Черный Принц

В Аквитании Эдуард Вудстокский держал великолепный двор, о роскоши которого слагались легенды. Впрочем, известны и вполне реальные случаи, ярко характеризовавшие нравы и порядки, царившие среди ближайшего окружения принца. Когда Жан де Бомануар, маршал Бретани, прибыл ко двору Эдуарда, он вступил в разговор с придворной дамой, которая приходилась родственницей его жене. Та заметила маршалу: «Вы приехали из Бретани с моей кузиной и вашей женой, но она одета не так, как одеваются знатные дамы в Гиени или окрестных землях. Её чепец, разрезы и рукава недостаточно богато отделаны мехом, как ныне принято у нас».

На это Жан де Бомануар, чья гордость была задета бестактным заявлением, ответил: «Она одета не по вашему фасону, поэтому вы думаете, что [в её одеянии] мало меха, и порицаете за это меня. Однако, по правде говоря, у вас нет оснований меня порицать. Ибо я могу нарядить её столь же благородно, сколь одета любая из вас, и столь же богато. У вас чепцы и котты лишь наполовину отделаны горностаем, а я одену её лучше — отделаю её платье, ворот, рукава и котту мехом со всех сторон... Но я привык, что она одевается как порядочная и почтенная француженка. Даже не думайте, что я захочу видеть её одетой как те безнравственные женщины, порочные телом, что сожительствуют с англичанами и прочими, живут с ними как с любовниками. Ибо это именно они первыми ввели моду на меховой подбой и длинные разрезы у котт... Что касается моей жены, она так не оденется. Если же английские принцессы и дамы выбрали такое поведение и моду, они могут следовать ей, если того желают»6.

Двор принца притягивал не только щёголей и франтов, но также и воинов, искавших себе надёжных соратников. Так, в начале 1365 года к Эдуарду Вудстокскому заявился Пьер де Лузиньян, король Кипра, который замыслил крестовый поход на египетскую Александрию и пытался вовлечь в него опытных рыцарей. Он предлагал присоединиться к походу сэру Джону Чандосу, сэру Томасу Фелтону, сэру Нилу Лорингу, Ричарду Панчердауну, Саймону Бёрли и Болдуин Фревиллу, но согласия добился только от одного графа Уорикского.

Блестящий двор Эдуарда Вудстокского находился в Бордо, но часто вслед за принцем он переезжал в другие города — и в первую очередь, в любимый им Ангулем. Именно там 27 января 1365 года родился первенец принца и принцессы Уэльских. Счастливые родители дали ему традиционное королевское имя Эдуард. В Англию немедленно отправился сэр Джон Делвз, который доставил королю известие о появлении на свет первого внука по мужской линии. Все тяготы путешествия гонец сносил весьма охотно, поскольку предвкушал неплохое вознаграждение по окончании миссии. И оно последовало незамедлительно: «Джону Делвзу за добрую службу и за то, что он привёз королю приятные новости о рождении Эдуарда, сына Эдуарда, принца Уэльского, пожалована годовая рента в 40 фунтов из казначейства пожизненно, или же пока король не распорядится по этому поводу по-другому»7.

Одновременно оруженосец принца был отправлен также и к королю Шарлю V Французскому, который вознаградил посланника за доставленные новости двумя серебряными позолоченными кубками.

В начале марта младенец был крещён — и снова в Ангулеме. Радость принца по поводу рождения наследника была безмерной. 27 апреля в честь жены, благополучно перенёсшей роды, принц устроил турнир. По своему великолепию он превосходил всё, что видели до этого весьма искушённые в празднествах современники. Очевидец утверждал, что на него съехалось 154 знатных сеньора и 706 рыцарей со свитами. Их 18 тысяч коней на протяжении всего турнира содержались за счёт казны Эдуарда Вудстокского. Двадцать четыре сеньора и двадцать четыре рыцаря составляли свиту принцессы Джоанны. Рыцарские схватки и прочие забавы длились в течение десяти дней, и стоимость одних только свечей составила 400 фунтов.

