Страница 6 из 93
В самом Дармштадте ей нравилось бродить по аллеям старинного пейзажного парка Херрнгартен, где когда-то прогуливался сам Иоганн Вольфганг Гёте и где имелся маленький уголок регулярного сада, напоминавший Версаль. Ещё более притягательным был утопающий в цветах парк Розенхёэ (Розовый холм). Здесь вместе с сёстрами Элла нередко собирала букеты, предназначенные их «друзьям» — пациентам городской больницы.
Иногда приходилось навещать дедушку Карла и бабушку Елизавету в их пригородном Бессунгене. Доброго деда, всегда готового показать в своём доме что-то интересное, Элла искренне любила, а вот бабушка первое время вызывала у неё лишь неприятные чувства. Вероятно, причина крылась в заметной «прусскости» Елизаветы-старшей, в её манерах, в акценте. К тому же всё, что напоминало Пруссию, в Дармштадте воспринималось исключительно негативно. Лишь постепенно Элла прониклась к бабушке глубокой привязанностью, в итоге беззаветно полюбив её. Сама же Елизавета Прусская с самого рождения внучки, получившей её имя, не чаяла в ней души. Радовалась её успехам, подмечала в характере своей любимицы некоторые черты, схожие с собственными. Набожная и благочестивая, мать герцога Людвига отличалась большим милосердием. Главным делом её жизни стала забота о бедных. В Дармштадте по её инициативе был учреждён дом диаконис Елизаветинского монастыря, на который она пожертвовала крупную сумму. Кто знает, не у немецкой ли бабушки Элла впервые познакомилась с некоторыми идеями, впоследствии претворёнными в жизнь ею самой.
Самыми прекрасными были дни, проводившиеся в загородном Кранихштайне. Рядом с двухэтажным домом, наполненным охотничьими трофеями, находилось небольшое озеро, а окружавшие его деревья давали приют многочисленным журавлям. В переводе с немецкого это место так и называлось — «Журавлиный камень». Тенистый парк начинался сразу за окнами, отчего дом казался ещё более романтичным. В один из дней Виктория и Елизавета, поддавшись такому настроению, написали свои имена алмазным перстнем на оконном стекле.
Две старшие дочери Алисы очень сдружились. И это было особенно странным, учитывая заметную разницу их характеров. Викторию всегда отличали практичность, железная воля, организаторские способности и тяга к точным наукам. Более мягкая и впечатлительная Элла со своим особым видением мира на первый взгляд была ей полной противоположностью, но они, как это порой бывает, дополняли друг друга, создавая прочный союз. Постепенно к нему присоединились младшие — добрая, покладистая Ирена и с ранних лет серьёзная Алики. С братьями, пожалуй, лучше всех находила общий язык Елизавета. «Из всех сестёр, — вспоминал Эрнст Людвиг, — Элла была мне всех ближе. Мы почти всегда во всём понимали друг друга, она настолько тонко чувствовала меня, как это редко бывает с сёстрами».
Из Кранихштайна семья возвращалась в Новый дворец (официально он так и назывался — Нойес пале). Полностью созвучный вкусам герцогини, этот дом отличался неброской, но уютной красотой. Его гостиные, украшенные произведениями английского искусства, нередко и с удовольствием посещались представителями культуры — богословами, писателями, философами. Здесь побывал Рихард Вагнер, а другой выдающийся композитор, Иоганн Брамс, удостаивал хозяйку совместной игрой на фортепьяно. Эрнст Людвиг потом с гордостью рассказывал, что стал первым слушателем знаменитых Венгерских танцев. Гордились мамой и остальные дети, счастливые в столь незабываемые моменты.
И, конечно, особую гордость всегда вызывал отец — большой, сильный и такой добрый. Он был героем войны с «противными пруссаками»! Он спас утопающего во время морской бури, когда другие отчаялись что-либо сделать! А как легко и весело он мог включиться в детскую игру, разрешая возиться даже у себя в кабинете! К сожалению, многочисленные военные, а затем и административные обязанности не позволяли ему уделять семье больше времени, но тем желаннее было детям поскорее вновь увидеть его крупную фигуру и улыбчивое лицо.
