Страница 91 из 93
Почти никто не поверил составленным чекистами и развешанным 18 июля по всему городу объявлениям о побеге заключённых. Сомневались в таковом и некоторые красноармейцы, поднятые в ту ужасную ночь по тревоге и брошенные на прочёсывание местности. Одновременно вокруг здания школы забегали какие-то люди, раздались выстрелы, во дворе разорвалась граната. Вся инсценировка должна была изобразить «нападение белогвардейских бандитов», которые «похитили» узников, а для большей убедительности постановщики подбросили труп накануне арестованного за воровство и расстрелянного крестьянина. О «побеге» доложили в Петроград и в Москву.
Но мистификация не помогла. 28 сентября в Алапаевск вошли части Сибирских войск адмирала А. В. Колчака. По вопросу об исчезновении Романовых было заведено уголовное дело, и в ходе следственных мероприятий тайна преступления раскрылась. 21 (8-го по старому стилю) октября из шахты «Межная» начали извлекать тела убитых, на четвёртый день, то есть 24 (11) октября, подняли тело Великой княгини Елизаветы Фёдоровны. Все данные осмотра и медицинских экспертиз говорили о том, что мученики погибли мгновенно; возле ямы их ударяли по голове очень тяжёлым предметом, а затем сбрасывали вниз. Шансов на выживание не было никаких. Великий князь Сергей Михайлович, видимо, сумел оказать сопротивление и был застрелен.
По распоряжению А. В. Колчака после отпевания 1 ноября (19 октября) невинные жертвы обрели покой в склепе, устроенном под южной стороной Свято-Троицкого собора, вход в который замуровали кирпичом. Однако полыхавшая повсюду Гражданская война быстро меняла положение вещей. В июле 1919 года Красная армия вновь подошла к Алапаевску, заставив генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса, не желавшего оставлять княжеские останки на поругание, распорядиться о их немедленной эвакуации. Печальная миссия доверялась находившемуся тогда в городе после долгого укрывательства от репрессий игумену Серафиму Кузнецову. Так они встретились снова — Великая княгиня, просившая скитоначальника похоронить её по-христиански, и пермский священник, никогда не забывавший о её словах и всё-таки даже в самых страшных мыслях не предполагавший, что исполнять волю Елизаветы Фёдоровны придётся именно ему. Да ещё при таких чрезвычайных обстоятельствах... 14 июля отец Серафим в товарном вагоне вывез из Алапаевска восемь гробов, а буквально на следующий день в город вошли красные.
Скорбный маршрут пролегал в Читу. Добирались полтора месяца — с частыми остановками, при невыносимой жаре, при постоянном риске попасть в руки большевиков. Когда прибыли на место, гробы по указанию атамана Г. М. Семенова тайно перевезли в Покровский женский монастырь и спрятали под полом в одной из келий. В ней же поселился отец Серафим. Посетивший монастырь капитан П. Булыгин позднее вспоминал: «Я провёл много часов в его келье, и даже не раз ночевал там. Те ночи в монастырских кельях дали совершенно необычные переживания мирскому жителю. Я никогда не забуду тех старых, как мир, деревянных строений напротив соснового леса и тех голубых островков снега, залитых лунным светом на монастырском кладбище, с острыми тенями крестов и сосен... Однажды ночью я проснулся и обнаружил монаха, сидящего на краю своей постели. Он выглядел худым и измождённым в своей длинной белой рубахе и незаметно шептал: “Да, да, Ваше Высочество, вы совершенно правы...” Отец Серафим явно разговаривал с Великой княгиней Елизаветой. Это была жутковатая картина в тусклом свете единственной лампады, мерцавшей в углу перед иконой».
Белая армия продолжала отступать. Оставляя Сибирь, отдельные части перебирались в Китай, и генерал М. К. Дитерихс посчитал правильным перевезти туда же останки алапаевских мучеников. В апреле 1920 года через Харбин и Мугден отец Серафим доставил восемь гробов в китайскую столицу, где их с почестями похоронили на кладбище Русской Духовной миссии в двух километрах от Пекина. Была пятница Светлой седмицы. «Когда гробы с останками Царственных мучеников были внесены в церковь, — напишет позднее начальник Миссии архиепископ Иннокентий (Фигуровский), — и когда раздалось пение тропаря: “Да воскреснет Бог”, — настроение наше резко изменилось, и на душе стало радостно. Верилось, что Господь не допустит окончательной гибели России, и Россия вновь восстанет в прежнем величии и мощи, славя Воскресшего из мёртвых».
