Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 11



Таким образом, в начале XX в. система международных отношений приняла вид структурированной многополярности: функционирование двух военно-политических блоков не исключало наличия нескольких центров силы на мировой арене. Современники событий, политики, дипломаты, эксперты, мыслившие категориями традиционного баланса сил, не воспринимали появление соперничавших группировок держав как сугубо негативное явление международной жизни. В этом русле известный британский журналист Дж. Гарвин рассматривал становление «Сердечного согласия» как «дипломатическую реконструкцию», в основе которой лежала система гарантий, направленная против слома европейского статус-кво[26]. И все же реальность оказалась более одноцветной и прозаичной, чем теоретические выкладки публицистов. Размежевание великих держав на военно-политические группировки сопровождалось обострением гонки наземных и морских вооружений и ростом численности армий, которые, как справедливо отмечают американский историк Д. Херманн и его английский коллега Д. Стивенсон, оказывали существенное воздействие на дипломатию начала XX в.[27]

«Лабиринт» как рукотворное явление олицетворял собой мучительные поиски равновесия, к которому так стремились великие державы, а балканский контекст создавал причудливые коридоры, придававшие их движению неожиданные изгибы. Вопрос состоял в том, отвечало ли существование балканского «лабиринта» чьим-то замыслам, как это было в случае с Кносским лабиринтом (удержание чудовища); видели ли ключевые игроки выход из «лабиринта» или же, зайдя в тупик, предпочитали его разрушить?

Поскольку «балканский лабиринт» – это скорее метафора, которая помогает нам визуализировать международные процессы в Юго-Восточной Европе, то для их описания в категориях теории международных отношений мы будем оперировать понятием региональной подсистемы.

Термин «региональная» или «международная подсистема» начал фигурировать в аналитических работах по международным отношениям с конца 1950-х гг., что было связано с развернувшимся после Второй мировой войны масштабным процессом деколонизации, который обозначил перед правящими кругами бывших метрополий несколько важных вопросов. Во-первых, какова будет политическая организация того или иного региона? Ведь получение колониями независимости не означало автоматического разрешения всех жизненно важных проблем: в частности, между новоявленными государствами оставались неурегулированными территориальные противоречия. Во-вторых, перед великими державами вставал вопрос поиска модуса взаимодействия с новыми региональными игроками. В-третьих, в условиях существовавшей биполярности происходило смещение противоречий двух сверхдержав на периферию системы международных отношений, что неизбежно заставляло аналитиков задаваться вопросом о взаимодействии/взаимосвязи глобального и регионального измерений противостояния между СССР и США. В связи с этим специалисты-международники указывали на необходимость выделения нового уровня анализа, помимо существовавших страноведческого и общесистемного. Например, исследователь в области международных отношений П. Бертон предложил использовать так называемый «региональный подход» («submacro approach»), который позволил бы вписать обширный и разнообразный фактический материал по специфике развития государств региона и их взаимоотношениям в канву глобальной политики, избегая при этом чрезмерной концентрации внимания на роли сверхдержав[28]. Для нас, прежде всего, важно то, что данный подход предполагает использование «подсистемы» в качестве аналитической модели, позволяющей рассматривать регион (в нашем случае Балканы) как автономную единицу, которая, будучи частью системы, функционирует по общим с ней законам, но вместе с тем уникальна и наделена присущими только ей параметрами.

В англоязычной литературе существует эквивалент термина «подсистема» («subsystem»), получивший широкое распространение в конце 1950-1960-х гг.: «зависимая» или «подчиненная система» («subordinate system»)[29]. Его употребление обусловливалось стремлением авторов показать, что динамика развития региона определялась магистральным трендом конфликтного взаимодействия сверхдержав[30]. Использование термина «подчиненная система» имеет как свои «плюсы», так и «минусы». С одной стороны, он подчеркивает высокую степень воздействия великих держав на межрегиональные взаимоотношения, с другой – в должной мере не учитывает важности непосредственно региональных процессов.

