Любовь против нелюбви

Их отряд приветствовали с галереи наверху стены, и ещё – стражники в открытых воротах. Когда проезжали те самые ворота, Катерина подняла голову и увидела зубчатую снизу решётку. Воображение тут же нарисовало картинку из фильма – как где-то ломается крепление, и эта решётка валится вниз вот прямо сейчас – ей по голове. Она зажмурилась… а конь тем временем вошёл во внутренний двор.

Катерина не имела представления, как спускаются с коня. В кино с них спрыгивали, в жизни, кажется, тоже. А тут как? Она ж свои тонкие ноги себе переломает!

Но оказалось – всё предусмотрено. К ней подошёл муж, который как раз спрыгнул, и кивнул кому-то, чтобы его коня увели. А сам просто снял её с седла и поставил на ноги.

Тут только Катерина поняла, что сидела в таком напряжении, от которого затекло всё тело. И принялась его аккуратно разминать. А из открытой двери в ближайшей части здания тем временем к ним шли люди. И первым шёл как раз хозяин, если верить зеркалу Мэгвин – высокий, мощный, страшный. Плечи Катерины всё равно что сами опустились, а взгляд упёрся в мелкую гальку под ногами, которой был отсыпан внутренний двор.

– Что, ожила? – неласково спросил хозяин.

От звуков этого голоса тело съёжилось, как от удара. Что, снова та самая телесная память? Катерину это так разозлило, что она чуть было не подпрыгнула на месте и не топнула ногой.

Плечи распрямились с усилием, и с таким же – поднялась голова.

– Приветствую вас, милорд, – или как там ещё надо сказать?

Местному этикету её никто не учил, не успел. И, наверное, она сделала что-то не так, потому что изумление лорда она ощутила без труда. Именно ощутила, и именно изумление. Вообще Катерине и раньше доводилось понимать, кто что имеет в виду, и обычно она оказывалась права, но здесь её всё равно что по голове ударило – она понимает невысказанное!

– Ну, ну, – кивнул он, оглядел Катерину с ног до головы и пошёл куда-то по двору.

Оказалось, что за его спиной стояла пухленькая девушка в чепце – её Катерина тоже видела в зеркале. Грейс, её зовут Грейс, ей можно доверять. Отлично.

– Миледи, как хорошо, что вы вернулись! – она подбежала и принялась целовать Катерине руки – вот ещё только не хватало!

– Да, Грейс, я вернулась, – кивнула Катерина. – Пойдём отсюда, хорошо? Только где-то тут были вещи…

– Фил, балбес, куда ты повёл коня миледи, там её вещи! – звонкий голос разнёсся по всему двору.

И тут же двор заполнился самыми разными звуками – хрустом, топотом, звоном, разговорами. Что это было? Все они молчали, когда отряд въехал во двор? И ждали, что будет? А что могло быть?

Грейс получила свёрток и, прижимая его к груди, со счастливой улыбкой сказала:

– Идёмте, миледи!

Муж уже где-то потерялся, но у него, наверное, какие-то дела? Будет надо – найдётся, подумала Катерина, следуя за Грейс внутрь каменного монстра.

Суровый пустой коридор был очень тёмным – никаких окошек, только изредка – плошки, в которых что-то горело. Горело с чадом и запахом. Катерине не понравилось, она щёлкнула пальцами – и, ура, появился светящийся шарик. Он поплыл впереди неё, и стало ощутимо светлее.

– Миледи, – изумлённо выдохнула Грейс. – Как это вам удалось?

– Госпожа Мэгвин сказала, что я всегда это умела, – пожала плечами Катерина.

– Но ведь господин Бервик никак не мог добиться от вас ничего подобного!

– Значит, госпожа Мэгвин лучше умеет объяснять, да и только, – Катерина понятия не имела ни о каком господине Бервике, но о преподавании знала всё.

Тем временем они добрались до винтовой лестницы – видимо, в башне – и стали подниматься наверх. Поднимались довольно долго – несколько оборотов, потом выбрались ещё в один коридор, тоже тёмный.

Дверь оказалась совсем рядом – в нескольких шагах. И открылась в довольно-таки светлую комнату – с большим окном, и в нём стояло настоящее стекло.

Пара сундуков, стол у окна, лавки со спинками, на столе корзинка с какими-то нитками – вышивка, что ли? На стенах – гобелены. В стене справа – дверь, видимо, там спальня, потому что виднеется кровать с балдахином.

