Головорезы

– Это потом, – ответил Чирик, – через пару месяцев ФНС укрепился и ему уже не нужны были такие отморозки, как Плетнев. Они что-то не поделили и его так называемую армию разбили за несколько недель. Это назвали великой победой, а про Миоры уже никто не вспоминал. Но до этого головорезы Плетнева сделали еще несколько рейдов от Браслава до Верхнедвинска, после которых я оказался здесь.

– Чирик, – сказал Кувалда, – ты хороший парень, наш друг. Но мы не знаем о тебе ничего до того, как ты появился в Новополоцке. Откуда ты?

– Неважно, откуда. Главное, кто я. А я – человек.

Отвечать так было принято среди приверженцев веры в Мертвого Пророка. Они вкладывали в понятие «человек» гораздо больше, чем просто слово. Они гордились тем, что еще живы, видели в этом возможность для свершения добрых дел.

– Ты говоришь, как этот сектант, – сказал Раз-Два, – которые красят рожи белым и малюют на стенах.

Чирик улыбнулся.

– Так и есть. Я верю в Мертвого Пророка и жду его приход.

– Ну, дело твое.

В стаканах и кружках снова появился «вискарь». Пили уже без тостов и чоканья, как воду. Тела становились легкими, языки заплетались, руки и ноги не слушались. День, полный переживаний и опасностей, закончился, оставив после себя усталость и маленькое счастье в виде сытного ужина, крепкого спиртного и хорошей компании. Утро встретит их похмельем и головной болью.

– А почему ты не живешь с остальными в вашей церкви? – спросил Чирика Артем.

Церковью называли бывший молельный дом Адвентистов Седьмого Дня, который находился недалеко от здания автовокзала между двумя пустыми теперь торговыми центрами. Там же располагался небольшой участок частного сектора с пустующими коттеджами, где теперь отдельной общиной жили уверовавшие в Мертвого Пророка.

– Я живу с вами, – ответил Чирик очевидную вещь, – Вы мои друзья. Вообще у нас нет понятия церкви. Пророк повсюду. Он все видит и все знает. Нам не нужны специальные здания, чтобы молится ему. Да и вообще молиться ему не надо, я не так выразился. Нужно просто верить в него и ждать его прихода.

– А он же скоро придет, да? – спросил Раз-Два.

– Да.

– И что будет?

– Родится ребенок. Спаситель.

– Типа Иисус?

– Одно из его воплощений.

– Чушь! – рявкнул опьяневший Сергеич, – Полный бред. С эпидемии не родилось ни одного ребенка, который прожил бы больше года. Ни здесь, ни во всем мире, я уверен. Болезнь. Это все она. Кого-то она убила, превратив в ходоков, а остальных сделала ущербными, бесплодными. Не будет никаких детей и уж тем более спасителей. Люди вымрут и все. Останутся только ходоки, они сожрут друг друга и тоже вымрут. Думать о будущем глупо, его нет. Надо думать, как выжить. Сейчас это главное. А то, что втираешь здесь ты, – он указал пальцем на Чирика, – и остальные сектанты – это полная хрень. Сказка, чтобы не было так страшно жить.

Чирик снисходительно улыбнулся, как в споре с маленьким ребенком.

– Теперешний мир, – сказал он, – не место для детей. Пророк это видит и не пускает их сюда, чтобы оградить от опасностей. Первым ребенком после эпидемии станет новый Спаситель. Но до этого должна состоятся великая битва. Праведники победят или принесут себя в жертву. Мертвецы перестанут оживать и очистившиеся люди построят новый мир.

– Победят или принесут себя в жертву, – задумчиво повторил Раз-Два, – Что-то эта неопределенность мне не особо нравится. Или… или…

Сергеич побагровел и поднялся с места, от выпитого у него развязался язык. Все здесь знали причину его негодования. До эпидемии у него была жена, с которой они мечтали завести детей, но у них никак не получалось. Долгожданный первенец появился, когда обоим супругам было под сорок. Сергеич постоянно носил с собой потрепанную фотографию малыша, иногда показывая товарищам. Смешной пухлощекий карапуз в цветастом детском костюмчике сидел на руках у матери, полноватой темноволосой женщины. И сейчас Сергеич достал из нагрудного кармана рубашки плотный бумажный прямоугольник. Сунул под нос Чирику, который даже глазом не моргнул. Старая фотография могла бы показаться никому не нужным мусором в эпоху цифровых технологий, предшествовавшую эпидемии, но сейчас становилась чуть ли не священной реликвией, свидетелем даже не другого времени, а другого мира.

