой стороны. Наверняка у такого деда должны быть родственники, которым он мог рассказывать о своих похождениях. Навел справки, облом – родни никакой. Живет один в трешке на Кутузовском. Пользуется услугами социальных работников. Ни в одной ветеранской организации не числится. Нигде не светился, как ветеран, никаких социальных проектов не курирует и не поддерживает. Последние двадцать лет карьеры провел консультантом в разведшколе ГРУ. Одним словом – разведчик.
«Ну, точно, – сделал я вывод,– амеба, которая и из дома-то не выползает больше четверти века. Чем же я тебе так насолил, Петрович?»
Немного раздосадованный, я вышел на морозный воздух перекурить это дело. Пока тлела первая сигарета, думал о нелегкой судьбе старика. Это как же нужно было извернуться, чтобы из простого питерского паренька к двадцати четырем годам превратиться в доверенное лицо одного из первых злодеев третьего рейха? Прокрутил в уме биографию, которая сухими цифрами на ведомственном сайте очертила жизненный путь разведчика. Конечно, мой живой ум обрисовал полученную информацию несколько иначе. Где-то добавил от себя, где-то предположил, а где-то приукрасил.