Спартакилада

— Решу временные трудности и все будет по-прежнему. Вам не о чем беспокоиться, мама.

— Ладно, сын, мне пора. Я тебя очень люблю, ты знаешь. Девушки коварны, поверь, я знаю о чем говорю. — смеется она — И еще, сын, чем больше отталкивает, тем больше нравишься.

Мама идет к выходу, провожаю ее до дверей. Прежде чем распахнуть ее перед матерью, поворачиваюсь и говорю.

— Её зовут Лада.

— Как? — округляет глаза она.

— Лада, мама, такое красивое и необычное имя.

— Спартак и Лада. Прямо какая-то «СпартакиЛада» получается! Ну что ж, судя по тебе в последнее время — пауза — желаю удачи! — на прощание целует меня в щеку и уезжает.

Допиваю кофе в одиночестве и собираюсь в универ ко второй паре.

Оставив машину на стоянке, не спеша двигаюсь на лекцию. По пути встречается Филатов, здороваемся, перебрасываемся парой слов и расходимся. Проходя мимо женского туалета, слышу истеричные визги, и, если мне не изменяет слух, это распаляется Куликова. Останавливаюсь и прислушиваюсь, ей кто-то негромко отвечает. Твою мать, это Киратова. Недолго думая, распахиваю дверь и вижу, что Света, приблизив что-то к лицу Лады, нервно орёт. Лада бледная, стоит прижавшись к стене, практически слившись с нею.

— Я предупреждаю тебя, овца, если еще раз приблизишься к Архарову, то я тебе это на лицо вылью, поняла? Ты что, думаешь, если один раз легла под него, то всё, он твой теперь? — машет перед ее лицом баллоном, наполненной какой-то жидкостью — Запомни, такое не раз было, побегает и вернется.

Быстро подхожу и вырываю из рук Куликовой эту херню и бросаю в унитаз.

— Свалила отсюда быстро. — чеканю ей жестко.

— Спартак? — Света растерянно моргает — Ты откуда здесь?

— Я предупреждал? — ору ей в лицо — Я тебя, тварь предупреждал. Считаю до двух….Один….

— Хочу объяснить… — пытается задержаться здесь.

Разворачиваю и выталкиваю ее из туалета, громко захлопнув за ней дверь. Колотит от ярости так, что перед глазами плывут красные пятна. А если бы не успел? Вряд ли она бы плеснула этой неизвестной гадостью, но все же.

Пока еще не могу удерживать мимику, чувствую, как меня корячит, не решаюсь повернуться к Ладе. Стою, уперевшись руками в стену, тяжелые вдохи и рваные выдохи не могу контролировать, они колотятся где-то в горле. Предупреждал же! Поговорю с Куликовой позже, сейчас главное успокоить Ладу.

Пытаюсь выровнять дыхание, шумно выдыхаю носом и разжимаю челюсти. Нахожу силы собрать себя в кучу и поворачиваюсь к Киратовой. Лада сползла по стене и смотрит в одну точку. Испугалась. Подхожу к ней, наклоняюсь и беру на руки. Висит на мне, как тряпичная кукла. Несу ее к раковине и пытаюсь умыть, чтобы пришла немного в себя. Соприкоснувшись с ледяной водой, она вздрагивает и устремляет на меня более осмысленный взгляд.

Вытираю рукой, льющиеся капли по ее лицу. Вода пролилась на футболку и намочила ткань, которая прилипла к груди. Мельком мажу глазами, а там все видно. Рвано выдыхаю, понимаю, сейчас не до чего, лишь бы вывести из полу-шокового состояния, уберечь, согреть собой, заслонить. Буквально отрываю взгляд и перевожу на лицо. Все еще держу и не отпускаю от себя, не хочу ставить на пол. Донесу.

— Я отнесу тебя в машину. В мою. Посидим немного, тебе надо прийти в себя. — не прошу, просто констатирую, как данность.

Она кивает головой, дает разрешение. Иду с ней на руках по холлу вуза, где нас сопровождают удивленными взглядами. Слышу, как кто-то начинает перешептываться, оборачиваюсь всем корпусом, крепко прижав к себе драгоценную ношу и взглядом заставляю замолчать говорящих. Заткнитесь и не тревожьте её! Несу до машины, где, посадив ее в кресло, обхожу тачку и сажусь рядом.

Благо посадил на заднее сиденье, заранее нагло использовав для себя возможность, быть теснее к ней. Сажусь, но пока не придвигаюсь. Блюду пространство. Лада угрюмо смотрит в одну точку. Я понимаю, она имеет право обижаться. С ее стороны ситуация выглядит так: мудак бросил свою девушку ради другой, а та прибежала защищать «поруганную» честь.