– Вот! – с трудом сдерживая ярость, прошипел Сергеич, – Вот во что я верю! Вот мои пророки и спасители! Больше никто! И не смей убеждать меня в чем-то еще!

Он замолчал. Грузно и устало опустился обратно на место. Стул под ним скрипнул.

– Я ни в чем и не убеждал, – тихо сказал Чирик, опустив глаза.

В комнате повисла тишина. Только трещали дрова в печке, да снаружи барабанил дождь по жестяному карнизу.

– Простите, мужики, – снова заговорил Сергеич, пряча фотографию обратно в карман – Пришел тут к вам в гости, наорал…

– Ничего, – за всех ответил Кувалда, – Ничего страшного…

Другие согласились, закивали. Абрам ободряюще хлопнул Сергеича по плечу. Чирик виновато улыбнулся. Все знали, что женщины и ребенка на фото уже давно нет в живых. Они умерли от болезни с разницей в несколько дней. Их тела, как и трупы тысяч других горожан, нашли покой в погребальных кострах, которые пылали вокруг Новополоцка в первый год, когда по улицам ходили санитарные отряды, когда старая жизнь еще не осталась в прошлом окончательно. Сергеича связывало с ней именно это фото, как якорь, не позволяющий окончательно потеряться в бушующем шторме настоящего. Больше у него не осталось ничего и никого.

Кувалда незаметно сунул руку в карман штанов. Там у него лежал собственный якорь. Такой же, как у Сергеича, но совершенно другой. Заламинированный когда-то предусмотрительной маленькой блондинкой. Подаренный в день отъезда, когда казалось, что разлука не будет долгой. Последний хороший и спокойный день, о котором приятно вспомнить без всяких скидок. Эту маленькую фотографию Кувалда не показывал никому.

– Давайте выпьем, – как ни в чем не бывало предложил Раз-Два.

Его поддержали. Вечер снова вернулся в прежнее русло. Алкоголь, еда, разговоры. Говорили о предстоящих боях, в сотый раз вспомнили и обсудили сегодняшние события, снова коснулись темы переговоров с ФНС. Потом стройным потоком потекли обычные пьяные разговоры: анекдоты, воспоминания, случаи из жизни.

За выпивкой, едой и болтовней принесенная Раз-Два канистра опустела. Он, словно не веря, заглянул в темное жестяное нутро и разочарованно с грохотом запустил пустую тару в угол.

– Ты бы тут не кидался особо, – сказал Кувалда, – Не у себя дома.

– Надо было больше брать, – с досадой буркнул расстроенный самогонщик, – сейчас на раз-два сгоняю. У нас еще есть

Тимоха что-то промямлил, соглашаясь.

– Вы как хотите, а я все, – пьяно промямлил Артем, – Мне больше не наливать. Нам с Абрамом и Чириком еще завтра дежурить.

– А нам с Тимохой завтра отдыхать, что ли? На раз-два завтра с вами дежурим.

Раз-два рвался принести еще порцию пойла, но после недолгих споров все-таки согласился, что на сегодня хватит. Разлили по стаканам принесенный Сергеичем спирт. Его выпили быстро, уже почти не закусывая.

Кувалда, Артем, Чирик и Абрам вышли в подъезд покурить. Стояли возле двери на улицу и смолили самокрутки, освещая лица и руки тусклым светом огоньков. На личных огородах выращивали табак и коноплю, сушили и употребляли по назначению. Кувалда затянулся один раз и закашлялся.

– Что за хрень?

– Смесь, джоинт, – ответил невидимый в темноте Артем, только висел в воздухе огонек его папиросы.

– Никогда не понимал. Уж лучше без добавок, или табак, или гашик.

– Смесь дольше держит.

– Зато от чистого приход лучше.

– Не, пацаны, – подал голос Абрам, который пьяным и накуренным почти не заикался, – Это все фигня. Я ссслышал, есть другой способ. Варишь листья конопли, получается в… вязкая такая каша. Ее выс… высссушиваешь и жуешь потом. Нужно только много с… сахара добавлять, а то гггорькая очень. Жарёха называется.