Страница 4 из 12
Если ко мне приходят гости, они знают, что максимум в 11 вечера нужно уходить, потому что у меня режим, и мне нужно совершить определенное количество действий, чтобы хорошо выспаться. Сначала все удивлялись, но постепенно привыкли и теперь посмеиваются над новыми знакомыми, которых обескураживает мой четкий тайминг. Интересующимся я объясняю, что хорошо высыпаться – это моя базовая потребность, от которой я редко отказываюсь, а если случается выйти из режима, я всегда закладываю время, чтобы восполнить недостаток отдыха. Так я забочусь о себе, берегу свой мозг, потому что знаю – это я буду спать, а он будет продолжать работать всю ночь, переваривая полученный опыт, выстраивая новые синопсисы и нейронные связи, поддерживая основные функции организма: дыхание, теплообмен, работу остальных внутренних органов. Такой режим – проявление уважения к своему телу. Я воспитала в себе эту мысль и культивирую ее на протяжении почти двух лет.
Но так, конечно, было не всегда. Больше 30 лет я вела самый разный образ жизни: от упертого ЗОЖа до абсолютного беспредела на максималках. Я сидела на всех видах диет, которые только бывают, и ела все без разбора, компульсивно набивая себя сахаром и жиром. Бегала полумарафоны и танцевала до утра, сбившись со счета в шотах и коктейлях. Спала до обеда и работала на нескольких работах сразу без выходных. Оглядываясь назад, я понимаю, что чувствовала себя в тот момент бессмертной, не задумываясь о том, что телу нести меня по жизни еще очень долго и стоит позаботиться о его сохранности и благополучии.
Мы смеемся с друзьями над шуткой, что после 30-ти счастье, если проснулся и ничего не болит или не хочешь сразу умереть. Сначала мы живем на износ, а потом остаток жизни пожинаем плоды такого нашего выбора. Потому что с возрастом все становится сложнее: метаболизм замедляется, клетки не восстанавливаются, мозгу нужно больше отдыха. Я ощутила это в полной мере, когда начала заниматься современными танцами. В группах девочек, которые на 5-10 лет младше меня, мне все дается сложнее, а чего-то я уже совсем не могу, потому что дают о себе знать травмы, полученные много лет назад во время слишком тяжелых тренировок по кроссфиту и бега на длинные дистанции в неправильной обуви. Тогда я не думала о том, что к себе нужно относиться нежно и бережно, поэтому учусь этому теперь каждый день, выбирая то, что мне по силам.
Если бы я могла вернуться назад, в свои 20+, первое, что я сделала бы – дала бы себе мощный подзатыльник, чтобы из рук выпали сигарета, пакет с пачкой пельменей и парой бутылок пива, которые я тащила в свою комнату в общаге на улице Космонавтов. Потом обняла бы, успокоила и сказала: «Детка, забудь все, что было раньше. Сейчас ты в точке ноль, с которой начнется твоя новая жизнь, и спустя 10 лет ты будешь благодарна этой версии себя, которая сделала лучший выбор».
Путешествия во времени еще не изобрели, поэтому моя точка ноль настигла меня сама в 2020-м году. В середине марта мои дни проходили совершенно иначе, чем пару лет спустя. Я просыпалась ближе к обеду на чердаке в доме у родителей, спускалась вниз и ела все, до чего могла дотянуться. Что хотелось, но уже не влезало, брала с собой наверх вместе огромной чашкой кофе с жирными сливками – третьей по счету. Потом я плакала. После – придирчиво рассматривала в зеркало одутловатое лицо, выходила на балкон и задумчиво жевала остатки еды. Потом закуривала и снова плакала. Шла в кровать и ложилась спать. Проснувшись, я плакала, после чего спускалась вниз за новой порцией еды. Цикл повторялся. Проснувшись ближе к вечеру, я кое-как приводила себя в порядок и спускалась на ужин с родителями. Ела, сгребала в охапку весь найденный шоколад, поднималась к себе, плакала, ела и снова засыпала, надеясь не проснуться. Но следующий день всегда наступал, и все повторялось заново.