Когда в 1870 году Людвиг отправился на войну с французами, шестилетняя Элла писала ему первые в своей жизни письма: «Папа, поздравляю тебя с днём рождения и с тем, что ты получил Железный Крест. Если я сегодня буду хорошо себя вести, фройляйн фон Э. пообещала мне такой же», «Дорогой папа, ты выздоровел? Все наши куклы здоровы. У куклы Виктории — день рождения, она получает подарки. Вчера в первый раз выезжали с мамой на прогулку. Шёл очень сильный дождь...», «Мой дорогой папа, желаю тебе счастливого Нового года. Мама поставила в нашей школьной комнате твой портрет. Мы были в Ратуше, где устроили Рождество для бедных детей. Их папы на войне».
В Дармштадте Людвиг пользовался большой популярностью. Местные жители отмечали его доброту, отзывчивость, внимание к чужим нуждам. Из уст в уста передавались рассказы о том, как герцог помог кому-то из горожан или подвёз до дома деревенскую старушку с тяжёлой поклажей. Для солдат он являлся кумиром — делил с ними тяготы похода, а в бою не прятался за их спины. И только для жены Людвиг оставался малопонятным, иногда совсем чужим человеком. Их личные отношения складывались непросто, осложняясь периодически размолвками, после которых в семье, как правило, воцарялся более прочный мир.
Причины всех недоразумений крылись в слишком большой разнице характеров, обнаружившейся уже после свадьбы. Герцог был старше супруги на шесть лет. Его отличали простота, открытость, немецкая прямолинейность и тяга к привычным с детства вещам. Более утончённая и эмоциональная Алиса долго не могла найти с ним общих интересов в духовной сфере. Наталкиваясь на непонимание, обижалась, виня в происходящем только себя. Иногда разногласия дополнялись противоположным отношением к Дармштадту — герцогине никак не удавалось понять и принять этот город, что периодически вызывало у неё раздражение. Людвиг же вставал на защиту своей малой родины, удивляясь нежеланию супруги уступить в столь очевидном деле. Однажды трения привели к долгому отъезду Алисы в Англию, где уже вскоре она поняла, как не хватает ей рядом «дорогого Луи» с его добротой и заботливостью. Временная разлука с мужем вновь поспособствовала сближению.
Алиса, конечно, любила его. Когда Людвиг серьёзно заболел, уделяла ему всё время — читала вслух, музицировала, стараясь поднять настроение, спала на софе у подножия его постели, и пока не появились первые признаки улучшения, не отходила от мужа ни на шаг. Когда он отправлялся на войну, ежедневно волновалась и переживала. Мелкие домашние проблемы теряли всякое значение, если речь шла о чём-то действительно серьёзном. И понятно, что они никогда не затрагивали детей. Все перипетии родительских отношений оставались надёжно сокрытыми.
Что же касается подданных, то даже самые придирчивые взгляды не могли заметить ничего предосудительного или просто неправильного в семействе герцога Людвига. В нём соблюдались основополагающие нормы, в нём проявлялись традиционные добродетели, в нём подрастали учтивые дети. В итоге всё местное население признало его образцовым.
Франко-прусская война 1870—1871 годов, заставившая гессенцев выступить на стороне своих недавних обидчиков, навсегда лишила герцогство политического суверенитета. Победившая Пруссия добилась своей главной цели — «железный канцлер» Отто фон Бисмарк создал из немецких земель единую Германскую империю со столицей в Берлине. Прусский король сделался кайзером, и никаких других монархов в его державе отныне быть не могло.
Ещё по итогам предыдущей войны Гессен-Дармштадтское герцогство потеряло вместе с частью территорий значительную долю самостоятельности. Тогда только дипломатическое вмешательство российского императора позволило несчастному правителю сохранить само существование престола вместе с титулом, пусть и поменявшимся на «Гессенский и Прирейнский». Теперь даже это стало фикцией, громкими словами при пустом содержании. Вернувшийся с фронта Людвиг тяжело переживал унижение родной страны и ущемление своих фамильных прав. Алиса сочувствовала ему, хотя в глубине души понимала неизбежность и целесообразность объединения германских земель.