Спартакилада

Решаем с Машей сходить за территория поселка, к озеру. Медленно бредем туда, впитываем тепло ласкового солнышка. Около воды стелем циновки, предусмотрительно захваченные из дома, и валимся на них. Первые мгновения слушаем звуки природы.

Пение птиц завораживает и восхищает. Оглушительно прекрасно! Мы в царстве буйной зелени, которая загадочно шелестит, колдует над нашими головами, гоняя волны теплого, напоенного кислородом воздуха. Природа дает неоспоримую силу, питает нас ей, наполняет. Через тонкие веки просвечивает солнце, странное ощущение, глаза прикрыты, а ты как бы все видишь.

Первая отмирает Манечка и начинает говорить о Филатове. Я ее внимательно слушаю и искренне рада за нее, потому что из Машиных рассказов понимаю, что они даже не поссорились ни разу, настолько «зашли» друг другу. Она в принципе достаточно сложный человек, но с ним мягкая, уступчивая. Если она довольна и счастлива, то и я тоже.

Рассказываю Мане о проекте, который предложил Ганс. Она воодушевляется больше, чем я, радуется, как ребенок. Смотрю на нее и думаю, как же мне повезло, за все время нашей дружбы ни одного плохого слова, ни миллиметра зависти, ничего плохого. Только искренность и надежность. Молча обнимаю Маню — это моя немая благодарность за все. Она не отвечает и не удивляется, просто гладит меня по голове.

На озере проводим около трех часов, мы зверски проголодались и решаем отправиться к Заметаевым, чтобы перекусить. Оттяну еще время до «казни».

Я могу мотаться весь день по поселку, но пришел час идти в родные пенаты. Плетусь, как черепаха, еле переставляя ноги. Захожу в дом, в котором стоит мертвая тишина. Иду в столовую, вот они где. Картина, конечно, так себе.

Дед похож на огнетушитель, из которого вылили всю пену. Бабушка сидит в кресле напротив и нервно подрагивает ногой.

— Привет, а что тут у вас?

— У нас-то? — наезжает с ходу дед — Битва, мать ее, под Ватерлоо! Ну здорово, моя будущая голожопая звезда!

— Адам! — повышает голос бабушка — Прекрати немедленно! Ведешь себя, как ребенок! Ей девятнадцать.

— И что? Теперь портки скидывать при всех можно? — возмущается он.

— Так, все ясно. — протягиваю я.

— Ладусь, иди-ка к себе. Чуть позже. — кивает бабушка.

— Ох, гляньте на нее, парламентерша какая! — злится наш Адам.

Я предпочитаю ретироваться в свою комнату, точнее позорно сбежать. Прикрываю за собой дверь, но немного оставляю зазор. Да, буду подслушивать, а как иначе? Бабушка тихо увещевает деда. Я сижу и держу за себя кулачки. Тренькает сотовый. Мама присылает сообщение: «Папа в обмороке! Но прорвемся!» Так, весь женсовет поддерживает меня. Значит и правда-прорвемся! Сижу у себя около тридцати минут.

— Лада, детка, иди к нам. — слышу бабушкин голос.

Живо вскакиваю и бегу. Сажусь напротив деда. Жду вердикт.

— Кхм. — кашляет дед.

Это что, все что скажет? Он сидит за столом, положив руки на стол и сжав кисти в крепкий замок. Сверлит меня, как дрель, своими голубыми глазами, где плещется тщательно скрываемый шторм.

— Одна. — выдает деда.

— Что одна? — не понимаю я.

— Одна такая фотография и все. — дед со зверским видом вытягивает передо мной свой указательный палец.

Я растерянно моргаю, в смысле одна? Перевожу взгляд на бабушку. Она чуть заметно кивает.

— Нет, ну совесть есть? — возмущается дед — Лен, ты что там киваешь?!!! Вы кого обмануть хотите? Сказал одна, точка!

— Как скажешь деда. — не моргнув глазом, обещаю я.

Дед барабанит сцепленными руками о стол и дышит, как дракон.

— Зараза, ты Ладка, и, ты Лена тоже! Веревки из меня тут вьете! Короче, разрешаю, но я против! — тарабанит дед и встав, уносится в свой кабинет.

— Ба, — зову ее — как понимать?

— Лад, он тебя так любит, что не знаю, как замуж выдавать станет. Это ревность обычная. Ничего, перебесится. Он вроде все понимает, что ты взрослая, но одновременно и маленькая. Потребность у него огораживать тебя и защищать. Это нормально.

