Спартакилада

Я приличный человек, но надо же так случиться, что именно в присутствии Спартака, поток ненормативной лексики выстраивается в мое голове в складные и годные для описания внутреннего состояния слова! И бабуля бы не одобрила сей оборот речи!

Спартака унесло за секунду, только цокот копыт оглушительным эхом несется по берегу.

А я сижу.

Верхом.

Одна.

Белла почувствув мое смятение, начала всхрапывать, чуть покачивать головой. И как мне быть? Я же ничего не умею! Мне конец! Просто кончище! Да мама моя, роди меня обратно!!!! Я боюсь.

Делать нечего, надо выживать. Деда на помощь не позовешь, чтобы с коняшки ссадил, а жаль.

Так, давай сама. Вспоминаю, как Спартак гладил Кастора. Сейчас я также. Сейчас… Вытягиваю руки, примеряюсь, как можно обнять Беллу, наклоняюсь то вправо, то влево. Страшно, вдруг упаду. Лошадка немного топчется, но вроде бы спокойная. Надо как-то контактировать с ней. Изогнувшись колбасой, я при обнимаю Беллу за шею и глажу, несу черте что. И что она красивая, и меня не сбросит, и что мы с ней команда. И про Кастора словечко замолвила, что они козлы со Спартаком, что бросили нас здесь.

Белла, видимо, сильно удивилась и замерла, косясь на меня своим лиловым взглядом. Ну хоть какая-то реакция. Может закрепить успех песней «Сивка-Бурка вещая каурка?» Пока раздумываю, как приступить к песнопению для пущего укрепления нашего нерушимого союза «Лада+Белла=Навсегда», слышу приближающийся топот.

Передо мной, как всадник Судного дня, появляется Спартак и взмыленный Кастор. Наконец-то!

— Спартак, ну кто так делает? — стараюсь сильно не возмущаться я. — Ты офигел? Я чуть коней не нарезала. Ой. — быстро поправляюсь — Хотела сказать, что не умею, как ты. Пфффф. Я накаталась, поехали домой. Давай возвращаться.

Спартак спрыгивает и подходит ко мне. Протягивает руки. В немом жесте, предлагая слезть с лошади. Я боязливо перекидываю ногу и сползаю прямо к нему в руки. Он поддерживает, но держит дистанцию. Но зато я слышу, как он дышит, тяжело и прерывисто, так, что грудь вздымается волнами.

— Лад, давай привяжем коней и погуляем, рано еще — тихо просит он.

Есть что-то в его голосе такое, что заставляет меня без колебаний согласиться. Вот такой я человек-эмоциональная качелька. То домой нужно, то гулять согласна. Сама от себя в шоке. Общество Спартака делает меня неадекватной. Сама себе противоречу.

Спартак привязывает лошадей к какому-то выступу и возвращаясь, берет меня за руку. Ох, уж этот контакт телами. Когда он меня трогает, то ощущения более чем странные. Начинает что-то колыхаться внутри. Сжигает меня этот бес, сжигает. Пытаюсь вытащить свою руку из наглых пальцев, но он только сильнее перехватывает. Ладно, черт с тобой, всадник медный.

Садимся прямо у кромки воды. Некоторое время молчим. Я думаю о том, что все происходящее здесь лопнет, как мыльный пузырь, когда вернемся домой. Надо сейчас выяснить хоть что-то, что поможет не так сильно разочароваться потом. Да и вообще…

— Слушай — поворачиваю к нему свою голову. — Я хочу спросить, не пойми неправильно, но — делаю паузу — все странно. Мы здесь, вдвоем, как-то все неясно и непонятно — с трудом нахожу слова — нам нельзя быть наедине, наверное, и ты, так смотришь, что не знаю, что и думать.

Спартак вскидывает голову. Не моргает. Красивый чертяка! Мягкие густые волосы по-мальчишески спадают на лоб, невероятные глаза, такие пронзительные и волевые. И эти дьявольские губы! Это, блин, не губы, а… Он проводит по ним языком. Я сжимаю ноги. О, боже, надо убегать уже. Мог бы, хотя бы, рубашку, которая распахнута и обнажает часть его груди, застегнуть до конца.

— Лад, мы просто катаемся и все. Не надо ничего придумывать. Ничего плохого мы не делаем — резковато произносит он.

Я замираю, мне чудится или его, как будто подменили. Внимательнее рассматриваю его хорошо освещенное в лунном свете лицо. Вот оно что! Спартак-мудачина. велком! Вернулся оборотень. Сыплет вокруг себя льдом. Ну то ж, получите и вы, господин.

— Не придумываю! Просто будет неудобно, когда твоя девушка узнает, что ты со мной устраивал вечерние прогулки. Поэтому во избежание неприятностей, давай вернемся домой, в корпус.

