Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 4



Роднянская указывала на видимую связь терцевских «Мыслей врасплох» с «Опавшими листьями» Розанова, акцентировала «расхристанность», которую «Синявский охотно культивирует в себе, следуя опять-таки примеру Розанова» и которая, по убеждению критика, «Пушкину, конечно, не присуща (а там, где она ему приписывается, автор фальшивит)»[37], но – что особенно важно в плане интертекстуальных перекличек – отмечала, что «в заметке Розанова, в частности, уже звучит тема пресловутой пушкинской “пустоты” – в сравнении с духовной содержательностью Гоголя»[38]. Более того, в своих размышлениях исследователь углубила наблюдение и указала на еще один претекст, подчеркивая, что суждения о «пустоте» Пушкина впоследствии будут подхвачены В. Соловьевым: «в <…> капитальной статье “Значение поэзии в стихотворениях Пушкина” [тот] переосмыслил их в высоком ключе», поясняя: «чтобы открыться вдохновению, изливающемуся из “надсознательного” источника, поэт “должен быть нищ духом, его душа должна быть так же пуста, как та пустыня, куда его тянет”»[39].

Оставляя в стороне аксиологическую напряженность определений Роднянской («подражатель», «эпигон», «расхристанность», «фальшь», «жаргонизм» (как явление) и др.), отметим, однако, что исследователь весьма точно и аргументированно наметила преемственность Терца в отношении к эстетизированно-артистической прозе Розанова и уловила концептуально-семантическую близость осознания пушкинской «пустоты/полноты» у Терца и В. Соловьева.

Помимо Розанова и В. Соловьева И. Роднянская указала еще на одно важное имя в ряду сопоставительных связей Терца – на имя Константина Леонтьева. Причем (одной из первых) Роднянская выделила в этой перекличке не столько стилевой, сколько содержательный, мировоззренческий аспект:

«<…> есть у Синявского еще один учитель – несомненный поклонник чистой художественности и в жизни, и в искусстве, бессильный примирить, как впоследствии и Андрей Синявский, свой эстетизм со своим христианством. На “языческого” Пушкина он глядел почти теми же глазами. <…> И впрямь: читаем у Терца разбор стихотворения “Делибаш” – на чьей стороне Пушкин, за кого из смертельных противников молится он? Конечно, “за то, чтоб одолели оба соперника”; “пушкинская молитва идет на потребу миру – такому, каков он есть, и состоит в пожелании ему долгих лет, доброго здоровья, боевых успехов и личного счастья. Пусть солдат воюет, царь царствует, женщина любит, монах постится, а Пушкин, пусть Пушкин на все это смотрит, радея за всех и воодушевляя каждого”. Да ведь это же та единственно достижимая на земле гармония, которую Константин Леонтьев в брошюре “Наши новые христиане” с такой горячностью противопоставлял “розовой” мировой гармонии Достоевского! <…> Он помещает искусство по ту сторону добра и зла, чтобы вычленить для себя желанную область свободы. “Освобожденный пленник шел”. Эта область свободы реализуется через полнейший отказ искусства служить посторонним целям…»[40]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

37



Там же. С. 87.

38

Там же. С. 86.

39

Там же.

40

Роднянская И. Обсуждение книги Абрама Терца «Прогулки с Пушкиным». С. 89–90.