Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 90



Николас Бонд не встретил никаких трудностей при выполнении своей миссии. Иннокентий VI, как и все прочие авиньонские папы, выступал на стороне французов, а брак принца лишал англичан по крайней мере одного опасного дипломатического оружия. Тем не менее за удачно выполненное поручение принц вознаградил своего посла: «Николасу Бонду, в качестве дара от принца за его расходы по путешествию в Авиньон по делам принца, пребыванию там и возвращению, 100 фунтов»1. Эдуард Вудстокский также распорядился в благодарность папе построить в Нормандской крипте Кентерберийского собора часовни для двух священников с ежегодным содержанием каждого в 40 марок. Ещё он приказал украсить часовню Девы Марии, изобразив на запрестольной перегородке лицо своей любимой Джоанны.

Все необходимые документы, описывавшие историю двух предшествующих браков невесты, вместе с диспенсацией без промедления были направлены Саймону Ислипскому, архиепископу Кентерберийскому. Поскольку брачный договор между принцем Уэльским и графиней Кентской был заключён ещё до получения разрешения от папы, архиепископу пришлось законным образом его расторгнуть и дать молодожёнам полное отпущение грехов, чтобы не возникало никаких препятствий к третьему браку.

Через месяц, 6 октября, состоялась повторная помолвка принца и графини. Брачная церемония была пышной. Её провёл в Виндзоре 10 октября 1361 года архиепископ Кентерберийский, которому ассистировали высшие сановники английской церкви — её канцлер епископ Уинчестерский, вице-канцлер епископ Линкольнский, регент епископ Солсберийский, капеллан епископ Вустерский, а также аббат Вестминстерский. В числе свидетелей и гостей находились король Эдуард III, королева Филиппа Ееннегауская, братья принца Джон Еонтский и Эдмунд Лэнглийский, его тётка Джоанна Тауэрская, королева Шотландии, сестра Изабель, графы Уорикский и Саффолкский.

По вполне понятным причинам короля Англии не мог радовать выбор сына, не суливший стране абсолютно никаких дипломатических выгод. Однако отец решил не перечить принцу, и на то у него были как минимум две веских причины личного свойства. Во-первых, сам Эдуард III в своё время женился по любви, хотя в том случае политическая необходимость и влечение сердец чудесным образом совпали. Во-вторых, король прекрасно знал твёрдый и непреклонный характер Эдуарда Вудстокского и вовсе не желал ставить под угрозу свои отношения с наследником трона — до сих пор между отцом и сыном царили взаимопонимание, любовь и уважение.

Однако такой брак не мог не вызвать кривотолков. И действительно, некоторые хронисты — понятное дело, в основном французские — пытались всячески его дискредитировать. Одни писали, что принц всё-таки рассорился с отцом, который то ли имел виды на сноху, то ли уже был её любовником, вспоминая при этом историю с девизом ордена Подвязки. Они утверждали, что разгневанный король сослал сына в Аквитанию в качестве наказания за непослушание. Другие осторожно намекали на незаконность брака, имея в виду или предыдущие замужества графини Кентской, или условия диспенсации. Но никаких доказательств того, что между принцем и королём пробежала чёрная кошка, никто из недоброжелателей Эдуарда Вудстокского представить не смог, и все их домыслы выглядели неубедительно.

Впрочем, были и те, кого эта свадьба очень расстроила, причём все они входили в круг самых близких друзей жениха. Первым оказался Уильям Монтекьют, граф Солсберийский, разведённый муж Джоанны, упустивший свой второй шанс. Вторым стал рыцарь свиты принца Бернард Брокас-старший, который давно лелеял мечту жениться на Джоанне. По некоторым сведениям, он даже просил Эдуарда Вудстокского выступить в роли посредника между ним и вдовой.

Непростым был путь Эдуарда и Джоанны друг к другу, но он увенчался в конце концов торжественным свадебным пиром. Затем молодожёны удалились в Беркемстед и оставались там до конца года, вполне довольные своим уединением. Правда, в декабре их навестили король и королева. К этому визиту принц подарил своим слугам новые ливреи, заблаговременно приказав бессменному лондонскому казначею Питеру де Лейси прислать в Беркемстед достаточное количество ткани для их изготовления. Женившись, Эдуард Вудстокский не видел причин изменять своей привычке к щедрым жестам — тем более, что его доходы заметно увеличились за счёт владений Джоанны Кентской. Он не упускал случая сделать красивый жест и в отношении жены, чтобы порадовать её. В самом начале 1362 года принц одним махом потратил 200 фунтов на драгоценные пуговицы для наряда своей любимой. Позже за выполненные для неё работы 715 фунтов получила вышивальщица.