– Как же хорошо, что с вами всё в порядке, миледи, слава господу, – Грейс чуть не плакала, вот ещё!

– Что такое, Грейс? Почему ты плачешь? Почему все так странно на меня смотрят?

– Так ведь все думали, что вас уже в живых нет!

16. Грейс

– Уже ведь думали вас отпевать! Миледи Маргарет так и сказала утром отцу Мэтью – что нужно провести заупокойную службу! А тот покачал головой – пусть, мол, милорд Роберт подтвердит, тогда да, и милорд Грегори. А милорд Грегори сказал, что самолично вас видел, хоть вы и были вроде как не в себе, вот. Это правда? Он вас видел?

– Мне госпожа Мэгвин говорила, что он приходил, – кивнула Катерина. – Знаешь, Грейс, со мной всё хорошо, но – я ничего не помню. Я помню себя только с того момента, как очнулась в доме госпожи Мэгвин, понимаешь? Я знаю, что ты – Грейс, и что мы с тобой давно вместе, да и всё.

– Точно, давно, вам было пять лет, а мне семь, когда ваша матушка, миледи Гвен, мне вас доверила, – закивала девушка.

Была она сероглаза, из-под чепца топорщились завитки белокурых волос, на круглом лице написано участие и сочувствие. Да и не только на лице, она в самом деле всё это испытывала, поняла Катерина.

– А милорд Роберт? Его вы вспомнили?

– Да, как и тебя. Знаю, что это он, и что он – близкий мне человек, и всё. Скажи, ты поможешь? – Катерина глянула на Грейс испытующе.

– Да как же вам, миледи, не помочь! Всё-всё расскажу! Ведь миледи Маргарет сегодня уже сказала, что раз вас нет, то и я пусть убираюсь из замка на все четыре стороны, а куда же я пойду? А если вдруг вы каким-то чудом найдётесь, то подыскать камеристку – дело недолгое.

– Никуда ты не пойдёшь, тут даже и говорить не о чем, – нахмурилась Катерина. – А чтобы мне проще было говорить в твою защиту, рассказывай всё. С самого начала. Как мы встретились – и дальше.

Грейс всхлипнула и принялась рассказывать. Оказалось, что и впрямь девушки росли вместе – дочь управляющего была сочтена пригодной, чтобы сопровождать в жизни госпожу. Поэтому они и учились тоже вместе – грамоте, языкам – Грейс говорила по-франкийски, по-арагонски – нет, и местный вариант латыни одолела с трудом. Но умела танцевать, аккомпанировала госпоже, когда та пела, и подпевала сама. Знала всё о местной одежде, сама умела шить и вышивать – впрочем, как и госпожа.

Знание о том, что тело было не таким и неучёным по местным меркам, обрушилось прямо на голову, и с одной стороны, порадовало, а с другой – напугало. Ведь Катерина-то ничего этого не знает! Какая музыка, какое рукоделье! Шить она, конечно, шила, в девяностые без этого было трудно. Умела вязать – по схеме, ну и простое – носки, варежки, шапки, шарфы. Никакой вышивки в её жизни не случилось, не до того было, а в последний год Наталья предлагала попробовать вышивать крестом по схеме – мелкой моторики ради, но Катерина так и не приохотилась. Может быть, как-то удастся обойтись?

Более того, оказалось, что всю свою одежду Кэт вышивала сама. И как теперь, спрашивается? Ладно, будет время – придётся попробовать. Вдруг сработает память тела? Как с конём?

А про коня Грейс рассказала – да, коня зовут Облако, подарок Роберта, серый в яблоках, необыкновенно красивый. Подарен после того, как один из его жеребцов сбросил Кэт во время прогулки. Этот смирный и воспитанный, но Кэт его боялась как огня, как и всех прочих коней. Дома она, конечно, училась верховой езде, но предпочитала книги и музыку активному времяпрепровождению.

Да, Кэт учили магии. Магические способности были у её матушки, миледи Гвен, она была такой же рыжей, как и Кэт, и тоже замечательной красавицей, но рано умерла – в родах, ясное дело. Не спасли ни её, ни младенца, и остался милорд Сэмюэль с двумя детьми – сыном Саймоном и дочкой Кэт. И никого больше за себя не взял – потому что с миледи Гвен никто не мог сравниться.