Головорезы

За работой его застали вернувшиеся друзья. Громко разговаривали, тяжело шагали, воняли сыростью и порохом. Оружие составили у стены в прихожей. Чирик долго возился с чем-то, звеня пулеметными лентами. Артем прошел в гостиную, как был, в одежде и не разуваясь, устало сел на диван, хлопнул Абрама по спине.

– Трудишься, Золушка?

Абрам покосился через плечо на его грязные ботинки.

– Тема, ттт… та… тапки обувай. Я то… то… только что все тут помыл.

– Угу, – буркнул тот, встал и поплелся обратно в прихожую.

Его место занял Кувалда. Скинул разгрузку и куртку, растянулся на диване, закинув ногу на подлокотник.

– Что на ужин?

– Ккк… картоха.

– Много?

– Как обычно. Це… целую кастрюлю нач… начистил. Можно ккк… конс… конс…

– Консерву?

– Ага. Открыть.

– Раз-Два придет с Тимохой. Посидим сегодня немного, погудим. Победу отметим.

– Можно. Они же с пустыми ррр… руками не пр… не прид… ннн…

– Не придут. У Раз-Два всегда что-то есть.

– Т… тогда жратвы хватит.

– У тебя много стирки?

– Ну, так, сссобрал кое-что.

– Надо бы мне тоже прополоскаться.

– Давай я.

– Не, я сам. Все равно завтра мне дежурить.

– Ккк… как хххочешь. Мы… мыться будете? Я уже. Ввводы можно наносить пока не стемнело еще.

– Потом.

Артем переобулся, подошел к печке, погрел руки. Заглянул в кастрюлю, вода в которой начинала закипать, потрогал вилкой верхнюю картошину.

– Солил?

– Чуть-чуть.

– Надо нормально посолить. Я без соли не люблю.

– Не люби. А сссоль гд… где возьмешь?

– Украду, – ответил Артем.

Оставил вилку, пошел в другую комнату, скрутил папиросу, начал молча курить в открытое окно. С улицы доносился шум непогоды. Снег прекратился, превратившись в холодный проливной дождь. Чирик уселся в кресло возле печки, удобно вытянув ноги. Пытался читать какую-то потрепанную книжку в тусклом свете единственной лампочки.

– Что в штабе сказали?

– Ну а что они могут сказать? – за всех ответил вопросом на вопрос Кувалда и добавил многозначительно, – Будем воевать.

– Ясно.

За окнами барабанил дождь. С улицы слышались крики и ругань. Под конвоем вели пленных гвардейцев, жалких и промокших до нитки. Их всех держали в заброшенном двухэтажном доме в самой старой части города, недалеко от бывшего дома культуры. Здание обнесли ограждением из колючей проволоки, превратив его во временную тюрьму. Пленных, почти сорок человек, солдат и чиновников, разделили на две группы, которые по очереди занимались уборкой трупов с улиц. Из динамиков на крыше исполкома гремел записанный на ленту голос Рыкова. Повторяемые по многу раз слова про смену городской власти теряли смысл, сливаясь в монотонный звуковой эффект. Аккомпанемент безнадёге и непогоде.

7

Гости шумно ввалились в темную прихожую. Мокрые, веселые, обвешанные сумками.

– Здорово, братишки! – крикнул Раз-Два. – Я вам покушать принес!

Вообще-то его звали Олег. А свое оригинальное прозвище он получил из-за того, что к каждой фразе любил добавлять «раз-два».

– Привет, гости дорогие, – Кувалда забрал у него одну из сумок, – откуда столько? Где взяли?

– Где взяли, там нету. Трофейное. У гвардейцев на раз-два забрали.

Раз-Два был одет в темное пальто до колен и высокие резиновые сапоги. На голове красовался его знаменитый головной убор, ставший объектом для шуток и насмешек. Хоккейный шлем с прикрепленным к макушке раскрытым зонтом с обрезанной ручкой. Сейчас с него ручейками стекала вода.

– О, наследили мы тут у вас, – сказал Раз-Два, стягивая сапоги.

– Ничего, – ответил Кувалда, – Абрам помоет.

– Не помою, – донесся из гостиной голос Абрама, который снова подкладывал дрова в горящую печь.

– Хорош уже, Санек, – останавливал его Тема, – сжаримся тут сегодня.

– Сыро.

