Спартакилада

Смываю с себя все. Смываю волнение за конкурс, теплые вечера, соленое море и главное, я смываю его. Его запах тела, сводящий с ума, его объятья, где тонула. Счищаю тягучий взгляд, который гипнотизировал и покорял. Смываю слезы от того, что не с ним.

Выхожу совершенно обновленная, но растресканная внутри. Это пройдет. Я уверена, я знаю. Надеваю домашний костюм и иду в столовую. Бабуля расстаралась! Чего только нет на столе, ну разве мы столько съедим. Мы садимся и тихо болтаем за столом, спешить некуда.

Дедушка рассказывает смешные истории, и мы с бабушкой то и дело прыскаем со смеху. Мне наперебой подкладывают в тарелку, и я ем, конечно, ведь вкусно же. Потом мы долго пьем чай и уже говорим о том, как я поеду к родителям. Дедушка всерьез размышляет, не поехать ли нам всем вместе. А что, хорошая идея! Я только за.

Наш чудесный день подходит к концу. Мы даже не заметили, что стоит поздний-поздний вечер. Мы расходимся по спальням. Я тушу верхний свет, включаю стоящий около кровати торшер, мерцающий свет которого таинственно заливает пространство комнаты.

Завтра на занятия. Учиться осталось три недели с учетом сессии и потом каникулы. Свобода на два с половиной месяца. Пишу Машке о том, что приехала. В ответ получаю голосовое сообщение, с Машиным визгом радости, она тараторит, где завтра пересечемся. Пишу, что я поеду на машине и буду ждать на нашем месте.

Перед сном решаю пролистать соцсеть. Случайно вылетают фото радостной Светы со Спартаком, хештег #мойпобедитель. Она крепко его обнимает, а он криво улыбается.

Ну вот и все!

Спасибо всем, кто читает!

15

Нас утро встречает прохладой.

Просыпаюсь под оглушительный стук дождя по крыше. Отодвинув шторы, любуюсь буйством природы. До выхода из дома еще два часа, поэтому, пододвинув мягкое кресло к окну, смотрю на разверстые хляби.

Зелень умывается, причем обильно. Но вот парадокс, светит солнце, и мне не так грустно. Папа очень любит дождь, не знаю почему. Он всегда в это время бывает на улице. Смотрит и молчит, даже мама не может его растормошить. Иногда, он выходит под хлещущие струи и стоит. Наверное, напитывается энергией от беснующейся погоды, я не знаю, но эта странность у него всю жизнь.

Бабушка рассказывала, что в юношеском возрасте, они были в музее, и папу больше всего поразили картины, где был изображен дождь. Он даже описал свои ощущения словами взрослого, хорошо пожившего человека. Бабушка и дедушка удивились его впечатлению в тот момент, и не нашлись что ответить.

Отчасти, и я также реагирую, но все же меня больше завораживают молнии, мистические и пугающие, но такие невероятно притягательные.

Дождь смоет мою грусть, я знаю. Я хочу этого очень.

Неспеша собираюсь, причесываюсь и иду завтракать. На столе, в тарелке, заботливо прикрытые льняной салфеткой, меня ждут бутерброды. В пузатеньком чайнике свежая заварка. Странно, где все.

В кухню выходит деда, немного помятый и взъерошенный. Вопросительно смотрю на него.

— Дед?

— Ладусь, бабушка приболела, давай сама тут. — растерянно отвечает он.

— Ну, конечно, сама, мне что пять лет? — бурчу я — Я поднимусь к ней? Или знаешь, никуда я не поеду, буду сидеть с ней.

Дед оборачивается и хмуро осекает.

— А ну ка, быстро в универ! Я тебе останусь! И не поднимайся, у нее голова болит. Дал уже таблетку и холодное полотенце на голову положил. Я все равно сегодня дома работаю, так что все под контролем.

— Точно? — подозрительно спрашиваю я.

Сейчас дед мне наваляет.

— Иди уже я сказал.

Понуро сгребаю вещи, беру ключи от машины и плетусь на выход. Оборачиваюсь, дед в ванной, мышкой бегу на второй этаж, приоткрываю дверь в спальню, крадусь на цыпочках в кровати. Вот она, спит моя вещая Кассандра, дышит чисто, внешний вид вроде бы ничего так. Правда бледная она у меня и тени залегли под глазами, а так нормально.

Выдыхаю и крадусь на выход. Сталкиваюсь нос к носу с дедом.

— Ты еще здесь?!