— А, что, есть что узнавать? Что-то страшное произошло? Что ее должно расстроить? — лед-лед-лед из дьявольских губ.

Поднимаюсь с земли и иду к Белле. Зашибись поболтали. Никогда и никуда с ним больше не пойду! Дура, какая я дура! Сгорай теперь со стыда за свой язык, почудилось ей! Вбиваю ноги в песок со всей силы, шагаю, как солдат, к своей лошадке. Со злости впихиваю ногу в стремя и взлетаю в седло. Я села! Сама! Огонь! Деловито верчусь на Белле. Пытаюсь подтыкнуть ей в бока, но не сильно, вдруг ей больно. На Спартака не смотрю, сама справлюсь. Белла стоит, не двигается. Тааак…где у нее руль??? Почему стоим….

— Лада — зовет Спартак.

— Что тебе? — царственно окидываю его взглядом. Хочется, конечно, «смерд» добавить, но через чур, как-то будет.

— Уздечку отвяжи, протяни руку. Это руль- глотает смех Спартак.

Замираю, вот тебе руль, дура, еще и вслух сказала. Отвязывай и вперед, там сзади еще и коробка передач есть. Боже мой, идиотка, я в его присутствии, мало того, что неуклюжая, как валенок, еще и говорю вслух.

— Спасибо — выдерживаю немного подмоченный царственный вид до конца.

Едем шагом, Я впереди, а Спартак позади. Молча, каждый думает о своем. Дорога домой кажется длинной. Странное чувство грусти и какой-то недосказанности повисает между нами. Доехав, я сама спрыгиваю с Беллы, на прощание треплю ее за гриву. Она оставила мне незабываемые впечатления. Поднимаю взгляд на Спартака, и хочу попрощаться. Секунда, и он рядом со мной. Прихожу в себя, когда понимаю, что, впечатав себя, Спартак меня страстно целует. Одной рукой, ухватив за шею, а другой за талию. Держит крепко, не давая пошевелиться. Целует жадно, вылизывает языком, как будто пьет меня.

Наплевав на весь мир, я отвечаю ему всем своим телом. Обнимаю его и глажу по шее, груди. Пробую на вкус, наслаждаюсь его языком, и нежными, такими сексуальными губами. Фейерверк долбит внутри меня свои фонтаны огня. Спартак стонет в мои губы, еще немного, и он загонит меня себе под кожу.

— Лад…я хочу…очень — стонет он — ты мне по ночам снишься, как кончаешь подо мной….как просишь еще….пожалуйста.

Его слова действуют на меня, как кипяток. Еще бы секунда и все, сдалась бы, пропала. Но я не могу. Что мое, то должно быть моим. Довольствоваться вторыми ролями не хочу. Что мне стоило вырваться из обволакивающего тумана по имени Спартак, буду знать только я, и помнить об этом.

— Прости — высвобождаюсь из его объятий — прости, Спартак.

Разворачиваюсь на пятках и бегу в номер со скоростью ветра.

12

Ночь практически не сплю. Он сумасшедший. Он..

А я будто бы лучше. Стыд обжигает мои щеки, как начинаю вспоминать, с какой страстью его целовала. Но у меня для себя есть оправдание, слабое, конечно. Если бы он не испытывал, хотя бы тысячную долю огромной симпатии, то не был бы таким чувственным. Невозможно было не повестись на такую неприкрытую страсть. Он хотел, он желал, он вожделел меня. Так искренне, так проникновенно, так жарко. Как было устоять?

Мечусь в кровати, заворачиваю простынь жгутом. Здесь, в номере, почти под утро, я сама себе могу признаться и об этом никто не узнает, я хотела его. Эта мысль не дает мне покоя и приводит в бешенство. Боюсь, что он почувствовал мое колебание. Плохо-плохо-плохо!

Его губы впечатывались в мои крепко, но так нежно, руки, скользящие по телу, приводили в трепет. Глаза транслировали щемящую грусть и обрушающую надежду. Вновь и вновь думаю о том, что здесь, когда он рядом со мной, Спартак другой.

Постель жаркая, кожа моя липкая, волосы влажные. Вскакиваю в безумном порыве с кровати и несусь в душ. Сбрасываю одежду и врубаю ледяную воду. Надо немного привести растрепанные мысли в порядок. Вода нещадно хлещет по коже, изгоняет морок, очищает. Но я упрямо стою, пока зубы не начинают выбивать чечетку. Вышагиваю из кабины и останавливаю взгляд на своем отражении в зеркале. У меня лихорадочно блестят глаза, точно я, маньячка, зацикленная на идее «фикс». Вид, если честно, не очень.