Страница 11 из 77
Мало помалу я успокоил императорскую чету и даже забрал Алексея себе на руки.
— А я в чижика играть умею! — похвастался ребенок.
Вот же пластичная психика у ребенка. Через годик и забудет обо всем - даже удивляться будет, если напомнят. Да не было такого…
— Ай, молодец! Вот лето придет, мы с тобой в чижика наиграемся! И в пристенок, и в бабки и в городки с бирюльками!
Няньки цесаревича, стоявшие по стенке, изобразили неприятие этой идеи, вытянув лица сверх всякой возможности.
— Что кривитесь? Нужные игры, руку и глазомер развивают. Государ Александр III, небось, не брезговал в городки играть!
Крыть было нечем. По мановению царя я передал наследника двум боннам с охранником и вышел вслед за императором в кабинет.
Николай осунулся, под глазами стали заметны мешки, в бороде заблестела седина. Нда. сорока лет еще нет мужику…
— Ну что, рад? Этого хотел? Умаления самодержавия, коим Россия держалась? — наехало на меня его величество.
Я только вздохнул. Ладно, попробуем иначе.
— Ты, государь, сейчас убиваешься, как купец, деньги вложивший в фабрику.
— Что за чушь?
— Ну как же. Вот был, скажем, миллионщик, решил он новую фабрику построить, вложил полмиллиона и сидит, плачет — ай-ай-ай, капитал умалился, был миллион, осталась половина! — я изобразил плаксивого купца, отчего царь хоть и криво, но усмехнулся.
— Ну так у него фабрика будет, зря плачет!
— Вот именно, государь. И твое “умаление” — это такое же вложение в Россию, как и купеческие полмиллиона в фабрику.
— Не знаю, — Николай достал портсигар, вынул из него папиросу, обмял, но продолжал держать в руке. — На меня родственники и Синод давят, требуют отменить конституцию.
— Даденое назад забрать? Боюсь, лишь большой кровью получится, мало нам горя было. Нельзя так с людьми…Вона скока их на площадях стоит нынче.
Это подействовало. Николай покивал как-будто соглашаясь. Поди уже доложили про Дворцовую площадь. Только я успел порадоваться, как Николай продолжил в ту же дуду:
— А вымогать конституцию можно было? Тебе-то что, вон, в Думе на первых местах засел, с конституцией только сильнее будешь!
— Так и ты, государь, сильнее будешь, если того пожелаешь!
Николай недоуменно уставился на меня, так и забыв прикурить. Пришлось объяснять.
Конституция, в первую очередь, это разделение ответственности. Царь отвечает за все победы, а Дума и выборное правительство — за все поражения. Никто не посмеет тыкать пальцем в царя, как это было после Цусимы и Кровавого воскресенья. Царь — верховный арбитр.
А что “народ у нас не дорос”, так то и хорошо, Дума оттого у нас слабенькая, без традиций, крутить-вертеть такой особых умений не надо.
И взять те же Европы, брата Георга и брата Вильгельма — куда как много власти имеют, и это при конституциях, парламентах-рейхстагах, свободной прессе и так далее! А народ русский, чай, не глупей немцев. И родственники сообразят, что в новых условиях им куда лучше, и церковники, что добиться Патриарха теперь можно проще простого — внести законопроект в Думу и все. И что я считаю необходимым увеличить цивильный лист до пятидесяти миллионов.
Вот-вот. Не грабить царя надо, а добавить ему денег. Кнут и пряник.
Цифра впечатление произвела. А я дополнил, что если раньше в год строили, скажем, тысячу школ, то “прогрессивная общественность” все равно шельмовала царя — а почему не две тысячи? А теперь, когда Николай отойдет немножко в сторону, каждая построенная им школа или больница будет только в плюс, а за нехватку ругать будут Думу.
— И много ли мне школ строить надо? — ернически спросил император, наконец-то зажегший спичку и затянувшийся табачным дымом.
— Не знаю, государь. Да и не в школах лишь дело. Вот, к примеру, авиация…
— Знаю, знаю, — замахал он рукой с зажатой папиросой, — все твои мечтания!
— То не мечтания, — строго ответил я, — ведомо мне, что из сего баловства важнейшая ветвь вырастет, воздушный военный флот! И что России таковым обладать необходимо!
Он только ладонью махнул.
— Мало ли у нас дел, на которые вечно денег не хватает? Вот, положим, те же школы. Можно ведь не их строить, а учительские семинарии. Ты одну семинарию построишь, а Дума, чтобы учителей пристроить, будет вынуждена создать десяток-другой школ…
— Скажи, Григорий, а тебе лично что в этом нужно? — царь строго посмотрел на меня.
Ну, гражданин Распутин, держись! Я снял очки и ответил прямым взглядом:
— Ну полно, полно, не обижайся. Я думаю, в честь избавления Алексея надо нам на богомолье съездить. Ты тоже давай с нами.
Я поклонился. Кажется, момент истины позади.
— Обязательно, государь! А насчет конституции — пусть пока поиграются. Еесли уж сильно в лужу сядут, тогда и отменить можно будет…
Царь пристально посмотрел на меня, но промолчал.
*****
До Юсуповского дворца добрался в разобранном состоянии, сильно сказалось напряжение от разговора и последовавшей трехчасовой молитвы с царским семейством.
Позвонил Перцову, дал указание малость сменить тон в нашей рекламной кампании, упирать на то, что конституцию мог даровать только такой сильный и справедливый государь, как Николай.
Анечка оставила подборку газет — все российские, за исключением совсем уж черносотенных, ликуют, да и монархисты не то, чтобы резко против. Хотя положение у них идиотское: они же за самодержавие? Ну так самодержавный царь самодержавно от оного отказался. Вы против? То есть, вы против самодержавия? Бу-га-га-га!
“Цивилизованные страны” всячески приветствовали. Выше всех в воздух чепчики бросали французы, англичане и немцы реагировали посдержанней. Австрияки, падлы, хоть и поздравили, но сквозь зубы. Дескать, посмотрим, как русские варвары приживутся в семье конституционных монархий. Но приветственные телеграммы все братья по классу прислали — Вильгельм, Георг, Франц-Иосиф, Виктор-Эммануил и всякие прочие шведы, голландцы и португальцы с испанцами.
Разогнал соратников — Лена, как ни ворчала, отправилась обратно в Сызрань. Убедить смог только тем, что там нужны заботливые руки и хозяйский женский глаз. Дрюню загнал в Финляндию отлеживаться, боевиков услал в Покровское семьи повидать. И почувствовал себя как голым. Кто у меня остался? Стольников да Мефодий. Но зато конституция! Какой козырь у левых выбил, а? Стребовал себе мадеры да и напился на радостях. Хрен с тем, что завтра весь город судачить будет, должны же быть у старца недостатки?