За Раз-Два в квартиру притянулся Тимоха. Здоровенный парень, с которым тот не расставался ни на секунду. Они всегда были вместе, не разлей вода. Улыбаясь, он стал крепко жать руки друзьям и шамкал что-то невнятное. Тимоха сильно шепелявил еще до эпидемии. Однажды он попал в плен к банде мародеров, которые долго издевались над ним – переломали ребра, отрезали уши и два пальца, разбили в кашу лицо, лишив большинства зубов. Когда его отбили свои, Тимоха был едва жив. Выздоравливал он долго и тяжело, а встав на ноги, стал нервным и дерганным. С тех пор его речь почему-то понимал только Раз-Два.

Помимо сумок с едой с собой гости принесли жестяную канистру, в которой плескалась жидкость.

– Это что? – спросил Кувалда, открывая крышку.

– Вискарь, – гордо ответил Раз-Два.

Кувалда понюхал, поморщился.

– Ух, е-мое! Мы от твоего вискаря не ослепнем?

– Все пили на раз-два, не жаловались. Только вы, неженки, всегда чего-то боитесь.

К канистре подошел Абрам, понюхал. В ноздри ударил едкий запах чего-то забродившего и спиртового. Даже глаза защипало.

– Т… ты бы хоть ккканистру от ббензина отмыл, прежде ч… чем чего-то туда наливать.

– Все шутите? Не хотите, не пейте, я не заставляю. Мы с Тимохой на двоих эту канистру оприходуем на раз-два. Не в первый раз уже. Да, Тимош?

– Угу.

В центре гостиной поставили большой стол, куда выкладывали принесенные припасы. Буханки самодельного хлеба, который пекли горожане. Еще полтора года назад работал местный хлебозавод, но оборудование на нем окончательно износилось, а обслуживать и чинить его было некому, с тех пор хлеб пекли сами. Несколько банок консервов. Маринованные фрукты, ананасы и персики. На банках можно было рассмотреть выцветшие яркие рисунки и надписи. Помидоры, огурцы, луковицы и картошка. Сверху на гору продуктов Раз-Два взгромоздил два больших кольца самодельной колбасы.

– Что за мясо? – Тема недоверчиво покосился на колбасу, – Тоже у гвардейцев взяли?

– Не. Это я у тетки Тамары обменял на бутылку спирта. Она свинью заколола две недели назад. А про гвардейцев мы знаем все, рассказали уже. Сволочи.

– Что с ними будет? – спросил Чирик.

– Кто-то мне говорил, что постреляют на раз-два. Вот трупы уберут и их всех туда же, людоедов.

– И этих? Из администрации?

– Нет, этих оставят, ценные пленники. Их обменять можно будет.

– Что зззначит об… обменять? Во… воевать же сссобрались?

– Ну, повоюем, это да. На раз-два, сам знаешь. Но в случае чего всегда должен быть запасной план. Договориться там, все дела.

– Лично я ни с кем договариваться не буду, – уверенно сказал Кувалда, обвел друзей взглядом, будто ища у них поддержки, – ведь так?

Кто-то молча кивнул, Тема согласно ответил за всех:

– Да.

– Ну вы-то известные боевики, – улыбнулся Раз-Два.

– А ты с Тимохой?

– Мы как все.

На стол подали горячую, пышущую паром, разваливающуюся на куски картошку, сразу принялись есть. Вскрыли банки с консервами и маринадами, нарезали хлеб и овощи. Стол получился богатым, никто из собравшихся давно не видел сразу столько еды. По всему Новополоцку сегодня пировали, праздновали победу, заедая ее добытым у ФНС продовольствием.

Соли в картошке действительно было мало. Есть ее нужно было быстро, пока горячая. Остынет – станет невкусной. Раз-Два прямо из канистры разлил в подставленные стаканы и кружки свой «вискарь», мутный коричневатый самогон, который он гнал, как говорил, «по старинному рецепту». Чокнулись.

– За нас, – жуя, коротко сказал Кувалда.

– Ага, – поддакнул Абрам.

От одного запаха самогона можно было опьянеть. Во рту же он горел огнем, язык и небо онемели за секунду. Абрам с трудом проглотил мерзкое пойло и закашлялся, к горлу подкатила тошнота, дыхание сперло.

– Закуси, братан, – Раз-Два сунул ему соленый огурец, разрезанный вдоль

Абрам захрустел, быстро работая челюстями, заел горячей картофелиной. В животе приятной тяжестью разлилось алкогольное тепло, поползло вверх и вниз, по рукам и ногам. Организм, соскучившийся по обильной пище, радовался подвернувшемуся празднику.