Эдуард Вудстокский продолжал участвовать в турнирах. В марте и апреле он сражался на поле в Смитфилде, затем в Чипсайде — торговом квартале Лондона. Это последнее состязание привлекло к себе внимание самых широких слоёв английского общества и вызвало резкое осуждение у наиболее набожной части населения. Всё дело в том, что зачинщики турнира появились на поле в образах семи смертных грехов. Хронист Джон из Рединга, монах-францисканец, был твёрдо убеждён: именно сие богопротивное действо привлекло в Лондон большое количество злых духов, которые затем не покидали города до самого конца года2.

В отличие от злых духов, обосновавшихся, по словам вышеупомянутого Джона из Рединга, в столице, Эдуард Вудстокский со своей молодой женой в конце весны Лондон опять покинул и обосновался в Кеннингтоне, где и провёл всё лето. Оттуда он выбирался нечасто, и всё время по делам: дважды в Питерборо, на неделю в свой манор Буши и несколько раз по необходимости — в столицу. В июле завершились, наконец, долгие приготовления к его инвеституре: в присутствии могущественнейших английских баронов 19 июля 1362 года в Вестминстере он получил патентные грамоты и принёс оммаж королю за своё новое владение — возведённую в ранг княжества Аквитанию:

«По определённым причинам, которых имеется немало, мы, согласно нашим патентным грамотам, отдаём, отказываем и даруем нашему дорогому сыну Эдуарду принцу Уэльскому пожизненно все земли, сеньории, города, городки, замки, крепости, местечки и доходы, которые принадлежали или принадлежат нам в названных частях Гаскони и Аквитании, а также те, что переданы королём Франции, нашим братом, согласно объявленному и утверждённому между им и нами миру. Да носит он титул принца Аквитанского с этого момента и до скончания дней его жизни»3.

Жалованная грамота на княжество представляла собой подлинное произведение искусства. Она была написана каллиграфом Джоном Фретоном и украшена клерком принца Джоном Карлтоном в восточноанглийском стиле, как приличествовало украшать важные документы. Полномочиями Эдуард Вудстокский, согласно полученным грамотам, наделялся весьма широкими — даже по сравнению с теми, которые он получил при назначении наместником в 1355 году. После пространного вступления, в котором говорилось о том, что король не может лично участвовать во всех делах своих земель, и что первейшая обязанность старшего сына заключается в помощи отцу, Эдуард Вудстокский объявлялся принцем Аквитанским. Затем три отдельные статьи определяли границы княжества, условия его власти и полномочия. Помимо основной патентной грамоты, королевская канцелярия составила подтверждающие документы для жителей Аквитании с требованием повиноваться отныне Эдуарду Вудстокскому и с освобождением их от всех прежних клятв и платежей королю, поскольку они переходят в подданство к принцу.

Лондонский гравёр Джон Хилтофт изготовил для принца малую печать с изображением трёх страусовых перьев — его личной эмблемы, которую он принял в честь погибшего в битве при Креси доблестного Иоганна Слепого, короля Богемии. Впоследствии три белых страусовых пера, перехваченные золотой короной, и голубая лента с девизом Ich diene по низу стали официальным знаком принцев Уэльских.

Подготовка к путешествию в Аквитанию начались немедленно после принесения оммажа. Эдуард Вудстокский получил значительную сумму из внесённой королём Жаном II части выкупа — как в качестве возмещения его расходов на минувшую кампанию, так и на организацию переезда в Гиень. Затраты на экспедицию были оценены в 5000 марок, а путешествие на континент, содержание войска, обустройство на новом месте и другие неизбежные издержки — в 15 004 фунта 19 шиллингов 4 пенса. Однако принцу этого показалось мало, и он дополнительно занял у графа Эранделского 1000 фунтов на покрытие текущих расходов.