— Нет! — впрыгиваю в кроссовки и улетаю во двор.

Вывожу свою машинку. Я скучала по ней, маленькая, уютная, маневренная, красненькая. Подарок родителей на мое совершеннолетие. Быстро ныряю в салон и завожу, слышу сытое урчание мотора. Дождь почти закончился. Вокруг стоит одуряющий запах, воздух, хоть ножом режь, до того он насыщен.

Дзынькает телефон. Бабушка….

«Я нормально, учись спокойно!!!»

Слава Богу! Камень с души падает, и я жму на газ.

Дзынькает телефон. Дед…

«Не гони!!!! «

Нет, ну вообще капец! Я им, что? Мне три года, что ли? Очумело качаю головой, ну что удивляюсь, надо принять, как должное, для них я всегда клоп с разбитыми коленками.

Чту деда и тихо еду за Машкой. Мини-купер слушается идеально. Плавно выкручиваю руль и паркуюсь, набираю Маше. Вот она, летит, как северный ветер. Тонкая, звонкая, счастливая, сверкает ослепительно белозубой улыбкой. Открываю ей дверь изнутри, а то снесет. Она впрыгивает в салон и бросается на шею.

— Ладусь, ну наконец-то, приехала! Я соскучилась. Как ты? Победила, умница моя, я не сомневалась. — сыплет она.

— Все нормально! Маша, как у тебя? Как Филатов? — спрашиваю я — Любовь-морковь?

Машка часто и молча кивает. Я вижу, как она окутана лихорадочной любовью, как счастлива и довольна.

— Лад, он такой хороший. Знаешь, он мне музыку написал, то есть для меня. Это такая красивая мелодия. Я еле дышу каждый раз, как ее слушаю. — делится со мной подробностями она.

Одобряюще смотрю на нее, рада, очень рада, что все так хорошо.

— А ты? Я знаю, что Архаров тоже был там. Тут Светка с ума сходила, что вы вместе попали. Все порывалась в Сочи сюрпризом к нему приехать. Трещала днем и ночью всем об их великой любви. Он тебя не доставал?

Выдерживаю театральную паузу. Знаю с детства, что, если Маше доверить какую-либо тайну, она никогда и никому не расскажет ни при каких обстоятельствах. Но даже для нее те слова, и та информация, которую я собираюсь сказать будет шоком. Набираю полную грудь воздуха.

— Маш. — и замолкаю.

Маша встревоженно смотрит на меня и как-то растерянно улыбается. Я прилипаю к ней взглядом и ищу поддержку в ее лице.

— Ты знаешь, я хотела сказать, что мы с ним..- запинаюсь я.

— Что вы с ним?

— Мы гуляли и много общались. Ты знаешь, он, оказывается может быть другим и вообще. — тихо говорю я.

У нас есть еще время до занятий, и я рассказываю ей все, что было на побережье, не утаиваю не единой подробности. Говорю о своих настоящих эмоциях, переживаниях и о том, отчего бегу, чего боюсь. Маша не перебивает, внимательно слушает, только ободряюще кивает. Я очень благодарна ей. За то, что не выспрашивает лишние детали, за то, что не проявляет ненормальный интерес, за то, что не осуждает. Поэтому это абсолютно моя Машка, поэтому я ее так люблю, потому что, что бы я не сделала, она никогда не будет вести себя, как курица на насесте.

Закончив рассказ, я смотрю в окно. Маша тихо вздыхает и почти не двигается.

— Что ты мне скажешь, Маша? — спрашиваю ее я.

— Ничего. — шелестит она. — Совсем ничего, Ладочка. Никогда ни о чем не жалей, если тебе было хорошо. Это все. А как дальше, ты же уже решила для себя. Так и делай. Никто не пройдет за тебя твой путь. Главное, делай то, что делает тебя счастливой.

В этом вся она. Я принимаю ее слова и мне легче.

— Ну что, закрываем разговор? Допиваем чай из фейхоа и едем? Больше не будем грустить, да? — спрашиваю я Машу.

— Конечно, нет. — салютует мне подруга пустым чайным стаканом и берет под козырек.

Мы улыбаемся и едем в универ.

Паркуем машину и выходим из нее. Я ставлю на сигнализацию и сую ключи в сумку. Перед универом стоят лавочки, где расположились студиозы. Людей море, все стоят отдельными стайками и щебечут. Между этими компашками деловито проходят профессора, доценты, поднимаются по ступенькам и исчезают в здании.