Страница 80 из 93
Прибыли! Перед нами через Святые ворота в изумительно живописный монастырь прошла с пением череда монахов. Отслужили молебен у мощей святых Зосимы и Савватия. После скорого обеда я взялась за перо, чтобы написать вам и успеть к пароходу, но хватило времени лишь на телеграмму, и мы отправились в Сергиево-Муксальский скит, где у них великолепная ферма и дворец(!) для кур, совершенно изумительно устроенный, с такой любовью к живности, у каждой курицы своё отделение, есть даже маленький изолятор. Холмогорские коровы великолепны; хорошая маслодельня, хорошие лошади, подаренные Дмитрием К. (Великий князь Дмитрий Константинович. — Д. Г.), за ними очень заботливо ухаживают, и кролики на шкурки, серые и белые; и только белые голуби — для красоты. Монахам помогают годовики и трудовики — юноши от пятнадцати лет и старше, которых родители послали по обещанию отработать год или два, а потом они, если захотят, остаются ещё; некоторые принимают постриг... Везде всё делается по благословению Божию и с молитвой, и всегда рядом оказывается церковка — в них, конечно, служба короче, чем в соборах. Чтобы туда добраться, мы переходили по дамбе через море... Эти сооружения примечательны тем, что они — создание простых монахов, не учившихся и не имевших себе в помощь инженеров. Вера и труд с молитвой, да любовь к родному острову вдохновляли их — никаких амбиций, ни мирской славы, только необходимая работа на благо их острова. Когда проникаешься общим духом, ощущаешь такой душевный покой и тишину; от великих современных открытий возвращаешься в старые времена и лучше понимаешь, как раньше жили и творили великие дела силой веры, здоровой души и здорового тела...
У нас выдался утомительный день... Утром шёл дождь, и мы воспользовались этим, чтобы осмотреть монастырские помещения — ризницу, драгоценности, вложенные Иоанном Грозным, Петром I и т. д., потом пошли в трапезную и по всем хозяйственным службам... После обедни вышло солнце, и мы отправились в милый маленький скит святителя Филиппа (митр[ополита] Московского); там в храме восхитительный колодец и статуя сидящего Христа работы самого святителя и его келейника... Одна из особенностей Соловецка — чайки... <...> которые день и ночь с криками летают над монастырём и снуют под ногами, как домашние цыплята, очень симпатичные. А сейчас у них вывелись птенцы, учатся летать».
Елизавета Фёдоровна посетила скит на Секирной горе, молилась в кладбищенской церкви, совершила лодочную прогулку по каналам и озёрам, причём один из каналов, получивших её имя, сама торжественно открыла. Так незаметно пролетело пять дней. Настала пора возвращаться: «После вечерней службы мы поужинали, для нас был отслужен последний большой молебен, и мы отправились в путь. Долгое время можно было видеть живописный монастырь, его святых работников, стоявших на пристани, и паломников, пришедших нас проводить... После трёх я поднялась на палубу и видела восход солнца — дивное, красное, оно встало над морем непревзойдённого жемчужного цвета. Все спали, была полная тишина...»
Ещё одним «тихим» и созерцательным паломничеством Елизаветы Фёдоровны была её поездка в Оптину пустынь, состоявшаяся в конце мая 1914 года. Там, помимо молитв, Великая княгиня имела беседы со старцами, отцами Нектарием, Феодосием и Анатолием. «Старец о[тец] Анатолий, — сообщал журнал «Русский паломник», — по своему духовному устроению редкий человек. Всегда бодрый, неутомимый, обладающий несомненным даром благодати Божией, он является чудным светильником и мудрым советником для страждущих людей. Чувствуется, что он весь объят пламенем живой горячей веры в Бога. Народ любит его очень. Едут к нему со всех концов России. И он всех принимает с утра до поздней ночи, всех утешает, наставляет, ободряет». У старца Анатолия Великая княгиня исповедалась. Она всегда выделяла таких людей, тянулась к ним, ища у них совета и поддержки. К таковым относился и отец Гавриил (Зырянов), бывший послушник Оптиной пустыни, затем схиархимандрит Седмиезерной Богородичной пустыни под Казанью, где с ним и познакомилась Елизавета Фёдоровна, а позднее старец Спасо-Елеазаровой Великопустынской обители возле Пскова. Великая княгиня любила бывать в этом месте. «Я немного отдыхаю в маленьком монастыре в лесу около Пскова, — писала она брату в 1911 году, — там, где проживает дорогой старец Гавриил — об этом я рассказывала тебе перед моей поездкой в монастыри Новгорода и Пскова. Какое это сокровище, как это прекрасно!» На строительство небольшой церкви в той Пустыни Елизавета Фёдоровна пожертвовала деньги, прислав и необходимую утварь, а отец Гавриил не раз посещал Марфо-Мариинскую обитель, ведя беседы с настоятельницей и сёстрами.