Плодотворной представляется разработанная Б. Бьюзаном и О. Уэвером концепция «комплекса региональной безопасности». По мнению исследователей, «на региональном уровне государства настолько тесно взаимосвязаны, что их безопасность нельзя рассматривать отдельно друг от друга»[31]. Этот тезис отчасти справедлив и для балканских государств начала XX в. (например, демонстрируемое ими, но далеко не всегда реализуемое на практике стремление к формированию региональных комбинаций или же их восприятие усиления соседа по региону как удара по собственным позициям). Примечательно, что сами Б. Бьюзан и О. Уэвер определяют Балканы первой четверти XX в. как «самостоятельный комплекс региональной безопасности»[32].

Основы Балканской подсистемы были заложены в результате постановлений Берлинского конгресса 1878 г., подведшего черту под Восточным кризисом 1875–1878 гг. Эта подсистема отличалась эклектичностью. Помимо Греции, получившей самостоятельность еще в 1830 г., в регионе появилось три новых независимых государства – Румыния, Сербия, Черногория, а также Болгария, де-юре находившаяся в вассальной зависимости от Турции, но де-факто проводившая внутреннюю и внешнюю политику свободного государства. Кроме того, в Берлинском трактате 1878 г. было зафиксировано присутствие в регионе двух полиэтничных империй – Турции, в состав которой возвращались Македония и Фракия, и Австро-Венгрии, оккупировавшей Боснию и Герцеговину и вводившей свой гарнизон в Нови-Пазарский санджак. Англия в лице Б. Дизраэли и Р. Солсбери, принимавшая непосредственное участие в разработке Берлинского трактата, исходила из того, чтобы свести к минимуму влияние в регионе России, которая оценивалась британским истеблишментом как главный внешнеполитический противник. В расчетах Лондона Османская империя и Дунайская монархия являлись столпами нового регионального порядка, сложившегося на Балканах вследствие решений Берлинского конгресса.

В Берлинском трактате изначально были заложены противоречия, обусловившие быстрое накопление конфликтного потенциала в подсистеме. Незавершенность процесса национального освобождения балканских народов и отсутствие в данном документе четких формулировок относительно обязательств Порты в вопросе проведения реформ в европейских вилайетах являлись источником постоянной политической нестабильности в регионе. Однако до 90-х гг. XIX в. Лондон игнорировал эти факторы. В условиях нарастания англо-германского антагонизма на международной арене и проникновения Германии на Балканы и Ближний Восток представления Уайтхолла о потенциальной угрозе британским позициям в Азии изменились. Кайзер Вильгельм II и германские финансовые круги, по мнению отечественного исследователя Б.М. Туполева, воспринимали установление тесной связи Германии и Австро-Венгрии с Турцией как возможность «испортить жизнь англичанам в Индии». Соответственно, достижение гегемонии на Балканах являлось необходимой предпосылкой для «обеспечения и расширения германской сферы эксплуатации в азиатских владениях Турции»[33]. В новых реалиях Англии пришлось не просто пересмотреть свою политику в отношении Балкан, но и «всмотреться» в то, что происходило непосредственно в регионе (т. е. на уровне подсистемы).

26

Calchas (Garvin J.). The Triple Entente // The Fortnightly Review. 1908. Vol. 84. P. 16.

27

Herma

28



Berton Р. International Subsystems – A Submacro approach to International Studies // International Studies Quarterly. 1969. Vol. 13. № 4 (Special Issues on International Subsystems). P. 329–330.

29

См., например: Binder L. The Middle East as a Subordinate International System // World Politics. 1958. Vol. 10. № 3; Cantori L., Spiegel S. International Regions: A Comparative Approach to Five Subordinate Systems // International Studies Quarterly. 1969. Vol. 13. № 4; Zartman W. Africa as a Subordinate State System in International Relations // International Organization. 1967. Vol. 21. № 3; Brecher M. International Relations and Asian Studies: The Subordinate State System of Southern Asia // World Politics. 1963. Vol. 15. № 2.

30

Binder L. Op. cit. P. 411.

31

Buzan B., Wcever O. Regions and Powers: The Structure of International Security. Cambridge. 2003. P. 43–44.

32

Ibid. P. 381, 392. Бьюзан и Уэвер также используют термин «Балканская подсистема».

33

Туполев Б.М. Дранг нах Зюд-Остен // В «пороховом погребе Европы». 1878–1914. М., 2003. С. 87.