Впрочем, несколько наивно считать, что Эдуард Вудстокский окружал себя роскошью исключительно потому, что потакал своему безрассудству. Несомненно, он был с детства так воспитан, и меняться не собирался. Но не стоит забывать о том, какое огромное значение в те времена придавалось внешнему антуражу власти:

Той же важной цели — поднятию престижа правителя в глазах его подданных — служила, например, чеканка собственных монет, которая была эффективным способом демонстрации богатства и могущества. Первые монеты, выпущенные принцем в обращение в 1363 году, очень напоминали те, что чеканились по приказу его отца короля Эдуарда III, как лорда Аквитании. Изменен был только девиз, который теперь гласил: Deus judexjustusfords etpaciens — «Бог есть судия справедливый, сильный и терпеливый». Но уже в следующем году в денежную систему Аквитании были внесены существенные коррективы. Новая большая золотая монета называлась павильон. Она весила 85 гран[90], на ней был изображён сам принц, стоящий под сенью готического портика, в геральдической короне из роз, с мечом в правой руке и в окружении четырёх страусовых перьев. Реверс был украшен крестом с геральдическими лилиями и леопардами по углам, а также девизом Dominus aiuto et protecdo mei et in ipso speravit cor meum — «Господь моя сила и защита, и сердцем верю в него». Основой для дизайна монеты послужили французские образцы, где на аверсе также изображался король в аналогичной позе. Различие с прототипом состояло в том, что скипетр был заменён на меч, узоры стали сложнее, а сама монета — больше. Три года спустя была выпущена ещё одна золотая монета, уже меньшего веса — арди д’ор. Её отчеканили ограниченным тиражом, и она имела хождение по большей части в среде торговцев и знати.

Помимо неоспоримых имиджевых достоинств чеканка собственных монет служила надёжным источником дохода. Несмотря на то, что у средневековых правителей манипуляции с ценой монеты относительно фактической стоимости использованного при её изготовлении металла были обычным способом поправить пошатнувшиеся финансовые дела, Эдуард Вудстокский никогда не прибегал к такому приёму. Все его монеты всегда были полновесными. Кроме того, он умело использовал своё право на чеканку, добиваясь ещё большего уважения со стороны подданных. Так, в сентябре 1365 года он созвал на совет в Перигё представителей городов Аквитании и вместе с ними выяснял, какого именно типа и какого достоинства монеты нужны им. В результате обсуждения как раз и был введён арди д’ор, тогда как в чеканку серебряных монет не было внесено никаких изменений.

Если в скупости или излишней бережливости Эдуарда Вудстокского не додумался обвинять никто, то крайне надменное отношение к местной гасконской знати ему в вину ставили очень многие. Но были ли тому сколь-нибудь веские основания? О нём действительно говорили разное, например: «Великих сеньоров этой земли, приходивших к нему, чтобы поговорить с ним, он заставлял ждать четыре или пять дней, прежде чем снизойти до разговора с ними; а затем уже в его присутствии они должны были встать на колени и стоять на коленях четверть дня, пока он не разрешит подняться»8.

Пытаясь как можно рельефнее подчеркнуть гордыню принца, хронист впадает в явное преувеличение. Кроме того, подобное поведение в те времена никак не могло служить признаком спеси. Ведь как двести с лишним лет спустя после описываемых событий королева Элизабет I, которую англичане прозвали Глорианой и Доброй королевой Бесс, разговаривала со своим государственным секретарём и членом Тайного совета Уильямом Сесилом лордом Бёрли? Престарелый лорд был ближайшим соратником и доверенным помощником королевы, главой её тайной службы. Но все заслуги, вместе взятые, не освобождали его от необходимости стоять на коленях во время беседы с добрейшей повелительницей. Впрочем, она шла на значительное нарушение церемониала, позволяя ему — нет, не встать и тем более не присесть — всего лишь подложить под колени подушечку.

89

Из стихотворения Томаса Харди «Предостережение юноше».

90

5,5 грамма.