Молитвы и труды, духовное возрастание и действенное милосердие — путь оставался неизменным. В мае 1916 года Москва отмечала четвертьвековой юбилей пребывания Великой княгини в Первопрестольной. Вспоминались её достижения, её заслуги. «Множество местных учреждений и обществ, — говорилось в Высочайшем рескрипте на имя Елизаветы Фёдоровны, — поставивших себе задачею просветительные цели, охрану детства, поддержку неимущих, уход за больными и оказание им врачебной помощи, а также нравственное возрождение впавших в пороки, воспользовались неутомимою Вашею помощью и любвеобильным участием в их человеколюбивых заботах. Немалое число их возникло по Вашему почину и украшено Вашим именем. Наряду с сим горячий отклик и сердечные попечения с Вашей стороны встречают в Москве общественные начинания, направленные к борьбе с народными бедствиями, вызванными прежними неурожаями или иными обстоятельствами, как в последнюю кампанию на Дальнем Востоке, так и нынешнюю великою войною. Тысячи бедняков и раненых благословляют Ваше имя... Мне приятно приветствовать в лице Вашего Императорского Высочества просвещённую покровительницу и ревностную поборницу благотворения. НИКОЛАЙ».
Месяцем раньше в Марфо-Мариинской обители отпраздновали 25-летие перехода Елизаветы Фёдоровны в православие. В день юбилея, размышляя о пройденном и пережитом, она призналась императору в своих ощущениях: «Всё сливается в глубочайшей благодарности Богу, нашей Церкви и тем благородным примерам, которые я могла видеть в истинно православных людях. И я чувствую себя настолько ничтожной и недостойной безграничной любви Божией и той любви, которая меня окружала в России, — даже минуты скорби были освещены таким утешением свыше, а мелкие недоразумения, естественные для людей, с такой любовью сглаживались, что я могу сказать одно: “Слава Богу за всё, за всё”».
В итальянском городе Бари Елизавета никогда не была. Мечтала, надеялась посетить, но так и не успела. Зато прекрасно знала о долгом стремлении России облегчить своим паломникам возможность поклонения мощам так почитаемого на Руси святителя Николая, которые с 1087 года покоились в «Барграде». Знала и стремилась помочь.
История началась ещё в середине XIX века, когда Российская империя приобрела участок в Мирах Ликийских в Турции, где в своё время служил святитель Николай, и развалины Сионской базилики, где первоначально он был похоронен. Начался всероссийский сбор средств на восстановление святыни, но в итоге турецкие власти добились отчуждения участка и проект пришлось закрыть. Собранные деньги поступили в распоряжение Императорского Православного Палестинского общества (ИППО), возглавляемого Великим князем Сергеем Александровичем, который поддержал идею направить их на строительство странноприимного дома в Бари. Однако по независящим от ИППО причинам сделать этого не удалось, и постепенно члены организации пришли к мнению о безнадёжности такого плана.
Ситуация изменилась, когда Палестинское общество возглавила Елизавета Фёдоровна. Продолжить то, что начинал и над чем многие годы работал её муж, она считала своим долгом. Кстати, заметим, что в данном вопросе Великая княгиня руководствовалась чётким пониманием собственных сил, возможностей и познаний. Когда Иван Цветаев предложил ей руководство Комитетом по устройству Музея изящных искусств (пост, ранее также занимавшийся Сергеем Александровичем), Елизавета Фёдоровна отказалась. И хотя в дальнейшем помогала музею, возглавлять его создание считала для себя невозможным. ИППО — совсем другое дело. Здесь удачно совпадали её чувства, стремления и перенятый от мужа опыт. Здесь ощущалось что-то близкое выбранному пути. 14 февраля 1905 года Елизавета Фёдоровна стала вторым председателем Палестинского общества.