Я была в тяжелейшем депрессивном эпизоде после возвращения в Россию из Израиля. Даже если не брать в расчет все, что выпало мне за предыдущие несколько лет, я находилась в точке максимальной неопределенности, в которой даже здоровым и сильным людям было бы несладко, что уж говорить обо мне. Первая волна ковида, никто толком не понимает, насколько это серьезно и как долго это продлится, изоляция, локдаун, тревожные сообщения в СМИ, болезни и смерти – это если в общем. В частности – мое жалкое положение в этом хаосе: я потеряла семью, собаку, почти все социальные связи и навыки, у меня не было работы или какого-либо иного занятия. Весь предыдущий год я провела в режиме выживания в чужой стране, где иногда дела шли так плохо, что мне было нечего есть и негде спать. Поэтому теперь, когда я оказалась в относительно спокойной обстановке, где меня приняли родители, у меня была крыша над головой и полный холодильник еды, мой организм просто врубил safe mode, а мозг начал процесс осознавания всего произошедшего. Я могла только спать, есть и плакать, потому что не понимала, как жить дальше, а главное – зачем.
Хорошая новость на случай, если все пошло не так – иногда достаточно найти спокойное место, где ты можешь закрыть свои базовые потребности. Выспаться – столько, сколько нужно, даже если спишь по 14-15 часов в сутки. Поесть горячей еды. Помыться. Таким образом ты дашь своему мозгу сигнал о том, что ты в безопасности и можно перестать тратить всю энергию на выживание и преодоление безысходности, начать осознавать свое положение и отрефлексировать его. Уже после этих упражнений – из состояния покоя – можно начать принимать свои первые правильные решения.
В таком режиме я провела около пары недель. Чтобы не было так мучительно стыдно перед родителями за свое состояние, я начала делать то, что всегда выручало меня в подростковом возрасте – читать книжки. Мозг на первых парах отказывался воспринимать информацию, поэтому понимала я около 10-20 % прочитанного, остальное время просто попадалась на глаза родителям с книжкой в руках, чтобы создать у них иллюзию, что со мной не все потеряно. Вместе с этим я начала выходить из дома.
Наш черный сторожевой пес был до безумия похож на собаку, разлука с которой заставляла мое сердце кровоточить. Я вырастила ее из щенка, а в моменты полного одиночества и отчаяния в Израиле она была единственным живым существом, которое было рядом и поддерживало своей безусловной любовью. Каким-то образом мне удалось спроецировать свою любовь на домашнего Черныша, и у парня началась совершенно новая жизнь. До этого он почти все время проводил на цепи: дедушка, который брал его на рыбалку и по другим своим делам, ушел от нас, а у папы хватало времени только на короткую вечернюю прогулку до речки. Сначала я взяла эту обязанность на себя, а после это как-то плавно переросло в ту невероятную дружбу, которая возможна только между человеком и собакой.
Он обалдел, когда я впервые вычесала его, потому что такого с ним никто никогда не делал. Помимо вечернего променада, я начала вставать раньше, чтобы взять его на прогулку – сначала короткую, до речки, а потом мы стали уходить далеко в поля, где бродили пару часов почти каждый день. У пса было искривление позвоночника из-за сидения на цепи, но спустя уже пару недель долгих прогулок, погонь за цаплями и оленями, бега от меня, пытающейся взять его на поводок, он как будто бы выпрямился и стал больше. От регулярного вычесывания шерсть его стала мягкой и блестящей, и он стал еще больше похож на ту, чьим именем я его иногда по привычке называла.
Теплая привязанность человека к животному делает питомца полноценным членом семьи, позволяет делить с ним печали и радости, компенсирует дефицит общения, помогает почувствовать преданность и признательность живого существа.[7]
7
Врач-психиатр, психотерапевт, руководитель центра ментального здоровья «Эмпатия» в Реутове Надежда Панова.