Страница 9 из 11
Ты скажи, что можешь меня выгнать вон, и приди туда, то я в ту же ночь оставлю тот дом, а ты бери за это сколько можно более, вот тебе и плата за мою выручку.
– Ладно, да не солжешь ли, лукавый бес?
– Не бойся, добрый человек, мы не то что люди, редко слово даем, зато его крепко держимся.
– Хорошо, коли так. Вылезай же, делать нечего, – и вытащил Ягуп с чертенком бадью, тот от радости так и юлит хвостом.
Отблагодарил чертенок Ягупа словами ласковыми и говорит ему: «Смотри же, добрый человек, дал я тебе обещание и сдержу его. Только и ты моих слов не забудь: из трех домов ты меня выживешь, а уж из четвертого, прошу не обижаться, если я поселюсь, то не трогай, не то и тебе спуску не дам!» Сказавши это, чертенка и след простыл.
«Да дуй тебя горой, – думает Ягуп, – что мне за дело часто возиться с тобой; если из трех домов, как ты говоришь, выживу, то и этого достаточно».
Взял Ягуп веревку, взял и бадью, только не взял обратно жену свою.
Вот пошел слух по деревне, что у старосты Вавилы все в доме тихо было, а вдруг завелась такая чертовщина, что и сказать нельзя. Ночью, как только свечи потушат, успокоятся… то и поднимутся шум, гам, и стук, и визг, и трескотня; просто никому в доме житья нет, хоть вон беги.
Кинулся староста Вавила и к знахарям, и к знахаркам, привозил их в дом и поодиночке, и по двое; ворожили знахари, заговаривали – нет, ничто не берет, никак с нечистой силой не управятся.
Крестьянин Ягуп в праздник раз и похваляется между мирянами православными: «Эх, – говорит, – кабы староста-то ко мне пришел, кабы меня попросил, я бы сделал дело и не взял бы дорого; я отвадил, отучил бы от его дому силу нечистую!» Дошли эти речи до старосты; глядь, и явился он к Ягупу.
– Правда ли, – говорит Ягупу староста, – правда ли, Ягуп Сидорыч (в ком нам нужда, проведаем того и имя, и отчество), правда ли, что ты горазд совладать с силой нечистою, выгнать из дому, если она где появится?
– Досконально не хочу заверять, а ведаю, что сделать непременно смогу.
– Сделай милость, кормилец, помоги! У меня завелось такое недоброе!..
– Изволь-изволь, от души рад и готов… Да только дело-то это такое… обойдется недешево; может, тебе это нелюбо.
– Что за беда, в деньгах не постоим, лишь бы толк был; изволь сказать, что тут требуется?
– Да вот видишь, надо, во-первых, телку молодую яловую, ну еще овса куль понадобится: я этот овес должен рассыпать дома по полу и ворожить на нем, а телку над ним поставлю, пускай всю ночь у меня простоит… За труды же мне алтын десяток дашь, так и будет с меня. Только телку домой ты тож не бери, а не то опять нечистая сила воротится.
Почесал староста затылок, подумал.
– Ну, – говорит, – делать нечего, изволь, припасу, добуду. Когда ж велишь?
– Да накануне той ночи, в которую я к тебе нечисть выгонять приду.
– Так, пожалуй, я всего теперь и пришлю.
– Если так, то сегодня ж и выгоню.
Прислал староста Ягупу и телку, и куль овса. Ягуп ночевал у него, и по договору черта как не бывало. Староста от радости не знал, что и делать, и денег дал Ягупу, и угостил его, употчевал как дорогого гостя любимого.
Там через несколько времени у одного богатого мужика, послышут, опять завозился бес, за Ягупом шлют, а Ягуп не был глуп; коли уже от старосты поживился лакомо, то тут-таки позахватил себе и денег, и скотинки, и прочего снадобья, и опять вывел силу нечистую. Таким же манером и в третьем дому, да чуть ли еще не у дворецкого выгнал беса лукавого. И вошел Ягуп в такую славу, и разжился как ему хотелось.
Только не прошло полугода, как наш Ягуп себе покойно жил, вдруг стали поговаривать, прежде шепотом, а потом и вслух, что у самого ихнего боярина творится по ночам что-то недоброе: то в конюшне видят кони позамучены, хоть никто и не ездит на них, то съестных припасов вполовину нет, то вино невесть куда повытекло!.. А в самом тереме, где жила девица, дочь боярина, по ночам кто-то похаживает, пугает красавицу и разгоняет там и служанок, и слуг!.. Кому же все это творить, как не бесу лукавому?..