— Я понимаю и принимаю. Спасибо, ба, там папа тоже не очень за эту идею, но мама почти уговорила.

— Я в Нелечке не сомневаюсь. — усмехается бабуля.

Валяюсь на кровати в комнате. Несгибаемый дед, а бабушка все же влияет на него. Вот так…

Набиваю в мессенджере Гансу: «Все хорошо. Я готова»

Незамедлительно приходит ответ: «Отлично, я рад. Молодец! Все будет хорошо, если сложится, как я думаю, то выйдем на другой уровень. Но об этом позже, завтра встречу после пар и согласуем дату и время. Покажу студию для съемки».

19

— Ничего себе! Какая красотища! — восхищенно присвистываю я, скольжу по шикарной студии взглядом.

— А ты думала, я тебя куда приведу? — недоуменно спрашивает Ганс.

— Нет, ну я ожидала, что увижу что-то невероятное, но, чтобы такое! — пытаюсь объяснить ему, быстро жестикулируя.

— Лад, скажу так. Какая девушка, такая и студия. — подмигивает мне парень.

Пораженно замираю, все еще оглядываюсь, не могу поверить в происходящее. Я буду здесь сниматься, а потом мои фото разместят в известном модном журнале. Фантастика!

— Ганс, а фотограф?

— Самый лучший в нашем агентстве. Заключили контракт с новым, бешеную кучу бабла отвалили, так что ты впервые участвуешь в подобной съемке, и это его первая работа у нас. Так совпало, и я жду многого от проекта. — объясняет Ганс.

Вдруг на меня накатывает странное волнение. Нервно закусываю губу и кружу по помещению, беспорядочно хожу туда-сюда. Не могу понять, что выбивает из колеи. Парень наблюдает за мной.

А вдруг я не справлюсь, вдруг окаменею и не дам нужную эмоцию? Замираю, опершись на стену, приглаживаю волосы, неровно веду рукой по шее. Пытаюсь стряхнуть с себя это напряжение.

— Лад, подойди. — зовет Ганс.

Я понимаю, что нам надо присесть и поговорить. Хочу выказать ему свое беспокойство, рассказать об опасениях. Все же он профессионал и должен дать мне пару дельных советов. Отталкиваюсь от поверхности и иду. Он протягиваем мне руку, и мы садимся прямо на пол. Скрещиваю ноги по-турецки, так удобнее и привычнее.

— Закрой глаза, — командует он, я подчиняюсь — слушай.

— Что именно? — не понимаю я.

— Слушай себя. Вспоминай, что ты как будто стоишь на сцене и готовишься к выходу. Думай, как ты борешься с волнением. — тихо журчит его голос.

Отпускаю свое сознание и понимаю, что страшного ничего нет. Я смогу дать фотографу все, что он только захочет. Особенно движения в танце, потому что танец это и есть я, это моя вторая сущность, это мое продолжение, это все, чем я живу и дышу.

Открываю глаза, вдыхаю полной грудью, обвожу взглядом студию. Красиво, интерьер авторский. Кирпич, металл и белые стены, по полу разбросаны ассиметричные тумбы, в некоторых местах лежит прозрачный материал, что-то наподобие шифона. На первый взгляд сочетание несочетаемого, но в этом есть цепляющий нутро антураж. Фото будут черно-белые и, скорее всего, а я думаю, что совершенно точно, будут производить колоссальное впечатление на зрителей.

Ганс на меня внимательно смотрит. И это не взгляд друга, а скан профи, который сидит и размышляет о том, правильно ли вкладывает деньги в проект.

— Я так понимаю, коннект произошел? Нормально все? — вроде бы и спрашивает, но в то же время утверждает.

— Да. — твердо отвечаю, глядя прямо и смело в его глаза.

— Лад, хорошо. Я рад. Тогда съемка через два дня, в субботу. Начало в одиннадцать и предупреди своих, что это очень надолго. Еще ночная серия фото на крыше, на фоне городских огней. Приеду раньше, к восьми, и ты тоже, тебе еще гримироваться. — чеканит он.

— Буду готова. — рапортую я.

Мы прощаемся, и я еду домой. Останавливаюсь купить чай с лимоном, когда возвращаюсь в машину, мой телефон разрывается от звонка. Это Маша. Снимаю трубку, боясь, что что-то случилось. Сначала глохну от голоса Мани, потом разбираю то, что сегодня срочно нужно прийти в ночной клуб, в котором будет играть группа Филатова.