— Лад, прости, что так получилось. — через некоторое время говорю ей.

— Спартак, — поднимает свои прекрасные, но невыносимо грустные глаза — я не знаю. Меня пугают эти отношения. И сегодня, то, что произошло..

— Лада, этого больше не повторится, она не подойдет к тебе и тем более не станет угрожать. — торопливо перебиваю ее.

Она молчит, просто смотрит. Меня радует то, что во взгляде нет отталкивающих отблесков, а это может значить только одно, я ей тоже не безразличен. Или все же ошибаюсь? Решаю проверить. Придвигаюсь и заключаю Ладу в кольцо своих рук. Она сначала сопротивляется, а потом затихает.

Вдыхаю ее запах волос, ощущаю кожу, которая, соприкоснувшись с моей, зажигает меня вновь и вновь. Замечаю одну странность, когда с ней рядом. Я словно одержимый, Лада дает каждый раз мне невероятную могучесть. Она просто рядом, сидит или стоит, а волна возвышенного состояния идет параллельно с разрушающей силой мощи. Она мой стимулятор, вдохновитель.

Не могу удержаться и целую ее в макушку, чуть вздрогнув, Лада поднимает на меня глаза.

— Пусти, не надо. — тихо говорит она. — Я успокоилась.

Немного ослабляю объятия, но до конца не хочу отпускать, оставляю себе лазейку, чтобы при малейших колебаниях, сграбастать в свои руки и прижать.

— Прости, Лад. Я все решу. Не думай больше об этом. Сильно испугалась? — негромко спрашиваю ее.

Она вздыхает.

— Страшнее всего было, когда думала, что она выплеснет на меня эту жидкость. Это единственное, что меня останавливало. Я зашла помыть руки, и она неожиданно налетела со спины, развернула и начала размахивать этой емкостью. Просила ее успокоится и поговорить, но было бесполезно. — передергивается она, зябко поводит плечами. — Я предполагала, что она устроит мне истерику, но то, что будет угрожать, я не ожидала. Это же дикость.

Слушая Ладу, ощущаю вину. Она сейчас такая взволнованная, нежная, на щеках слабый румянец. Тихо говорит, расстроено поглядывая на меня. Все, пиздец! Держите меня…

Мое сердце становится очень горячим, я ощущаю, как оно невыносимо жжёт, из груди поднимается кипяточная волна и застревает. Нет возможности от нее избавится, деть хоть куда-либо. Могу ей только делиться, поэтому снова прижимаю ее к себе и думаю о том, что надо было так случиться, что влюбился в нее, имея отношения, хоть и несерьезные, но тем не менее. Мне, конечно, все равно кто и что обо мне подумает, но Лада. Для нее эта картинка представляется по-другому.

Влюбился…Впервые произнес сам себе. Твою мать, я влюбился…

Ищу лицо Лады, поднимаю и пронзительно смотрю ей в глаза. А в них скрытая стихия, шторм, буря, но все это как будто скрыто плотным слоем ограничения. Но тело говорит по-другому, я же чувствую. Она не отвергает мои объятья, неосознанно льнет. Дрожь Лады передается мне, а я и так еле сохраняюсь. И кто знает, сколько еще так смогу.

Сколько…сколько…сколько… Не выдерживаю. Целую, целую, целую!

Сначала она покорно принимает меня и отвечает. Нежно трогает мои губы, а я все, мне конец. Ощущать ее, гладить, сжимать — это сродни самой страшной эйфории, потому что она разрушающая. Соприкасаемся языками и мир трескается вокруг, ничего и никого больше нет. Только я и Лада.

Дурь бьет в голову, воспоминания о клубе накрывают, и еще немного контакта, и я просто разложу Ладу на сиденье. Не могу ничего с собой сделать.

Это дурман, апокалипсис мозгам, да что угодно. Чувствую себя последним козлом, ведь только что Куликова давила на нее, но я не могу сдержаться. Теперь, когда я вижу Киратову, только одно желание преобладает. Желание — взять! И отдать! Хочу ее так сильно, что теряю контроль над всеми чувствами, не могу с собой справиться, и не хочу.

Я помешался, сошел с ума — это не просто обладание, это взрыв, сука, ядерный взрыв моего тела. Реакция на нее. Сжимаю ее, трогаю везде. Пальцы жжет, как будто держу голыми руками паяльник. Но кайфую от этого огня, пальцы сводит от ее тела. Глажу ноги, обнимаю, везде, где достаю, трогаю, трогаю, трогаю.