Боярин туда-сюда кинулся, проведал про Ягупа, шлет за ним: «Выведи-де силу нечистую, вот тебе награда, и почтенье, и угощенье, и хорошая плата, и почет от боярина».
Ягуп помнит уговор, с чертенком сделанный, отнекивается…
«Не могу-де, все позабыл, запамятовал, потерял книгу волшебную, которою чертей выводил!» Боярин прежде лаской да уговаривая, а после, разобидевшись, разбесившись, и вымолвил: «Смотри, знахарь-ворожея! Будешь еще упрямиться, так извини, брат, я сам у тебя на спине так поворожу, что и бесу будет в диковинку!» Что будешь делать? Сила и солому ломит, идет пословица!.. Думал-думал Ягуп, поднялся на хитрость, пустился напропалую, ведь одно из двух, да и то и другое неладное: надо либо бесу поддаться, либо у боярина в руках побывать! Обещается прийти в следующую ночь; там его и ждут, все приготовились диво смотреть, как будет мужичок беса вон выгонять.
Приходит Ягуп, дрожит на нем тулуп, страх его берет, опаска немалая, а люди глядя думают, что он это на нечистую силу так разгневался, что даже трясется весь.
Засел на ночь Ягуп в доме боярина, засел, поджидает чертенка лукавого. Бьет двенадцать часов… Лезет чертенок по стене, карабкается в окно… влез в горницу: глядь, Ягуп тут стоит…
– Ты зачем, любезный? – чертенок спрашивает. – Ведь уговор был только о трех домах?
– Да что делать, – отвечает Ягуп, трясучись, – что делать, милостивец?.. Рад бы тебя не тревожить, да жена прогнала, что у вас тогда в колодце была, ведь сама сюда обещала прийти. Я думал, не ты это лезешь, а она подкрадывается проведать, точно ль я тут!.. Уж окажи еще милость: если она сюда явится, заступись за меня… ооох!.. так дрожь и пронимает… боюсь жены!.. Ай, да вон, никак, и она идет!
Как взвизгнет черт, да бултых в окно, да вскочивши на ноги как пустится! Только его с тех пор в той стране и видели – ни слуху, ни духу.
А Ягуп, избавив от нечистой силы дом боярина, стал в таком почете, так его любить и уважать начали, что чуть не носили на руках; а иные злые, сердитые еще боялись его – посмей-де ему человек перечить, когда и черт нипочем! И бывало на сходке мирской, что Ягуп ни скажи, так тому и быть, ни слова никто против!
– Так я к тому-то слово и молвила, – прибавила лягушка, – что вот, мол, и злая жена, а какую пользу мужу сделала!
– Ну, – сказал царевич, выслушавши, – это дело и похоже на правду, а мудрено сотворено, что-то не очень верится!
Сказку лягушка покончила, а царевич Иван тем часом корзинку сплел. Ну, делать нечего, царевич наш был парень правдивый – что обещает, то уж и сделает. Как лягушка ему стрелу отдала, то он взял ее, лягушку – невесту свою, положил в корзинку, повесил за плечи и отправился путем, о своем горе размышляя, на свою судьбу пеняя и своему бессчастью дивясь!
Пришел он в город – уж темно на дворе. Он, признаться, и рад тому: втащил в свой покой свою невесту болотную, поставил с нею корзинку под кровать и завалился спать от устали.
Показалась на небе заря-заряница, красная девица, запели вещуны-петушки, красные гребешки, а там не больно долго ждать – стало показываться и красное солнышко.
Встал царь Тафута, спрашивает:
– Что дети, тута?.. Все ли пришли?
– Все, батюшка царь.
– Позвать их ко мне.
Пришли царевич Мирон и царевич Мартын, не идет царевич Иван один; а уж за ним два раза бегали. Он и давно проснулся, а сам все лежит да думает, как царю донести, как отцу-родителю про лягушку сказать и как ее невестой назвать? Однако, видно, сорочи не сорочи, а давай что в печи, от такой напасти за угол не спрячешься…
Пошел и царевич Иван к Тафуте-царю.
– Ну, дети мои милые, нашли ль вы жен себе?
– Нашли, батюшка, и так, как нам стрелами показано; мы не сделали обмана перед тобой, а где стрелы упали, там мы и жен себе взяли.