В кладбищенской церкви Серафима Саровского устроили специальный склеп, но и он не стал для Елизаветы Фёдоровны окончательным местом упокоения. Её сестра Виктория, убедившись в гибели дорогой Эллы, сочла пекинское пригородное кладбище совсем неподходящей территорией для могилы Великой княгини. Выполнить же волю Елизаветы, желавшей быть похороненной в Москве, в своей Марфо-Мариинской обители, было, разумеется, невозможно, и, поразмыслив, Виктория нашла самое оптимальное решение — Иерусалим. Он соединял всё — глубокую веру сестры и её подвижничество, включавшее заботу о Святой земле, присутствие членов Палестинского общества, которое недавно находилось под её руководством и которому можно было доверить её усыпальницу, прекрасную русскую церковь, посвящённую памяти её свекрови, российской императрицы и урождённой гессенской принцессы. Наконец, по итогам войны Иерусалим находился под английским мандатом, что устраняло политические сложности.
Сегодня мало кто знает, что принцесса Виктория хотела перевезти на Святую землю всех алапаевских мучеников, однако Елена Сербская (жена Иоанна Константиновича) вознамерилась самостоятельно решить судьбу других останков (в итоге так ничего и не сделав), а потому в очередную дорогу отправились только гробы Елизаветы Фёдоровны и её келейницы Варвары. 30 ноября 1920 года в сопровождении всё того же отца Серафима и двух послушников их вывезли из Пекина, доставили в Тяньцзинь и на пароходе, через Шанхай, повезли в Порт-Саид. Там, спустя два месяца, скорбный груз встречали принцесса Виктория, её муж Луис Александр Маунтбеттен (маркиз Милфорд-Хейвен) и дочь Луиза, та, что вместе с матерью и тётей Эллой путешествовала по Уралу летом 1914 года. К ним присоединилась супружеская пара Струковых — Николай Владимирович, служивший в своё время секретарём Великой княгини, и Екатерина Николаевна (урождённая Козлянинова), её любимая фрейлина Китти, много лет проведшая рядом с Елизаветой Фёдоровной. Виктория звала и других лиц из окружения сестры, но никто больше не откликнулся. У всех были свои дела, свои проблемы...
Ровно в час дня 28 января 1921 года поезд с останками мучениц прибыл на Иерусалимский вокзал. Отсюда после совершенной на перроне панихиды траурный кортеж двинулся в сторону храма Святой Марии Магдалины. Автомобили-катафалки сопровождались британским губернатором, служащими ИППО, русским и греческим духовенством. По дороге их дополнили сёстры Елеонской обители с крестами и хоругвями, другие русские люди и православные арабы. Третьи похороны Елизаветы Фёдоровны превратились в её второе, посмертное паломничество в Иерусалим. От храма Успения Божией Матери гробы понесли на руках, медленно поднимаясь в гору под пение молитв. Гроб Великой княгини поддерживал супруг Виктории, которому, как вскоре окажется, оставалось жить всего восемь месяцев.
Погребение состоялось 30 января. После совершенных патриархом Дамианом богослужений тела мучениц перенесли в усыпальницу, приготовленную в отдельном помещении нижней части церкви, где они будут находиться шестьдесят лет вплоть до первой канонизации Елизаветы Фёдоровны и её преданной келейницы. Тогда, уже как святые мощи, их положат в храме.
За те годы изменится многое: политическая карта мира, технологии, скорости, принципы. Исчезнет или до неузнаваемости исказится большинство мест, связанных с жизнью Великой княгини Елизаветы, сойдут с исторической сцены все окружавшие её лица. Но образ удивительной и прекрасной женщины, озарившей собой все стороны бытия, не сможет забыться, служа людям ярким и спасительным маяком. Пройдёт время, и его свет, достигнув России, начнёт зажигать в ней новые и новые огоньки милосердия, добра и любви. Ему никогда уже не угаснуть, а значит, у этой истории нет и не может быть финала...